Александр Конторович - Оруженосец в серой шинели
– Дальше вам нельзя, – тоном, не терпящим возражение, произнесла Мирна, обращаясь к своим спутникам. – Я пойду в селение одна.
– Миледи…
– Мне там никто и ничто не угрожает! – отрезала Мирна. И уже мягко добавила: – Лексли, я не хочу, чтобы тут появились свежие могилы.
Она кивнула в сторону сельского кладбища, сплошь усеянного холмиками камней, уложенных над свежевырытыми могилами. Печальное и тревожное зрелище наполнило сердце Мирны болью. В который раз она подумала о сыне, скрывающемся где-то в лесах. Хорошо бы обнять родные плечи, потрепать рукой по вихрастой голове, заглянуть в темные глаза цвета спелой вишни. А может, и получить поддержку – похоже, сын становится неплохим целителем. Вот бы мы с ним… Мирна одернула себя на этом. Хватит мечтать.
Хватит волноваться.
Эмоции будут отвлекать, а работа предстоит тяжелая. Если Лексли прав, а Мирна почти не сомневалась в этом, то бороться придется не столько против болезни, сколько против магии. А это уже совсем серьезно. Тем более, что у нее нет права на ошибку. И кому-то это слишком хорошо известно. Что ж, придется применить все свои знания и мастерство. Не впервой.
– Прощайте. Я буду присылать вам голубя с вестями. Ни при каких обстоятельствах не появляйтесь в селении, пока я не позову.
– Слушаюсь, миледи, – Лексли склонил голову в знак понимания.
– Лексли, и вот еще что. Вы помните, как называл меня мой муж?
Сержант молча кивнул.
– Хорошо. Не забудьте об этом, когда будете читать мое послание.
– Бог в помощь, миледи. Я… – замялся Лексли.
– Я знаю, – пришла на помощь Мирна. – Не надо ничего говорить… И позаботьтесь о моем сыне. Узнайте, наконец, где он и что с ним!
Она повернулась и уверенной походкой двинулась по дороге к селению. Извилистая горная дорога иногда скрывала из виду хрупкую фигурку целительницы, потом вдруг полностью показывала ее. Вот Мирна миновала дорожную арку. Оглянувшись назад, она поставила клеть с почтовыми птицами на пыльную дорогу, взмахнула на прощание рукой и скрылась за оградой.
Лексли в отчаянии опустил голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Он стоял на пыльной дороге, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь обрести какое-то подобие душевного равновесия. Сзади послышались легкие шаги. Тонкая ладошка скользнула в огромную лапищу солдата. Лексли с надеждой обернулся, встретив ясный, внимательный взгляд огромных сапфировых глаз.
– Она справится, Лексли. Будь уверен.
– Я справлюсь! – уже который раз как заклинание твердила себе Мирна. – У меня получится!
Пока ей это удавалось. За время короткого осмотра больных, Мирна выяснила характер болезни и определила способы лечения. В котлах, подвешенных прямо на улице на кострах, варились настои трав. Стоящие на ногах жители деревни, постоянно поили лекарством своих заболевших соплеменников. Целительница по очереди переходила от одного больного к другому. Сначала, как обычно, ей надо установить связь с заболевшим. Для этого необязательно даже касаться человека. Мирне обыкновенно было достаточно просто побыть с ним в одной комнате. Но не в этот раз. Потолок и стены жилищ как будто давили на нее, путали в голове мысли, сбивали с толку. Сознание затуманивалось, постоянно хотелось спать. Из углов комнат слышались посторонние шорохи и звуки. Как сырые клубы тумана, выползали из щелей воздушные потоки, насыщенные темной энергией, отбирая у целительницы ее живительную силу, цепляясь за обрывки несвязных мыслей, растаскивая их по закоулкам сознания. Она трясла головой, отгоняя от себя туманные видения, пытаясь сосредоточиться на лечении. Но борьба отбирала много сил и времени, а ни того, ни другого у целительницы не было в избытке. В конце первого дня в сторону расположившегося неподалеку от селения лагеря сопровождающих Мирну людей полетела первая птица.
Утром в селение, еще не дождавшись, пока осядет плотный горный туман, вошел здоровенный монах с котомкой через плечо.
– Брат Ипсен, миледи, к вашим услугам, – склонив голову, почтительно произнес он.
– Я вас не знаю, – с удивлением произнесла Мирна.
– Мы прибыли по распоряжению епископа всего пару часов назад. Я многое знаю о магии, и о том, как ей противостоять. Епископ был уверен, что эпидемия началась не просто так, – многозначительно произнес монах.
