Андрей Жиров - Отступление
Чтобы отвлечься, Иван стал перебирать в уме события последних часов. Самым ярким моментом было, безусловно, Лида - живая и здоровая. От этих воспоминаний сразу же бросило в жар, а на лице проявилась неуставная, блаженная улыбка.
Косолапову пришлось пережить несколько трудных часов, отгоняя от себя страшную мысль. Десантники первыми заняли места в эвакуационной капсуле - среди них был и Иван со товарищи. И, хотя видеть происходившего на борту во время боя они не могли, слухи все-таки доходили. Кроме того, боевые десантники были все до одного добровольцы, выпускники технических вузов. Кому как не им было понять всю трагичность ситуации, ощущая всем телом отчаянные маневры. Что уж говорить о попадании? Удар невидимого грозного противника отозвался сотрясением в каждом дальнем уголке. Пускай надежда не покидала бойцов и тогда, внутренне многие уже готовились к концу.
Но Иван тогда не думал о себе - именно в этот миг зародился в душе десантника отчаянный страх. Ведь экипаж по-прежнему оставался на борту и продолжал борьбу. Санитары, размещавшие по свободным местам раненных, и интенданты, занятые усердны распахиванием всевозможного полезного скарба по капсуле, лишь подлили масла в огонь.
Узнав, что серьезно пострадали жилые отсеки экипажа, а также мостик, Иван стал лихорадочно прикидывать, какая вахта несла дежурство. Увы, из-за волнения ничего путного в голову не лезло. Косолапов сидел словно в воду опущенный. Не реагировал на обращения товарищей - только без остановки твердил про себя 'Только бы спаслась...'
Затем был короткий полет - падение к Земле. За эти краткие минуты десантники успели натерпеться немало страху. Спасательная капсула отнюдь не иголка, а значит в любую секунду её может легко и просто сбить вражеская ракета. И ничего ты с этим не поделаешь, как бы сильно не хотел. Кроме того, в подобные критические моменты обостряются позывы к панике под любым предлогом. Ходить на 'Неподдающемся' в космосе тоже было страшно, но за месяц выработалась привычка. Попросту говоря, не может человек физически бояться дольше, чем может. Теперь же давно переборенное чувство вернулось. Но все обошлось: пережили болтанку при входе в атмосферу, и повторную - из-за расстыковки. Затем, ощутив глухой удар в днище, поняли наконец, что вернулись домой.
На а там уже заскучать не дали. После приземления ротные моментально внушили взводным необходимость занять людей полезным трудом, дабы без дела не сидели. Классический что ни на есть вариант поведения офицеров. Сержанты взяли под козырек и приступили к выполнению с присущим усердием.
В итоге за несколько часов, что офицеры совещались, десантники успели перетаскать с место на место чуть ли не половину запасов с 'Неподдающегося'. Техники и интенданты пользовались помощью бойцов без смущения, да и последние не особо роптали - все в конечном счете понимали, что трудится ради общего блага. Благополучно покончив с обременительными обязанностями, десантники принялись молоть языками, пользуясь нечасто выпадающей передышкой. Да и расслабленность после недавнего стресса дала о себе знать.
По большей части еще молодые ребята не были отягощены узами брака, семьями и детьми. Им было легче, чем тем же офицерам. Но, конечно, часто напускная лихость, беззаботность оставались лишь маской. Ребятам часто кажется стыдным проявлять сентиментальность, беспокойство о родных и близких. И потому они старательно обходили болезненную тему. И все же в глубине души, пусть и наедине с собой, каждый переживал. Ведь они были все обычными советскими ребятами - пусть и с погонами на плечах, с оружием. Но главное - оставались самими собой.
Умудренные опытом ветераны предпочитали молодежь не подкалывать. Кому как не им были ведомы чувства юнцов - сами были такими. Единственное, что справедливо вызывало опасения - так это отсутствие боевого опыта. Увы, молодость может позволить себе легкомыслие. Зрелость же поневоле вспоминала горький опыт прошлых войн. Слишком дорогую цену приходилось платить - жизнями вот таких зеленых пацанов - за излишне затянувшийся мир. И не столько из-за неумения, нежелания воевать, сколько из-за опасных иллюзий.
Война стала для юных бойцов чем-то романтическим, неведомым, манящим. Каждому первому грезились подвиги, геройства. Всякий был готов не задумываясь на любую авантюру, ненужное лихачество. Увы, от том, что война это не возвышенное состязание духа и тела, а опасный, тяжелый труд, где нет права на ошибку, понимать не хотелось. Романтика не терпит прозы жизни, как не терпят её молодые бойцы. Они уже сейчас ждут только команды - 'К бою! Вперед!' И, не задумываясь, с радостью бросятся исполнять.
