Ротмистр Гордеев - Дашко Дмитрий Николаевич
– Врукопашную! Ура, братцы!
Выскакиваем из окопа. Прямо передо мной – очередной японский гоблин-сикомэ с мечами танто в обеих руках. Руны на моей шашке пылают, как костёр в тёмную ночь. Запускаю «мельницу» – аж воздух свистит вокруг моего клинка – и стреляю сикомэ в коленку. Тот спотыкается, воет от боли. Лезвие моей шашки впивается в его шею. Хлещет зеленоватая кровь. Противник хрипит и валится мне под ноги.
Успеваю оглянуться на своих людей. Вокруг кровавая круговерть. Бойцы чисто крестьяне на покосе: кто штыком противника, как вилами, кто прикладом. Недаром в древнерусском языке слова «пахарь» и «воин» однокоренные – «оратай» и «ратник».
Краем глаза вижу, как сбоку на Кузьму выскакивает какой-то потомок самураев – вот-вот ткнёт Скоробута своим штыком в бок, а домовой даже развернуться не успеет. Наношу удар шашкой по локтю врага. Отрубленная рука вместе с винтовкой летит на землю. Из обрубка хлещет кровь. Японец верещит от боли. Стреляю ему в голову, всё равно не жилец.
Да где же пулемёты, мать их дери?!
Словно в ответ на мой вопрос оживают оба пулемёта левого фланга, а затем и правого. Веер пуль косит врага. Японцы не выдерживают. Они откатываются вместе со своими демонами, оставляя на поле боя раненых и убитых. Дьявольские их демоны тоже отступают назад, разочарованно шурша на грани нашего слуха. «Мы ещё встретимся, обязательно встретимся…» – чудится мне в их злобном шёпоте.
Неужели отбились? Сползаю на дно окопа и сижу совсем без сил, привалившись спиной к окопной стенке. Нательное бельё насквозь мокрое, да и мундир… Что же это за напасть, с которой мы столкнулись? [8]
Снова перемещаюсь к пулемётчикам, на этот раз на правый фланг. Костин, Загретдинов, Яцко и Васильев. Костин и Яцко – из примкнувших к нам сибирских стрелков.
– Костин, с патронами как?
– Есть ещё малость запасец, вашбродь, – отвечает боец, продолжая возиться с пулемётом – прочищает затвор и пулеприёмник от грязи.
– А чего перестали стрелять в разгар боя?
– Стволы закипели, вашбродь. Спасибо, морячок наш водяной пособил, устроил нам собственный источник. – Костин кивает в угол окопа, где весело булькает небольшой родничок. – Вы уж передайте ему наше мерси.
– Обязательно.
Молодец водяной, сообразил, что водную преграду можно не только под ноги врагам бросить, но и пулемёты напоить.
За спиной стук копыт. Оглядываюсь. Шамхалов осаживает коня.
– Как вы, штабс-ротмистр?
– Вроде отбились.
– У соседей справа беда, японцы ворвались в окопы. Нужно помочь.
Нужно так нужно!
– Бубнов, ко мне!
Унтер подбегает, козыряет.
– Остаёшься за старшего. С половиной людей справишься?
– Бог даст, выдюжим, вашбродь.
– Вторую половину с лошадьми ко мне и два пулемётных расчёта – Жалдырина с Костиным.
– Есть!
Он убегает выполнять приказ.
– Фёдор! – окликаю Лукашина-младшего. – Давай сюда наши тачанки.
Фёдор понимающе кивает и тоже убегает. Кузьма приводит двух наших коней. Вскакиваю в седло. Вокруг меня собирается ударная группа. Пулемётчики грузят свои «максимки» в пролётки.
– Слушай мою команду! Рысью – марш!
Шамхалов нас как бы возглавляет. А как с реальной субординацией на поле боя?
– Николай Михалыч, командуйте, вам сподручнее с вашими методами.
Ага, вот и ответ на мой незаданный вопрос.
Рысью вылетаем к окопам соседей справа. Да, дела тут скверные. Японцы уже в наших окопах, а по полю боя спешно подходят вражеские цепи. Командую тачанкам вести огонь по наступающим японцам, двигаясь вдоль линии окопов. А сам с бойцами спешиваюсь.
Спрыгиваем в окопы в самую гущу боя. Шашка в правой, револьвер в левой. В окопах противник упорный, они считают, что победа уже у них в руках. Однако две пулемётные тачанки наверху делают своё дело. Японцы отступают, оставив без поддержки тех, что уже ворвался в наши окопы. Кто-то ещё яростно отбивается, кто-то тянет руки вверх, сдаваясь на милость наших солдат.
