Андрей Жиров - Отступление
Обзор книги Андрей Жиров - Отступление
Книга 1 - Отступление.
Часть 1 - Падение.
Глава 1
- Чёрт знает что...!! - исполненный праведного гнева возглас наотмашь грянул о металл переборок. Раскатистой волной эхо разнеслось, кажется, по всему кораблю, вплоть до самого глухого угла. А сержанту военно-космического флота СССР Ивану Косолапову, только и осталось, что вытянувшись в струнку, вжать голову в плечи. И искренне проникаться наставлениями мичмана Нечипоренко.
Выходит плохо - тем более, что смысловая насыщенность полностью и безвозвратно утеряна на фоне эстетического великолепия матерных конструкций. Столь бесцеремонное пользование языка, где смысловой диссонанс прочно прикипел к авангардному словотворчеству, наверняка бы заставило прослезиться не одного филолога. Разве что редкий ценитель фольклора проникся - очень уж живописно выходило. Увлекаясь, местами мичман и сам забывал, к чему вообще устроил разнос: может слова подбирал, а может и гордился в душе удачному экспромту. Что, однако, ничуть не мешало пламенно продолжать. На автомате, так сказать, и с огоньком.
- ... Понабирали на флот сухопутных крабов клешнеруких! Каракатиц брюхоногих!... - хотя здесь мичман определенно взял лишнего. Если Иван кто и есть, то уж точно не презренное ракообразное, чудом просочившееся на флот. Высокий, поджарый десантник за первые два месяца поучил сержантские лычки. И по праву, честно говоря. С интеллектом и руками тоже всё в порядке - иначе не видать бойцу маневров как своих ушей. Тем более не простых - и даже не золотых - а что ни на есть первых в человеческой истории совместных маневров космических флотов трех крупнейших держав. Потому и требования для армии не то чтобы невероятные, но весьма к тому близкие: помимо высшего образования отличная физическая подготовка, помноженная на ясную голову. Несколько крутовато - в министерстве даже остереглись сразу оглашать. Однако недобора не случилось. Наоборот, потенциальные герои будто только того и ждали: конкурс в тысячу претендентов на место говорят сами за себя. Получилось даже круче, чем первый набор в космонавты [1] , если учесть масштаб.
В военкоматах тихо дурели от натуральных волн призывников, что буквально брали здания на приступ. Осада продолжалась от темна и до темна, а местами и без взяток на рабочие и выходные дни. Обычно грозных военкомов зашугивали чуть не до икоты: хватали за пуговицы, трясли немилосердно, орали, кричали, угрожали. Те только и могли, что вяло отбрыкиваться. И как манны небесной ждать окончания набора. Впрочем праздник продолжался недолго - срок после окончания по многочисленным заявкам продлили ещё на несколько недель. В обществе подобный нездоровый ажиотаж на контрасте с ещё недавним отношением к армии вызывал частые приступы гомерического хохота, а успевшие попришивать пуговицы военкомы нервно потянулись за корвалолом. Ну а в мире, где такого славного помешательства не сыскалось днем с огнем только и могли вздыхать: кто с пренебрежением, а кто и с завистью.
Так что уже сам факт пребывания Ивана на 'Неподдающемся' - серьезная аттестация и свидетельство в защиту. Впрочем, на классический образ сурового бойца-ветерана Косолапов никак не тянет. Тут природа подвела. Открытое, добродушное лицо скрадывает и оформившуюся мускулатуру, и весьма смертоносные знания. Улыбка чуть виноватая, наивная, часто удивленное выражение тронутых синевой глаз, вздернутые густые брови домиком и непослушная короткая причёска постоянно норовит предательски вздыбиться рогом локона. В итоге - полная противоположность лихому гусару-сорвиголове. Такой типаж милее всего восторженным скромницам или дамам в возрасте. Как метко выразилась одна из таких: 'Ну прямо хватай и беги!' А вот на начальство производит обманчивое впечатление домашнего мальчика, привыкшего к 'Розе-мимозе' и прочим розообразностям. С понятными последствиями. И время от времени приключающиеся приступы неловкости ой как не к месту...
- Косолапов, твою мать!! Трам-тарарам! - продолжал с неиссякаемым задором Нечипоренко. - Это не фамилия! Это чьё-то провидческое предсказание всей недолгой твоей жизни, трам-тарарам-тарарам! Ты же натуральный террорист! Вредитель! Са-бо-та-жник! Такому раздолбаю не то, что оружие доверять страшно - надо руки к заднице пришить и в тыл к врагам забрасывать! Как бомбу неограниченной силы действия! Хотя даже по отношению к противнику так поступать нельзя - мы же не звери какие! Трам-тарарам-тарарам!...