Не от того, что глупые, не от недостатка в обучении - просто еще не обрели житейской мудрости. Они еще не понимают, что ночной марш бросок, окапывание, постоянные изнурительные тренировки - все это не для офицера, а для них самих. Ещё не понимают и долго не поймут. Только умывшись горечью слез или кровью станут они понимать, что почем. И значит до тех пор на плечи офицеров и ветеранов ложится обязанность ни на секунду не спускать глаз с молодых - хранить, беречь от самих себя.
Вскоре после всеобщего шабаша вернулись офицеры. Вести оказались недобрыми: мало того, что марш, так еще и ночной, уже через четыре часа - в полной выкладке. Единственно, что хоть как-то подняло боевой дух - так это оперативно приготовленный поварами ужин. Неизвестно, каким чудом немногочисленным работникам ложки и поварешки удалось справится - накормить три с половиной тысячи здоровых голодных мужчин далеко непросто. Однако же смогли, устроили если не пир, то всяко сытную и обильную трапезу. До блеска выбрав котелки, запили ужин кто кипятком, кто чаем. После уже не оставалось ни желания, ни сил продолжать разговоры и жаловаться на судьбу - ощущенные сытости нагоняло здоровую сонливость. В итоге бойцы справедливо решили не тратить время попусту и разбрелись отдыхать.
Именно тогда, у входа в капсулу своего взвода Иван и заметил Лиду. Та спешила вместе с полковником Гольдштейном к главному санитарному боту. Увидев бравого десантника, что так храбро защищал её от чекистов, девушка чуть замедлила шаг. Приветливо улыбаясь, Лида поздоровалась и даже сказала, что очень благодарна и надеется как-нибудь вскоре встретиться. Затем её окликнул Гольдштейн и девушка убежала дальше, взмахнув на прощание рукой. И даже беззаботно отправила остолбеневшему Косолапову воздушный поцелуй.
Внезапного счастья оказалось для Ивана слишком много. Увидев Лиду он успел лишь непроизвольно помахать ей рукой. Буркнув нечто невразумительное в ответ на приветствие, десантник смутился и дальше стоял словно неживой. Поцелуй - пусть и воздушный - оказался последний каплей. Когда девушка скрылась за снежной пеленой, Иван наконец очнулся. Затем, не помня себя от счастья, вприпрыжку направился к своему месту. А надо сказать, беззаботно громыхающий подкованными каблуками о металлический пол двухметровый десантник - явление отнюдь не рядовое. Но Косолапову было совершенно все равно. Его ни мало не смущали удивленные взгляды товарищей, ехидные смешки - он был счастлив и впервые за долгое время почти спокоен.
Лихо подпрыгнув, Иван с грохотом приземлился на кресло, разбудив задремавших было Яна, Симо и еще с десяток человек. Казалось, что сейчас он способен обнять целый мир. И распиравшая изнутри неподдельная радость требовала выхода. Но в конце концов усталость взяла свое и Иван заснул с блаженной улыбкой на лице. Проснувшись за несколько минут до крайнего срока, Косолапов только вздохнул. И, нехотя сбрасывая оковы дремоты, принялся будить товарищей.
Глава 21
- Товарищи! - громко выкрикнул Геверциони. Голос генерала прогремел над войсками, перекрыв даже вой бури. - Я знаю - вы устали, но не могу обещать вам отдых. Война не знает жалости и передышки не будет. Значит нам - каждому - придется идти вперед, забыв про слабость! Если бы я не знал вас, то мог предложить другой вариант: сдаться - здесь и сейчас. Но нет! Я не унижу вас такими словами! Я теперь знаю вас!...
На секунду Геверциони остановился, чтобы перевести дух. Холодно! Всего лишь несколько слов, а горло уже кажется изрезанным тысячью невидимых лезвий. Но вместе с тем приходит, подхватывает словно на крылья невероятная легкость. Георгий обвел глазами строй. Бойцы молчат. И, не мигая, следят за командиром - тысячи глаз ловят каждое движение. Казалось, что даже вьюга стихла, чтобы дать возможность каждому видеть, выслушать эту речь. Значит нельзя останавливаться! И Геверциони продолжил:
- ...Да я знаю вас! Посмотрите друг на друга! Посмотрите! - эти слова, словно приказ, заставили бойцов недоуменно мотнуть головами. Не понимая, что происходит, десантники оглядывались по сторонам. А Геверциони тем времен продолжал:
