С. Микхайлов - Мир закрытых дверей
В коридоре бродил человек в синей пижаме. Иван сразу узнал его – это был больной, которого санитары называли лунатиком, потому что он полностью оторвался от хода реального мира и обитал где-то в своих фантазиях. Лунатик зигзагом пересекал коридор от стенки до стенки. Мимо прошли два санитара – один нес ведро с водой, другой в руке держал швабру – и никто из них даже не поглядел на блуждавшего пациента.
Выждав удобный момент, когда стало тихо и лишь шаркали подошвы тапок лунатика, Иван пролез в коридор и засеменил вдоль стены, быстро перебежал на другую сторону и оказался у того самого угла, откуда вел наблюдения сегодня утром. "Лишь бы не нарваться на Феликса!" – как мантру повторял в мыслях Иван.
Глава 20. Большой секрет
Иван выглянул из-за угла. Коридор был наполнен пустотой, но из недр седьмой палаты – ее дверь была открыта настежь – сочились мужские голоса. Они звучали неразборчивым бубнением, как из монофонической глотки дешевой магнитолы, и даже мощный бас Феликса пел какую-то тарабарщину.
Не медля, Иван перебазировался в темную нишу, откуда было удобнее и безопаснее наблюдать. Смена диспозиции произошла на редкость вовремя, потому что в поле зрения появилась тонкая фигура светловолосой девушки. Иван узнал в ней вчерашнюю Алену. Практикантка держала в руках серые, непонятные клочки материи. Подошла к седьмой палате и проговорила довольно громко:
– Я принесла тряпки.
Мужское бубнение прекратилось. И кто-то сказал:
– Наконец-то!
А через мгновение высунувшиеся из проема руки схватили принесенное тряпье.
– Аленушка! – послышался голос Феликса. – Не стесняйся, заходи к нам! Посмотришь, как мы работаем.
– Что-то не хочется, – ответила практикантка.
– А ты не бойся, мы тебя мыть плинтусы не заставим! – сказал Феликс, показавшись краешком своего массивного тела в дверном проеме.
– Нет, ребята. Как вы тут все моете и чистите – я уже видела.
– Когда же это ты успела?
– Да как-то мимо шла и заглянула – вы еще тогда неприличный анекдот рассказывали и смеялись.
– А чего не зашла и не присоединилась к нам? – спросил Феликс и высунулся из палаты. – Мы бы тебе еще и приличный анекдот рассказали – посмеялась бы.
– А мне доктор задание дал, – сказала Алена, отступив на полшага. – И сейчас мне тоже надо выполнять поручение…
– Ладно, – огорченно произнес Феликс. – Коль так, то иди. Но как только освободишься – быстро к нам. У нас тут весело!
– Непременно, – косо улыбнулась Алена.
Феликс исчез в недрах палаты под всеобщий хохот.
– Молчать! – крикнул Феликс.
Алена хихикнула и пошла дальше. Остановилась у входа в комнату, куда перевезли секретного пациента. Опасливо оглянулась, протянула руку, тихонько открыла дверь и заглянула внутрь. Иван в этот миг вытянулся и тоже метнул взгляд туда же. В помещении горел свет и что-то белело. Но больше ничего парень разглядеть не смог, потому что Алена прикрыла дверь, развернулась и пошла.
"Это мой шанс!" – подумал Иван, нервно ожидая, когда же, наконец, практикантка уйдет.
Но тут очень некстати появился доктор Брюсер. Он остановился перед Аленой и начал ей что-то неторопливо говорить. Иван не расслышал его слов, потому что сзади из общего зала стал особенно громко доноситься шум пациентских голосов, которые как будто что-то скандировали, произнося по слогам фразы.
Доктор Брюсер встревожился.
– Там что-то случилось? – спросила практикантка.
– Подожди, – сказал ей доктор и направился к седьмой палате:
– Феликс, а также ты и ты – быстро в зал!
Затем доктор развернулся и крикнул Алене:
– И ты тоже иди за мной!
И вся компания, во главе которой шел Феликс, опережая доктора Брюсера буквально на шаг, устремилась в общий зал. Иван переждал опасный момент в своей укромной нише, удостоверился, что все ушли, вылез из тени и быстрыми, мягкими шажками подбежал к порогу заветной комнатушки.
И вот парень оказался внутри. На потолке горела единственная лампочка, из-за чего в помещении царствовал сумрак и всюду были разбросаны прислуживавшие ему тени. Посреди комнаты стояла кровать-тележка, на которой под белой простыней покоилось тощее тело, и только лысая голова выглядывала смуглым пятном. У стены громоздился шкаф с колбами и пузырьками. Пахло лекарствами. Иван уже давно привык, что в клинике всюду витал дух медицинских снадобий, но от здешних бутылочек воняло особенно сильно.
