Алексей Калугин - Мир, в котором тебя нет
Для своих бесед Граис и Грудвар выбрали около горной речки небольшую, поросшую травой площадку, на которой лежало три плоских валуна. Граис обычно садился на тот, что был ближе к реке, и, глядя на переливающиеся радужными всполохами струи прозрачной воды, начинал излагать Грудвару суть учения о великом Пути к Поднебесному. Задачу его в значительной степени облегчало то, что Грудвар, как и все йериты, был знаком с основными догмами учения. Однако, когда дело доходило до отдельных положений, служащих логическими обоснованиями главных постулатов учения, Грудвар начинал задавать такие въедливые вопросы, каких в свое время ксеносу не приходилось слышать даже от своих самых способных учеников. Ни одно понятие Грудвар не желал принимать просто на веру. Каждое слово, по его мнению, должно стоять точно на своем месте и четко определять вкладываемый в него смысл.
Беседуя с Грудваром, Граис размышлял о странностях и перипетиях жизни. Пятнадцать лет назад Месс-ди-Месс и Граис были довольны, наблюдая результаты своей работы. Воздвигнуть мощную буферную зону на пути следования разрушительной событийной волны, используя для этого всего лишь словесные формулы,— такого в практике Центра прежде не бывало. Поздравляя ксеноса и его руководителя, кое-кто в шутку даже говорил, что все, произошедшее на Тессе-3, сильно смахивает на магию...
И вот, спустя пятнадцать лет, то, что когда-то казалось несомненной удачей, обернулось серьезной проблемой. Учение о великом Пути к Поднебесному, объединившее в свое время жителей Йера и даровавшее им возможность пусть нескорого, но тем не менее бескровного выхода из противостояния с Кахимской империей, теперь стало источником конфликта, грозящего перерасти в кровавую бойню в самом Йере. Возможность многогранного толкования постулатов учения привело к тому, что каждый видел в них именно то, что ему хотелось. Сирх во время своих проповедей произносил те же самые слова, что и отступники на своих тайных собраниях. И тем не менее в первом случае они призывали к преклонению перед властью империи, а во втором — к бунту.
Возможно, надо было тогда в беседах с учениками конкретно и четко расставлять акценты при объяснении постулатов учения, чтобы избежать двойного толкования основополагающих мыслей. Тогда бы и не понадобилось вновь в Йере создавать буферную зону.
— Я бы на твоем месте был более осмотрительным,— заметил Грудвар.— Если хозяева просят гостя присесть с ними за стол, то отказывать по меньшей мере невежливо.
— У меня нет иного хозяина, кроме Поднебесного, — ответил Граис.— И только он может указывать мне, что я должен делать.
— Ну, ты мог бы поприсутствовать на встрече хотя бы из чистого любопытства,— почесав бороду, сказал Грудвар.— Неужели тебе не интересно, о чем станут говорить между собой вожди?
— Ты же сумеешь завтра разузнать это для меня,— улыбнулся Граис.
Грудвар в ответ тоже хмыкнул.
— Ладно. Пойду узнаю, какие там дела.
Бородач встал и направился в сторону лагеря.
Проводив его взглядом, Граис зашагал к своему временному жилищу.
Багровое солнце, похожее на огромный переспелый кур-мат, насаженный на острые пики горного хребта, было великолепно — Граис даже остановился, любуясь этой красотой. Что нравилось Граису здесь, так это закаты. Он наблюдал уже четвертый, и ни один из них не был похож на предыдущий. Всякий раз цветовой оттенок предзакатного солнца был несколько иной. Должно быть, причиной этого явления были потоки теплого воздуха, поднимающиеся к вечеру из долины...
— Граис!
Он обернулся — Мида стояла рядом с его домиком, прячась в тени.
— Я еды тебе принесла.— Она смотрела на него с какой-то печалью.— И второе одеяло: сегодня будет холодная ночь — ты замерзнешь.
— Спасибо.— Граис подошел к Миде.— Но я уже ел.
— Где?— встрепенулась вдруг Мида.— У Касата?
— У Касата я никогда не ем,— заметил Граис.
— Но сегодня к нему прибыли вожди других отрядов — будет застолье.
Последние слова она произнесла сухо и неприязненно.
— Ты знаешь, Мида,— Граис внимательно посмотрел ей в глаза,— я еще в тот раз заметил, что ты не очень-то жалуешь Касата, да и других вольных. Я тебя правильно понял?
— Зайдем в дом,— Мида отворила дверь и прошла в домик.
Граис вошел вслед за ней и прикрыл дверь.
