Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ
— Для растений нет солнца, — сказал Ньют, — и никаких поставок через треклятый Ящик... Да, я тоже скажу, что мы грёбнулись. Точняк.
Алби сложил руки на груди, не отрывая взгляда от Ящика, словно пытался открыть двери усилием воли. Томасу оставалось только надеяться, что лидер не пустится рассказывать о том, что видел во время Превращения. Да и вообще о чём-нибудь, касающемся Томаса, если уж на то пошло. Момент явно неподходящий.
— Ладно, по-любому, — продолжал Минхо, — мы сегодня наткнулись кое на что необычное.
Томас ждал, надеясь, что начальство проявит хоть какой-то энтузиазм по поводу принесённой ими важной новости. Может даже, у них есть какая-то информация, способная пролить немного света на загадку?
Ньют выгнул брови:
— Что?
Минхо уложился в три минуты, начиная с гривера, за которым они пришли к Обрыву, и заканчивая результатами их настильного обстрела пространства за Обрывом.
— Оно должно вести туда... ну, вы понимаете, где у гриверов комната отдыха, — молвил он напоследок.
— Нора гриверов, — добавил Томас. Все трое недовольно воззрились на него, словно говоря: а тебе слова не давали, Чайник. Но на сей раз, впервые за всё время, его не особенно задело, что с ним обращаются как с новичком.
— Чёрт, надо бы самому на это взглянуть, — сказал Ньют и проворчал: — Что-то верится с трудом.
Томас был совершенно согласен.
— Не знаю, что нам с этим делать, — произнёс Минхо. — Разве что как-то забаррикадировать тот коридор...
— Чушь, — отрезал Ньют. — Долбаные твари умеют ползать по стенам, забыл, что ли? Чего бы мы там ни навалили, нам их не задержать.
Но тут их внимание отвлек непонятный шум у Берлоги. Несколько приютелей стояли перед дверью строения и орали, пытаясь перекричать друг друга.
В числе орущих был и Чак; завидев Томаса и начальство, он с раскрасневшимся от возбуждения лицом припустил к ним. «Ну что ещё стряслось? Что за сумасшедший день!» — с досадой вздохнул Томас.
— Что происходит? — рявкнул Ньют.
— Она очнулась! — завопил Чак. — Девчонка очнулась!
Внутри у Томаса всё перевернулось; пошатнувшись, он прислонился к бетонной стене Картографической. Девчонка. Девушка, голос которой звучал у него в голове. Ему снова захотелось сорваться с места и убежать — ещё до того, как она опять мысленно заговорит с ним.
Поздно.
«Том, кто все эти люди?.. Я никого из них не знаю! Забери меня! Всё меркнет... Я всё забываю, всё, кроме тебя... Мне надо столько тебе рассказать! Но всё меркнет...»
Он не мог понять, как у неё это получается, но она вновь была у него в голове.
Тереза помолчала, а потом произнесла нечто бессмысленное:
«Лабиринт — это код, Том. Лабиринт — это код».
ГЛАВА 36
Томас не хотел видеть её. Он вообще никого не хотел видеть.
Как только Ньют отправился поговорить с девушкой, Томас молча, бочком, ускользнул прочь, надеясь, что в суматохе никто о нём не вспомнит. Так оно и оказалось, поскольку мысли всех приютелей были заняты пробудившейся от комы незнакомкой. Отойдя на приличное расстояние, он сорвался на бег и направился к своему любимому уединённому уголку в глубине леса за кладбищем.
Он свернулся клубком в углу, на мягкой подушке плюща, и с головой накрылся одеялом, наивно надеясь таким образом спрятаться и избежать Терезиного вмешательства в его сознание. Прошло несколько минут, и его сердце перешло с бешеного галопа на более-менее спокойный ритм, как вдруг...
— Забыть о тебе — вот что было хуже всего.
В первые секунды Томас думал, что вернулся прежний кошмар — в голове звучал чужой голос; он зажал уши руками. Но, оказалось, в этот раз что-то было не так... Он слышал его — ушами. Голос девушки. По спине пробежал холодок, и он медленно выпростался из-под одеяла.
Справа от него, облокотившись на массивную каменную стену, стояла Тереза. Теперь, когда она больше не лежала без сознания, девушка выглядела совершенно иначе. На ней была белая майка с длинными рукавами, голубые джинсы и коричневые ботинки. Невероятно, но она показалась ему ещё более прекрасной, чем когда находилась в коме. Чёрные волосы ярче оттеняли её бледное лицо, глаза казались бездонными синими озёрами.
— Том, ты действительно не помнишь меня? — Теперь её голос звучал мягко и нежно — совсем не так хрипло и безумно, как тогда, когда она на несколько коротких секунд очнулась и произнесла свою сакраментальную фразу: «Всё теперь изменится».
