Александр Конторович - Оруженосец в серой шинели
– И в чем виновато было дерево? – деловито осведомилась Пламена, обнаружив Лексли, сражающегося с огрызками оливы недалеко от их стоянки.
Лексли еще раз энергично и зло покромсал довольно толстый ствол топором, удовлетворенно посмотрел на свое деяние, стряхнул многочисленные щепки с рубахи и лишь после этого хмуро оглянулся на девушку.
– Стоит тут… мешается, – буркнул он.
– Ясно, – протянула Пламена. – Стоит. Ничего не делает. Мешается.
– Ничего не делает, – задумчиво повторил как бы про себя сержант.
На грудь резко развернувшегося к девушке солдата уверенно опустилась ее твердая рука… почти опустилась. Реакция не подвела сержанта и на этот раз. Ладонь Пламены мгновенно оказалась зажатой в огромной лапище Кота. Но через мгновение, отдав себе отчет, что опасности нет, сержант не без колебания отпустил ее руку. И раскрытая ладонь ложится на его сердце. Прикосновение как будто обожгло Лексли.
– Ты ничем не можешь ей помочь.
– Я знаю, – глухо проговорил солдат.
– Ты можешь только надеяться и верить.
– А ты? – Лексли внимательно смотрит в лицо девушки.
– А я, – усмехается без всякого смущения Пламена, – знаю, что Мирна справится.
Лексли потемнел лицом и уставился на девушку с недоверием и испугом. Сколько раз уже видела она подобный взгляд за свою жизнь. И уже привыкла отвечать на него с презрением и безразличием, иногда с вызовом, и была уверена, что никогда подобная реакция людей не заденет ее за живое. Выходит, что ошибалась. Все, что касается Лексли, внезапным образом стало очень важным и значимым для нее, и Пламене уже не все равно, что подумает о ней командир Лесных Котов.
Она печально отвернулась от Лексли и невидящими глазами уставилась в деревья. За спиной Пламены послышался глубокий вздох, сержант протянул руку и за подбородок повернул к себе голову девушки. На нее уверенно и спокойно смотрели внимательные серые глаза Лексли.
– Прости меня, я был расстроен. Это никогда больше не повторится.
– Что именно? – дрожащим от обиды голосом произнесла Пламена.
– Ты – не ведьма, – твердо, глядя ей в глаза, сказал Лексли.
Так же однажды сказал Сандр, такие же слова в свое время уверенно произнесла Мирна, выслушав историю Пламены, и вот сейчас их точь-в-точь повторяет Лексли… Девушка развернулась и медленно пошла прочь. За своей спиной она слышала уверенные легкие шаги Лексли. Они без слов дошли почти до самого лагеря. Пламена немного успокоилась. Она верила Лексли и не сомневалась в его искренности. Перед самыми палатками, уже миновав часового, девушка развернулась к сержанту:
– Мирна справится. Я это знаю, потому что Чирут ушел в селение. А это значит только одно – опасности больше нет. – Пламена подняла на Лексли свои удивительные глаза. – Дело не во мне, а в том, что кошки реагируют на магию и чувствуют, когда опасность исчезает. Вот и все.
«Миледи Ерш распорядилась отправить вам письмо с разрешением пройти в селение. С Божьей помощью и благодаря мастерству миледи, болезнь миновала. Миледи вне опасности, но совершенно обессилена, она просила передать, чтобы вы вспомнили Сероглазку. Надеюсь, это не бред больной женщины, и слова имеют для вас какой-то смысл.
С божьей помощью,
брат Ипсен.
Лексли, прошу вас прибыть как можно скорее, потому что сумасшедший кот не дает нам подойти к миледи».
Ввалившись в дом, запыхавшиеся Лексли с Пламеной, а за ними – и остальные сопровождающие из отряда – увидели чрезвычайно живописную картину. На большой, составленной из двух, кровати рядком глубоким сном выздоравливающих спали несколько малышей, Мирна, обняв один из тщедушных комочков, а между ними бдительно торчала ушастая голова Чирута, охранявшего сон обессилевшей женщины и ее маленьких пациентов от всевозможных посягательств.
– Сгинь, исчадие ада, – неуверенным голосом в который раз безнадежно бубнил в сторону кота сидящий в углу комнаты брат Ипсен. Увидев входящих, он облегченно вздохнул.
– Наконец-то! Мы хотели перенести миледи в другой дом, но сие создание, – он обвиняющим жестом ткнул в Чирута, – не позволило нам даже прикоснуться к ней! Коготки у него… знаете ли!