— Я ведь уйду отсюда, Мида,— произнес Граис,— и хочу, чтобы ты знала об этом.
— Я понимаю.— Она наклонила голову.— Я слышала твои слова.— Девушка вдруг вскинула голову.— Эти вожди — они, они... каждый борется за свое место под солнцем, каждый хочет власть на себя перетянуть...— Мида замолчала и отвернулась к стене.
— Я представлял себе это,— тихо сказал Граис.
— Но ведь вольные... они ведь за народ, за свободу. Ты ведь видел, как мы с Фироном живем...
Она даже всхлипнула, и тут же лицо ее стало замкнутым и неприступным — как тогда, в Халлате.
— Тебе Касат сможет дать хорошую жизнь?— спросил Граис— Ты веришь в это?..
— Но ведь Фирон... он так много страдал, он искренне верит в вольных, да и я... Нет, я не знаю, Граис, что мне делать.
Граис развязал узелок, который принесла Мида, вытащил лепешку и кусок вяленого мяса и подал девушке.
— Поешь,— сказал он,— ты устала сегодня.
— Нет-нет,— отшатнулась она от еды.— Я не хочу.
— Тебе надо уходить отсюда,— твердо произнес Граис.
— Уходить...— обреченно проговорила Мида,— а как же Фирон?
— Фирон?— переспросил Граис.
— Это его последняя надежда.
— Надежда на что?
— Ну как? Он ведь хочет стать...— Она замялась.
— Мида,— Граис сделал шаг к ней,— ты должна вернуться в Халлат.
Девушка подняла голову — какое-то отчаяние блеснуло в ее глазах. Ни слова не говоря, она бросилась из домика, хлопнув дверью.
Граис, чуть помедлив, тоже покинул свое жилище. Миды уже не было видно. Постояв, он двинулся туда, где сегодня сидел с Грудваром и рассуждал о тонкостях учения.
Ему неожиданно пришла в голову мысль, поразившая его: все те события, которые в конечном итоге привели его в лагерь вольных, не могли являться результатами естественного стечения обстоятельств.
Ксенос, обладающий меньшим, нежели Граис, опытом работы, анализируя ход операции, несомненно, пришел бы к заключению, что причинами его неудач были случайности, которые невозможно ни предугадать, ни предотвратить. Граису же его опыт подсказывал, что если случайностей слишком много, то в проявлениях их следует искать некую общую закономерность. В данной ситуации все события, произошедшие с ним, имели общую направленность,— как можно дальше отвести ксеноса в сторону от выполнения его непосредственного задания. Из этого сам собой напрашивался вывод, что все «случайности» были искусно спланированы и имели единый источник.
Каждый шаг неизвестного противника был выверен настолько тщательно, что даже сейчас, уже практически не сомневаясь в том, что кто-то, стоящий у него за спиной, управляет его действиями, Граис не мог с уверенностью определить те временные и пространственные точки, в которых на него было оказано воздействие. Любое из событий, произошедшее с ним в Йере, можно было отнести к разряду случайностей, однако суммирование их привело к тому, что ксенос так и не встретился с наместником, а оказался вместо этого в лагере вольных, в полной изоляции.
Впрочем, он мог оказаться среди вольных и на несколько дней раньше, если бы после побега из тюрьмы поддался уговорам Грудвара. Первая попытка провалилась, но вторая оказалась удачной — ксеноса привезли лагерь вольных в железной клетке. Выходит, что этого и добивался неизвестный противник Граиса? Но какова в таком случае была его конечная цель?.. И кто же он, в конце концов?..
Предводитель вольных Касат, который, несомненно, собирался извлечь собственную выгоду из того, что Граис находился в его отряде и не имел возможности покинуть его, вряд ли стал бы проделывать для этого столь сложные манипуляции. Скорее он попытался бы просто похитить нужного ему человека. Да и не знал Касат о возвращении Граиса в Йер до тех пор, пока в его отряде не появился сбежавший из халлатской тюрьмы Грудвар...
Кстати, оба раза в побегах Граиса самое активное участие принимал Грудвар. Но если он и был как-то связан с неизвестным противником ксеноса, то являлся всего лишь марионеткой в его руках. Слишком уж бесхитростен и прямолинеен был бородач... Или же очень хорошо играл отведенную ему роль?..
Наиболее странным казалось Граису поведение Миноса. Сначала он сдал его шалеям, а затем прискакал к Фирону, чтобы через него предупредить вольных, которые имели желание и возможность освободить пленника. Поверить в то, что Минос действовал по собственной инициативе, Граис не мог,— слишком труслив был для этого его бывший Ученик. А приказать Миносу мог лишь один человек — Сирх...
