Николай Бахрошин - Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
— Ждали — так ждали, — добродушно согласился Рваный. — Ждал конь волков, так и дождался… Но я не об этом. Есть тут в окрестностях одна фиговина, которая, действительно, может быть интересной. Я ее еще ночью засек, пока некоторые… ждали.
То, что он рассказал, оказалось и на самом деле интересным. Ночью он засек несколько вспышек неподалеку, на стрельбу — не похоже, слишком характерные вспышки. Значит — ракетодром. Судя по вспышкам — малые челноки, орбитально — планетарного типа, похоже — гражданские транспортники.
Странное место для ракетодрома, удивлялся Рваный, — неудобное, слишком далеко от экватора. Но — есть, за это он ручается, и направление — расстояние вычислил довольно точно —.250–300 километров на юго — восток. А так как до точки возврата нам теперь, как до Китая на четвереньках, подытожил Рваный, имеет смысл поинтересоваться, что за фигня и чем она может нам пригодиться, так, командир?
— А что это за Китай? Планета, где китайцы живут? — спросила Щука. — Почему не знаю?
Цезарь подтвердил, что именно там они и живут, точнее, жили когда-то. Потому что это не планета, а название страны, еще в древние времена, на Земле.
— Почему же туда добирались на четвереньках? — недоумевала моя красавица. — Они что, высоко в горах жили?
— Был такой способ передвижения, — пояснил Цезарь с апломбом бывшего журналиста. — Национальная традиция у русского и им сочувствующих народов. Обычно приурочивался к праздничным и выходным дням.
— Ага, — глубокомысленно проронила Щука, но было видно, что этот национальный способ передвижения остается для нее загадкой.
Судя по смуглой и яркой внешности, ее предки происходили откуда-то из залитых солнцем стран, так что славянские поговорки с их бичующей самоиронией она могла просто не понимать. Я подумал, что почти ничего не знаю о ней, до сих пор не знаю, и эта мысль вдруг отозвалась булавочным уколом ревности… Любимая и загадочная…
Усилием воли вытряхнув из головы неподобающие мысли, я снова углубился в карту вместе со Рваным. Судя по всему, где-то здесь… На карте никакого ракетодрома не было, но это как раз понятно, любая гражданская площадка — все равно военный объект. Секретность, маскировка и все прочее…
Да, здесь вполне может быть ракетодром, не лучшее место, но рельеф позволяет… И почему бы ему здесь не быть? — переглядывались мы. А это уже интересно, это — люди, цивилизация, и, главное, — энергия для брони, боеприпасы, пища!
Конечно, ракетодром противника… Но что еще делать, если до точки возврата теперь, как до Китая в этой самой позиции? На наших разряженных аккумуляторах до нее все равно не добраться, ни в этой позиции, ни в той, ни в другой… Останемся без брони — останемся совсем без всего, и голыми, и босыми в прямом и переносном смыслах…
— Тигр–1, Тигр–1, вызываю, прием… Тигры, я — Леопард–13, прием, вызываю… — услышал я вдруг в наушниках слабый, монотонный голос. Голос, похоже, бубнил в эфир давно и безнадежно.
— Я — Тигр–1, слышу тебя, тринадцатый, слышу тебя, прием! — тут же откликнулся я.
Ага, вот и Капуста нашлась! Совсем хорошо!
* * *Нас стало пятеро.
А Педофила мы так и не нашли. Тщательно обшарили местность, где стояла его винтовка, разряженная винтовка, если быть точным, прочесали все вокруг, но — никаких следов. Когда проламываешься в броне сквозь кусты, следы обязательно должны остаться, хотя бы в виде сломанных веток и отпечатков тяжелых подошв, но тут — вообще ничего…
Тогда откуда винтовка? Ветром надуло?
По направленной связи он тоже не отзывался, сколько мы ни сигналили — глухо, как в черепе аутиста. Поневоле пришлось играть в Фенимора Купера с его кожаными чулками, развешанными на просушку на шестах вигвамов…
Почти сутки искали, ждали, сигналили… Нет, никаких следов!
Пришлось уходить, иначе энергии брони не хватило бы даже добраться до ракетодрома. Шанс тоже сомнительный, еще неизвестно, что там нас ждет, но все-таки шанс…
И мы ушли с тем паскудным, понятным чувством десантников, которое называется «бросить своего». Я не особенно задумывался об этом, оно само получилось, что мы все меньше чувствовали себя штрафниками, и все больше — боевой группой космодесанта, выходящей из окружения…
Вот только шансы…
А что шансы, с другой стороны? Их всегда мало, и становится все меньше и меньше с того момента, как ты входишь на борт «утюга» и прищелкиваешь себя в гнездо катапульты. Удача, рулетка, фатум, где все пресловутое воинское умение — всего лишь дополнительные козыри в игре с судьбой, и даже не самые крупные козыри.