Голова бедняги напоминала жуткий грим из фильма ужасов: мертвенно-бледная кожа, вся в морщинках и темных пятнах, была натянута на череп, закрытые глаза казались слипшимися навек, торчавший треугольник носа посвистывал при каждом выдохе. Ивану сделалось неловко и не по себе. Он даже хотел развернуться и уйти, но внезапно мертвецкая голова пошевелилась, бледно-розовые губы дернулись, нарисовалась ротовая щель и через нее прорвались с хрипом два слова:
– Кто здесь?
Иван стоял, стиснув зубы, и, как околдованный, смотрел на лежавшего перед ним страдальца.
Тогда человек дернул головой еще раз и медленно открыл свои отяжеленные складками веки. Взглянул бездонной чернотой своих зрачков на Ивана и спросил:
– Ты кто?
– Я… – начал говорить Иван, не зная, что сказать. – Я здесь проходил мимо…
Человек приподнял голову и шире раскрыл глаза.
– А, синяя пижама!… – прохрипел он.
– Да, синяя пижама, – согласился Иван.
– Значит, ты не доктор, не санитар и не черт?
– Да, я не доктор, не санитар и не черт, – сказал Иван. Последнее слово невольно заставило его улыбнуться. Но то была какая-то грустная и мрачная улыбка.
– А зачем ты здесь? – прозвучал следующий вопрос.
И в ответ Иван пробормотал, путаясь в словах:
– Мне сказали, что здесь в палате лежит человек, который был где-то там наверху и многое может рассказать о том другом мире, который находится где-то там наверху…
Человек мигнул глазами, как птица.
– Когда-то меня звали Петрович… – проговорил он.
– Петрович, – шепотом повторил Иван. Но человек все слышал:
– Теперь это не важно. У меня теперь нет имени. У меня теперь нет ничего, кроме больной, тяжелой головы.
Он попытался еще выше приподнять эту самую больную и тяжелую голову, силясь всем одеревенелым телом и морщась от страданий.
– Нет, нет, не надо! – воскликнул чуть было не в полный голос Иван.
Упав затылком на подушку, человек выдохнул:
– Это все лоботомия!
И в этот миг Иван вздрогнул, потому что он знал, что такое лоботомия.
– Эти гады раскроили мне череп, – продолжал говорить человек. – Они препарировали мои мозги, чтобы я все забыл. Но я ничего не забыл. Зато потерял свое тело и теперь могу лишь немощно пошевелить головой и руками. Ах, эти чертовы врачи!
Ивану сделалось совсем дурно. Недопереваренный обед, брыкаясь, подступил к горлу. "Дышать!" – приказал себе парень и глубоко вдохнул, раздвинув грудь. И в желудке бурление вскорости успокоилось, но легкие наполнились дурными запахами лекарственной химии.
– Так кто же ты на самом деле? – спросил человек, которого когда-то звали Петровичем.
Иван выдохнул и заговорил:
– Я, как бы это сказать, тоже пленник больницы. Я пострадал за любовь к одной очень красивой девушке, на которую положил глаз один очень могущественный чиновник из кабинета министров. И вот он через своих людей запрятал меня сюда, чтобы разлучить с возлюбленной.
– Любовь! – сказал Петрович.
– Да только мне сейчас и здесь не до любви… – произнес Иван.
– Любовь!… – снова пробормотал Петрович и как бы улыбнулся – хоть его сложенные галочкой губы выглядели коряво, но Иван понял, что Петрович улыбнулся.
– Чувствуешь, как здесь пахнет галоперидолом? – спросил Петрович.
– Здесь стойкий запах каких-то лекарств, – сказал парень.
– Это галоперидол.
– А от него могут быть галлюцинации? – зачем-то спросил Иван.
– Не знаю. Но психику он давит конкретно. Ах, эти гадкие врачи!
Иван почувствовал, что пришло время задать свой главный вопрос, и потому робко произнес:
– А это правда, что где-то там наверху существует еще один мир?
– Истинная правда, – ответил Петрович.
– Расскажите тогда что-нибудь об этом мире, пожалуйста. Если вас не затруднит, конечно.
– Хорошо, я расскажу. Но ты должен мне пообещать, что выполнишь мою маленькую просьбу – это будет сущая мелочь.
– Обещаю, – согласился Иван, не заподозрив подвоха.
– Хорошо, – сказал Петрович и улыбнулся все так же коряво, потому что улыбаться по-другому ему не позволяли его распотрошенные и изуродованные нервы.
Иван стоял рядом и ждал. И хотя он всегда воспринимал слышанные рассказы о чудесном верхнем мире как некий удивительный комикс, который граффитчики пытались нарисовать на неподходящих для того стенах, но теперь парень был в смятении и сомневался: "А вдруг над городским потолком в толще твердой вселенной и вправду существуют другие воздушные пустоты, до которых можно добраться?"