Он деловито за*censored*л рукава своей рясы. Передвинул котомку вперед, развязал шнурки и извлек на свет дряхлый фолиант в кожаном переплете. С большим почтением монах раскрыл книжицу, и целительница увидела страницы, испещренные странными знаками, то ли цифрами, то ли буквами. Ничего подобного ей раньше видеть не приходилось. Монах полистал сухие, покореженные временем листы. И утвердительно кивнув самому себе, начал нараспев читать слова молитвы. Или заклинания? У Мирны не было времени подумать. Приход неожиданного помощника, безусловно, был поступком смелого человека. Брат Ипсен подвергал свою жизнь смертельной опасности, но будучи человеком долга, он пренебрег собственной безопасностью ради благополучия других. Она с уважением еще раз взглянула на монаха и затем вернулась к своим многочисленным обязанностям.
То ли наличие моральной поддержки, а, может, благодаря молитвам и мастерству брата Ипсена, но работать Мирне стало намного легче. Ровным потоком целительной силы по рукам текли невидимые токи от Мирны к больному. Основные очаги болезни расположились в легких и горле. Опухшие дыхательные пути с трудом пропускали воздух в раскаленные легкие больных людей. Каждый вздох давался тяжело и грозил стать последним. Мирна по нескольку раз в день обходила несколько десятков заболевших. Большинству мужчин уже после первого ее посещения стало легче – они стали ровнее дышать, горячка пошла на спад. Женщины и старики были очень слабы, но не вызывали такого серьезного опасения как дети. Особенно тяжело болезнь протекала среди малышей. Мирна подолгу брала на руки измученные кашлем и жаром хрупкие детские тельца. Поддерживая им головки, она качала их на руках, поглаживала спинку, напевала ласковые мелодии. Дети плакали, сопротивляясь горькому лекарству, которым их пичкали сородичи, задыхались от приступов кашля, который выворачивал их наизнанку, охрипшими голосами звали своих умерших мам и бабушек. Сердце Мирны окаменело от горя, глаза жгли невыплаканные слезы, руки отнимались от постоянной нагрузки. Каждый час жизни малышей давался со смертельным боем, а силы Мирны уходили.
Через день Мирна с удивлением обнаружила уже трех монахов, читающих свои молитвы в разных местах селения. Они обходили больных, подолгу задерживаясь около каждого из них. Сидели рядом, клали свои сильные руки на их изможденные тела. Пациенты Мирны стали потихоньку выздоравливать. Они еще не могли подниматься и даже самостоятельно пить, настолько слабы они были после изнурительной болезни, но горячка ушла, а вместе с ней исчез изнуряющий кашель. Между жизнью и смертью до сих пор находились лишь несколько малышей.
Мирна уже не могла себе дать отчет, какое время суток сейчас. Утро, день или уже вечер? И сколько дней она уже борется с болезнью. Два? Три? Больше? Если она сейчас не приляжет отдохнуть, то просто упадет в обморок. Это ясно. Надо распорядиться, чтобы принесли больных детишек в один дом, да побыстрее.
– Уложите детей на кровать… составьте две… скорее, – Мирна уже с трудом понимала окружающее. – Вот так, хорошо. Брат Ипсен, мне надо поспать, теперь только ваши умения будут стоять между жизнью этих детей и болезнью, – она поднимает потяжелевший взгляд на монаха. Его лицо начинает расплываться у нее в глазах. – Положите меня рядом…
Это были последние слова, которые успела произнести Мирна. Проворный, несмотря на свои размеры, монах ловко успел подхватить на руки падающую от усталости целительницу. Он бережно уложил хрупкую женщину на край широкой кровати, на которой уже лежали завернутые в лоскутные одеяльца обессиленные болезнью малыши.
– Теперь наш черед, братья, – обернулся он к подоспевшим на помощь монахам. – Их жизни – и детей, и миледи – в наших руках. С Богом!
В лагере все сходили с ума от беспокойства и отсутствия всякой возможности помочь. Лексли на третий день озверел и стал бросаться на подчиненных, пришлось устроить в срочном порядке учебные поединки, чтобы командир мог спустить пар. Помогало это слабо, лишь на короткое время. Единственной, кто решался вступить в спор с сержантом, была Пламена. Каким-то непостижимым образом ей весьма успешно удавалось положительно влиять на Лексли. Авторитет Пламены среди отряда настолько неимоверно возрос, что Чирут даже стал ревновать хозяйку к окружающим.
– И в чем виновато было дерево? – деловито осведомилась Пламена, обнаружив Лексли, сражающегося с огрызками оливы недалеко от их стоянки.