Когда авторитетный Князь, ныне уже покойный, просил меня научить его выживать в бою, он сам не понимал, о чем просит, вдруг вспоминал я, передвигаясь вместе с остальными короткими, стелющимися перелетами. Нет, выживать я его мог научить, и учил, а вот остаться в живых — это уже совсем другое. Это, мой уголовный брат, не наука и не искусство, это — судьба. Я, может быть, и не верю в Бога, но в судьбу — верю.
Вот такая незамысловатая философия. На том стояли и стоять будем, а когда-нибудь (даст бог — не сегодня!) ляжем костьми…
Только так…
Планета Казачок. 26 июня 2189 г.
2 часа 14 минут по местному времени.
(В окрестностях горного ракетодрома)
Ракетодром был совсем маленький. Три пусковые установки для шаттлов, небольшое поле, выложенное термозащитными плитами, сбоку — ряд ангаров, тоже покрытых огнеотражательными щитами. За ними застыли вскинутыми стрелами два погрузочных крана. Еще дальше — несколько жилых, двухэтажных домиков сборно — переносного типа, из тех, что монтируются по секциям. Но — уютно. Лавочки, заборчики по колено, столики, выставленные прямо в палисадники. Просто картинные, пряничные домики со ставенками на окнах и кружевными занавесочками в глубине проемов…
Домики, как и ангары, и пусковики, и само поле, были покрыты буро — желто — зелеными маскировочными пятнами краски. Сейчас, под звездами, ее цвет выглядел совсем приглушенным. Если смотреть сверху, с воздуха, такая маскировка действительно помогает, зализывая строения до полной неузнаваемости, но вблизи, через оптику, пятнистая раскраска смотрится уж слишком грубо, нарочито карикатурно, как красный клоунский нос на белом лице покойника…
Людей не было ни на поле, ни вокруг зданий, только одно окно вдалеке светилось тускло — зеленым огоньком ночника. Две стартовые установки были пусты, на третьей торчала каракатица орбитального челнока, раскорячившись четырьмя толстыми крыльями и куцым подобием хвостового оперения. Челнок был явно гражданского, к тому же сильно устаревшего образца, но, по-моему, вполне рабочего вида.
Охрана — даже часовых нет, три старых видеокамеры по периметру и покосившаяся изгородь из колючей проволоки с честными табличками — предупреждениями «под напряжением». Если сканер не врал, напряжения там и в помине не было, видимо, аборигены обходились одними грозными табличками…
Обычный, заштатный ракетодром на захолустной планете… Тишь, гладь, благодать — апофеоз неспешного провинциального существования…
Обычный? Хотелось верить, очень хотелось бы… Это было бы совсем кстати!
Но что-то все-таки настораживало! Слишком тихо, это во — первых. Для планеты, в звездной системе которой находится флот вторжения, — слишком уж подчеркнутое благолепие, просто идиллия захолустной неспешности, размышлял я, рассматривая ракетодром через оптику ночного видения. И еще этот зеленый ночничок в ночи, как последний, заключительный штрих талантливого художника…
Во — вторых… Даже не знаю, что сказать… Предчувствие? Словно есть какое-то скрытое напряжение во всей этой мирной картине…
Или — придираюсь? Дую на воду, обжегшись горючей смесью? — соображал я, в очередной раз разглядывая ракетодром.
* * *Мы наблюдали уже пятый час. Обнаружили его еще засветло и держались на понятном отдалении, маскируясь среди кустистой, разлапистой растительности горных склонов. Наша «умная» броня, если включить программу «хамелеон», сама подбирает цвет под рельеф, в ней легко маскироваться…
По мере того как темнело, мы потихонечку подбирались все ближе и ближе.
Нет, здесь никто не спешил и не суетился. За все время наблюдения по полю прошли два техника в темных комбинезонах, неторопливо о чем-то болтая, и прокатилась на велосипеде сдобная блондинистая особа в легкомысленном розовом сарафанчике. Особа отличалась пышной грудью и рельефной монументальностью нижней части. Мы все внимательно наблюдали за ее ягодицами, упруго перекатывающимися при вращении педалей. Все — таки, при соответствующих женских формах, велосипед — удивительно сексуальная часть туалета…