Иван, старательно игнорируя отчаянные попытки разума уследить за нитью монолога, уставился в пол. Картина известная - разве что смущенного расшаркивания ножкой не достает. А между тем на обычно бесхитростно оформленном антиподе потолка таки есть что посмотреть - сам же и расстарался. Да так, что успевшие прочно войти в моду среди прослойки узкой интеллигенции очередные абстрактные модернисты (или модерновые абстракционисты?) позавидовали немилосердно. Ведро ядовито-красной, особо стойкой краски (предназначенной, на секунду, для применения в условиях безвоздушного пространства) классическим кровавым пятном растеклось уже на половину ширины коридора. И продолжает бесстыдно пожирать чистое пространство: а что поделаешь - гравитация, так её... Знаменательно, что смелая инсталляция разворачивается прямо под пожарным щитом. Для обновления покраски которого упомянутое ведро дефицитной японской 'Scarlett Star (Soviet)' и было неведомо откуда раздобыто лично самим Нечипоренко. Мичман гордился трофеем и черная зависть остальных хозяйственников только тому способствовала. По слухам он умудрился неучтенный (фактически - контрабандный) то ли молоток, то ли фомку загнать бартером имперцам. Те от созерцания 'big space russian hummer[2]' впали в состояние близкое к помешательству - видно что-то первобытное шевельнулось в душах, привыкших к роботам, автоматизации и прочая. Ну а Нечипоренко, просчитав четко момент, стребовал взамен краску (и что удивительно - японцы, не сморгнув, согласились, хотя о строгих порядках их флота наслышан был каждый). Да не так просто - а с нарушением инструкций. Скрытно, то есть - тайно. А теперь правда вышла наружу и за нецелевое использование подотчетных фондов кому-то придется отвечать. И если на японцев Нечипоренко по большому счету плевать - невероятные союзники как-никак, - то своя рубаха дорога. А то, что за шашни с этими самыми имперцами не погладят - даже сомнений нет. И эта немаловажная деталь, отчетливо осознаваемая мичманом, лишь добавляла пикантности происходящему разносу. В общем - сцена для пьесы 'смерть в космосе!' готова - дело за актерами. Или реквизитом - уж как повезет...
Нечипоренко, уже как десять минут распекавший новичка, устал стоять на месте. С менторским пафосом расхаживать взад-вперед тоже вполне удобно, не прерывая очередной виток пламенного монолога. Но суета суетой, а искусство вечно. До неприличия открыто выражая индифирентную позицию к происходящему, пронзительно дребезжит катающееся из стороны в сторону ведро. Каждый вираж лишь сильнее разгоняет 'кровавую' лужу. А завершает живописный натюрморт изысканно воткнувшаяся в пол, да так и застывшая наподобие пизанской башни, малярная кисть.
За бортом - всего в нескольких метрах! - тишина и покой. Черный невидимый океан плещется, набегает волнами. Вечный, умиротворяющий... Мысли шаг за шагом как-то незаметно соскочили с мичмана и краски на материи отвлеченные и гораздо более приятные. Косолапов, вовсе перестав воспринимать разнос, не заметил, как успел банально задремать. Вроде бы всё понимаешь, чувствуешь. Но глаза открывать - ни в какую! Веки закрылись: сразу стало тепло, уютно и тихо. Вспомнился далекий дом. Отсюда - с орбиты, - лишь маленькая точка на теле Земли. Но сейчас такой близкий: руку протяни! Кажется, Иван даже улыбнулся.
И как раз где-то между приятными грезами проник вкрадчивый, мягкий голос:
- Спишь, дорогой?
- Угу - довольно пробурчал бездумно Иван, уж окончательно разомлев.
Осознание происходящего вернулось внезапно, подобно удару молнии. Сухожилия нервно дернулись, будто пружины, заставляя десантника неестественно быстро и неловко распрямиться. По телу пробежал липкой волной леденящий озноб. Косолапов испуганно распахнул глаза. И еще сильнее вжал голову в плечи. Есть от чего! Вместо неистовавшего мичмана перед сержантом вдруг возникло живое воплощение подлинного казацкого гнева. Так люто, наверное, выглядел Тарас Бульба, убивая Андрея: грозно шевелящиеся усы, нависшие по-над пылающими глазами брови, по-боевому зло выдвинутая вперед челюсть.