Оглядываю разгорячённые успехом лица бойцов. Бросаю взгляд на Шамхалова.
– Будем радоваться или рискнём развить успех?
В глазах моего кавказского командира нескрываемый азарт.
– Рискнём! И пусть аллах поможет отчаянным.
– В атаку!
Часть бойцов помогают перетащить через линию окопов тачанки. Они мчат вперёд, мы бежим следом, преследуя отступающих японцев. Тачанки делают разворот, бьют в спины бегущему врагу, сея смерть и ещё большую панику. Японцы бегут так, что только пятки сверкают.
На их плечах мы врываемся во вражеские окопы. Сопротивления почти нет. Поле боя и первая линия вражеских укреплений – за нами. Переглядываемся с Шамхаловым. Силён соблазн продолжить удар и рвануть на следующую линию японских укреплений, но бойцы устали после двух отбитых атак и собственного успеха.
– Лучше вовремя остановиться, господин ротмистр, – отвечаю комэску на его незаданный вопрос. Лучше укрепиться на этих позициях, подтянуть подкрепление и с новыми силами развивать успех.
Шамхалов согласно кивает. Он скачет в тыл. Я оставляю на новых позициях тачанку Жалдырина с его вторым номером и половину своих бойцов, старшим оставляю старшего Лукашина, а сам возвращаюсь на свои позиции. Как там у Бубнова?
У Бубнова всё нормально.
– Японец хотел было в атаку рвануть, да передумал. Никак ваш удар у суседей, господин штабс-ротмистр, заставил его остановиться.
Здесь бы получить подкрепление да развить достигнутый успех.
Возвращается Элихманов, да не один – с Али Кули Мирзой. Подполковник бледен, но старается держаться в седле бодрячком. Интересно, выписали его из госпиталя или сбежал? Не удивлюсь, если сбежал.
Докладываю об обстоятельствах сегодняшнего боя и наших успехах. Перс благосклонно качает головой.
– Благодарю за службу, господин штабс-ротмистр. Я позабочусь, чтобы награды не обошли достойных.
– Господин подполковник, награды – это хорошо. Но гораздо лучше было бы развить успех. Я мог бы организовать ночную атаку на вторую линию японских окопов. Японцы не будут ожидать нападения.
Подполковник мрачнеет.
– Это как-то не по-рыцарски, Николай Михалыч. Да и не принято ночью действовать.
– Рыцари остались в прошлом. Современная война требует новых приёмов – таких, которых противник не ожидает. А мы сторожим вчерашний день.
Фух, высказался. А с другой стороны, только беднягу подполковника расстроил – он и так делает что может.
К нам подъезжает Вержбицкий, осаживает коня, козыряет Али Кули Мирзе.
– Господин подполковник, только что поступил приказ генерала Куропаткина. Из-за угрозы флангового удара противника необходимо отступить на подготовленные оборонительные позиции.
Что?!
С трудом сдерживаю язык, чтобы не нарушить субординацию и не высказать Вержбицкому всё, что думаю об умственных способностях Куропаткина. Поляк то ли что-то почувствовал, то ли прочитал в моём взгляде. Смотрит на меня с ухмылкой.
– Господин штабс-ротмистр, хочу напомнить, что командующему стратегическая обстановка видна лучше, чем вам из своего окопа. Это вам здесь сопутствует успех, а на нашем правом фланге противник серьёзно вклинился в наши позиции, так что в некоторых местах пришлось отойти на третью линию окопов.
– Не надо приписывать мне тех мыслей, которые я не высказал, – одёргиваю я Вержбицкого.
– Тогда потрудитесь выполнить приказ командующего.
Вержбицкий картинно козыряет и скачет от нас прочь. Вижу по лицам Али Кули Мирзы и Шамхалова, что и их приказ Куропаткина не порадовал.
– Командуйте, Николай Михалыч, – машет рукой расстроенный подполковник. – Отходим. Вы слышали приказ.
Глава 23
Командующий нашим корпусом барон и генерал Штакельберг досконально выполнил приказ командующего армией Куропаткина – «…С превосходящими же силами не доводить дела до решительного столкновения и отнюдь не допускать израсходования всего нашего резерва в бою». Изначально Штакельберг планировал оборонительные бои на подготовленных позициях южнее Вафангоу. Обнаружив против себя всего две дивизии, он решил повести наступление левым флангом. (Наша бригада обороняла правый фланг.)