Брат Ипсен укоризненно поджал губы, осуждающе посмотрев на кота. Лексли понимающе хмыкнул в ответ на слова монаха.
– Исчадие ада… – вновь буркнул монах.
Выполнив свою важную миссию по охране Мирны, «исчадие» легко соскочило с кровати и, потершись о ногу Пламены, прочапало во двор, видимо, на охоту. Монах покачал головой и тоже вышел из помещения, что-то бормоча про земные грехи…
– Что это было? – Лексли присел рядом с монахом.
Тот как раз заканчивал застегивать ремешок, скрепляющий толстую книгу в потемневшем кожаном переплете. Услышав обращенный к нему вопрос, прекратил свое занятие и повернулся к Коту.
– Как тебе сказать… когда от вас пришло послание, епископ долго размышлял… В итоге, он принял решение призвать нас – и, как видите, оно оказалось правильным.
Людей в селении опоили какой-то отравой – это было ясно сразу, но дело было не только в этом! Здесь ещё использовали магию!
– Колдуны?! – удивился сержант.
– Не совсем… Магия играла здесь двоякую роль. Она ускоряла развитие болезни и одновременно отнимала силы у того, кто взялся бы лечить больных. Как если бы сразу многие дергали за руки и требовали внимания именно к себе. Целители – те, что погибли здесь раньше, просто не могли сосредоточить свою силу на ком-то одном. Получалось так, что они в одиночку, редко вдвоем, пробовали лечить всех сразу! А такое не под силу никому!
– И вы…
– Мы просто огородили миледи от всего – и она смогла, наконец, сосредоточиться. Её силы пусть и велики, но далеко не безграничны… А когда она взялась за каждого по отдельности – тут и удалось переломить болезнь. И распознать. Это обычная черная лихорадка, просто многократно усиленная магическими способами. Лекарство против неё известно, и мы знаем, как его приготовить. Знаем и как прикрыть целителя, защитить, чтобы его сила не была бы раздергана сразу же в разные стороны.
– То есть, те целители, что умерли раньше…
– Погибли от того, что просто не могли контролировать свои силы. Поверь, – сжал губы монах, – нам тоже нелегко это далось… Сюда нас вошло двенадцать человек, а уходят только десять…
Мирне понадобилось два дня практически беспрерывного сна, чтобы она могла двинуться в обратную дорогу. Ослабленный организм требовал отдыха. К организму весьма весомым аргументом добавился Лексли, запретивший миледи любую, даже самую ничтожную физическую нагрузку. Телохранительницы миледи получили наистрожайший приказ никого не подпускать к шатру Мирны, чтобы не тревожить ее покой. Исключением, естественно, стал вездесущий Чирут, нагло игнорирующий распоряжения начальства. Воинственный кот шатался по деревне и постоянно норовил залезть к спящей Мирне в шатер, чтобы полакомиться кусочком оставленного для нее сыра или отведать свежего молока с утра пораньше. Лексли поймал нарушителя на выходе из шатра, откуда вальяжно выплыл кот с откровенно обзавтраканной мордой. Сержант поднял доверчиво остановившегося у его ног зверя на руки, обтер от следов молока его морщинистую мордочку с пышными усами и ласково потрепал по гриве. Чирут довольно заворкотал в ответ и прижался к его боку.
– Господи, ну какой же ты урод, парень, – сочувственно произнес Лексли, почесывая кота за ухом. – И за что она тебя только любит, а?
В густой тени раскидистых кустов за Лексли тайком наблюдала девушка. Увиденная ей картина заставила ее сердце задохнуться от нежности. Огромный, суровый мужчина с осторожностью гладит маленькое животное, заботливо стряхивает соринки с шелковистой гривы и ставит на землю брыкающегося кота, ласковым шлепком отправляя его на свободу…
А тем временем, в замке…
В отсутствие Мирны и половины отряда Лесных Котов жизнь в графстве замерла. Большой замок опустел и навевал грусть. Прибывший совсем недавно отец Варшани старался вселить в обитателей замка уверенность, но выходило это пока не очень… Даже постоянные выходки Чирута, так сердившие Логена, вспоминались челядью теперь с тоской. Не привыкшие сидеть без дела музыканты засобирались на большую ярмарку в Нерт. Испросив у Логена разрешения отъехать на несколько дней, молодежь сложила свои инструменты, и, проверив повозку, отбыла, чтобы показать свое мастерство на празднике полнолуния.
Перед отъездом из замка отец Варшани вызвал на беседу Катарину. В часовню неслышно проскользнула белокурая девушка и опустилась перед священником на колени, склонив голову.
– Встань, дочь моя, – ласково сказал священник.