— Ты хочешь сказать... ты помнишь меня? — спросил он и смутился: на последнем слове его голос дал петуха.
— Да. Нет. Может быть. — Она с досадой вскинула руки. — Не могу объяснить.
Томас открыл рот, но так ничего и не сказав, закрыл.
— Я помню свою память о тебе, — пробормотала она, с тяжёлым вздохом опускаясь на землю рядом с ним, затем подтянула колени к груди и обняла их руками. — Чувства помню. Эмоции. Как будто у меня в голове установлены полки, на каждой этикетка — что на этой полке должно быть, какие воспоминания о событиях или лицах. Но полки пусты... Как будто всё, что там когда-то было, находится теперь по другую сторону плотного белого занавеса. Ты тоже где-то там.
— Но откуда ты меня знаешь? — У него голова пошла кругом.
Тереза повернула к нему лицо.
— Понятия не имею! Помнится что-то о времени до прибытия сюда, в Лабиринт. Что-то связанное с нами. Но, как я сказала, по большей части в моей памяти пусто.
— Но ты знаешь о Лабиринте! Кто тебе сказал? Ты же только что очнулась!
— Я... Всё так перемешалось... — Она протянула к нему руку: — Но что я помню точно — это что ты мой друг.
Как в тумане, Томас совсем откинул одеяло и потянулся к ней, чтобы пожать протянутую руку:
— Мне нравится, как ты меня называешь — Том. — Не успели эти слова сорваться с его языка, как им овладела уверенность, что ничего глупее он в жизни не произносил.
Тереза закатила глаза.
— Но ведь это же твоё имя, разве не так?
— Да, но все называют меня Томас. Ну, почти все — кроме Ньюта, тот зовёт меня Томми. «Том» звучит так... уютно, по-домашнему, что ли... Хотя я даже не знаю, что такое «домашний уют», — горько рассмеялся он. — Мы с тобой что... встречались... или как?
Её лицо впервые осветилось улыбкой, и он чуть не отвернулся в сторону, потому что нечто столь чудесное так не вязалось с этим серым и мрачным местом. Он просто не имел права на такое счастье — любоваться её лицом.
— Или как, — ответила она. — И я боюсь.
— Я тоже, поверь мне. — Эта фраза, безусловно, могла считаться девизом дня.
Прошло несколько томительных секунд, в течение которых они сидели, повесив головы и потупив взгляды.
— Что за... — начал он, запинаясь, не зная, как сформулировать вопрос. — Как... тебе удавалось говорить внутри моей головы?
Тереза покачала головой. «Без понятия. Я просто умею это делать, и всё» — послала она ему мысль. Потом заговорила вслух:
— Вот если бы у тебя был здесь велосипед — ты бы сел и поехал, не задумываясь, так ведь? Но разве ты помнишь, как учился езде на велосипеде?
— Нет. Я хочу сказать... Я помню, как ездил, но не помню, как учился этому... — Он помолчал, почувствовав, как накатила тоска. — … Или кто меня учил.
— Видишь, — сказала она, и, смутившись, моргнула. — Ну вот, это примерно то же самое.
— Да уж, всё теперь стало яснее некуда.
Тереза пожала плечами.
— Ты же никому не сказал, ведь так? Они бы подумали, что ты спятил.
— Ну... когда это случилось впервые, то сказал. Но думаю, что Ньют посчитал меня временно свихнувшимся на почве стресса. — Томас заёрзал, ему казалось, что если он сейчас не начнёт двигаться, то точно свихнётся. Поэтому он встал и начал расхаживать перед Терезой взад-вперёд. — Нам необходимо многое обсудить. Смотри, сколько всего непонятного: странная записка, что была у тебя в руке — что ты будешь самой последней, потом кома, потом тот факт, что ты умеешь общаться со мной телепатическим путём. Есть какие-нибудь идеи?
Тереза следила глазами за его передвижениями.
— Расслабься и брось спрашивать. Всё, что у меня есть — это неясные намёки на воспоминания. Ну типа того, что мы с тобой были важными персонами и что нас каким-то образом использовали. Что у нас высокий интеллект. Что мы здесь ради чего-то значительного. Я знаю, что положила начало Концу, что бы это ни значило. — Она покраснела и испустила тихий стон. — Мои воспоминания так же бесполезны, как и твои.
Томас присел на корточки напротив неё.
— Нет, они не бесполезны. Ведь знаешь же ты, что моя память была стёрта без моего ведома и согласия. Ну и всё остальное... Ты помнишь намного больше, чем я или кто другой в этом месте.
Их глаза встретились, и они долго смотрели друг на друга. По её лицу можно было прочесть, что она напряжённо думает, пытаясь проникнуть в скрытый смысл происходящего.
