Александр Зорич - Стальной Лабиринт
Мастер Наг!
— Долбаный Самоделкин, как же ты меня достал! — крикнул Растов без надежды быть услышанным.
Гибрид «Саласара» и «Рахша» не спешил съезжать с моста на землю. Он выплюнул серию из нескольких снарядов и попятился под защиту дымзавесы.
Но Растов не собирался с ним цацкаться, вступать в интеллектуальную дуэль и все такое прочее.
— Помор! Направление на мост!
— Есть на мост!
— Игневич! Внимание на мост! Видишь серый танк?! Я пометил его маркером!
— Так точно!
— Гаси по нему из всех стволов! Подавляй скотину!
— А может, «Шелестом» его?
— Давай «Шелестом»!
Но ракету Игневич выпустить не успел. Потому что в ответ на град крупнокалиберных пуль Мастер Наг, не дожидаясь, пока наведется орудие его машины, угостил их «тэ четырнадцатый» из автоматических гранатометов, установленных в модуле подавления пехоты. Промахнуться было невозможно, и обе пусковые установки «Шелестов» были мгновенно искалечены до неузнаваемости.
Недаром после поражения на Грозном клонский ас для своей машины смерти выбрал в качестве базовой платформы корпус «Саласара»! Он был заметно крупнее «Рахша» и нес целых два независимых модуля, в которых нашлось место и пулеметам, и гранатометам, и противолазерной защите. Так что теперь Нахогаран Льюис Тентакл мог расстреливать русских танкистов сколько душе угодно.
Танки открыли огонь практически одновременно.
Машина Растова получила три попадания, танк Мастера Нага — два.
Все пять снарядов броню не одолели, несмотря на короткую дистанцию. Слишком уж хорошо сработали системы активной защиты на обоих танках!
Мастер Наг продолжал пятиться по мосту назад. Все-таки снайпер — это снайпер, ему ближний бой не по нраву!
— Помор, на мост! Игневич, плазменные резаки на полную мощность! Тараним ублюдка!
Дальнейшие события распались для Растова на цепочку ярких фрагментов — восприятие не поспевало за стремительным бегом событий.
Полотнища черного дыма.
Серый клонский броненосец, врезавшись кормой в искалеченный «Рахш», разворачивается по воле инерции поперек моста.
Вспышка у дульного среза орудия — прямо в лицо Растову.
Справа проносится казенник откатившейся пушки — это Кобылин тоже выстрелил.
Плазменные резаки впиваются в серый бок вражеского танка.
Зеленая вспышка — выпущенный Кобылиным снаряд раскурочил маску вражеского орудия.
Растов, действуя рефлекторно, жмет на педаль, отворачивая башню своего танка влево и спасая тем самым пушку — иначе она воткнулась бы в машину Мастера Нага и сломалась.
Встретившись с плазменными резаками, вражеская броня превращается в белый жидкий огонь. Лопается гусеница. Распадается фальшборт. Подпрыгивая, отлетает направляющий каток.
Огня и пара вмиг становится так много, что гремит короткий взрыв, и Т-14 отбрасывает назад.
Фигура над откинувшимся командирским люком вражеского танка — человек в черном бронежилете танкиста — кажется огромной, закрывшей полнеба.
Правая перчатка сорвана, сорвана и кожа… Но вместо красной плоти — металл протеза.
Растов вдруг понимает, что на Мастере Наге нет шлема — только наушники, очки синтезированной реальности, гарнитура микрофона и… спортивная кепка с длинным козырьком!
А шлем? То ли снесло взрывом, то ли — что вероятнее — сумасшедший английский зороастриец ходит в бой так, в кепке.
— Гаси его! — кричит Растов. — Гаси!
— Командир! Послушай же! Командир! — Это Кобылин. — От Лунина информация! «Березина» на подлете, вспышка через полторы минуты! Надо отходить!
— Какая еще «Березина»?! Уйдет же!
Быстрый взгляд на тактический экран. Да-а, летит «Березина»… И не одна.
Снова — в визир. Добить врага! Добить!
Но на башне горящего танка с «Юнион Джеком» никого нет. Мастер Наг исчез. Как будто и не было его никогда.
Глава 11
«ПРОМЗОНА СЛ»
Июнь, 2622 г.
Город Гель — «Промзона СЛ»
Планета Навзар, система Кай Тир
Хмельная волна боя, ударившая в голову, стремительно схлынула. Растов снова соображал предельно ясно и четко.
— Товарищ командир, прямиком от полковника Кунгурова приказ: покинуть район развязки, идти на Гель, — это был голос Лунина. Заместителю Растов обрадовался как родному: шансы погибнуть вместе с командно-штабной машиной у того имелись, и очень серьезные.
— Понял тебя! — гаркнул Растов.
— Это не все! — продолжил Лунин. — Пройдя Гель, мы должны атаковать объект, помеченный на карте «Промзона СЛ». В настоящее время там ведет бой наш десант осназа, высаженный с вертолетов Мурадова. Десант надо деблокировать и ждать дальнейших распоряжений.
Хотя новый приказ был Растову не вполне ясен, он принял его с тайным облегчением.
Куда хуже было бы услышать слова «стоять насмерть». Или — и это настоящая катастрофа! — «контратаковать, захватить мост и удерживать его до подхода подкреплений», которое либо состоится, либо «сами понимаете»…
Слова Кунгурова не разошлись с делом.
Как и откуда прилетели ракеты, понять было невозможно. Только ахнули один за другим три взрыва, и на фоне стробоскопических вспышек сплясали пляску святого Витта закрученные фермы моста.
— Так мы планету вообще без инфраструктуры оставим… — удовлетворенно резюмировал Помор.
— Сами нарвались! — агрессивно заметил Игневич.
— Можем ехать, — сказал Растов, распечатывая пачку эвкалиптовой жевательной резинки; он знал: эвкалиптовая горечь прекрасно успокаивает нервы. — Останки сгоревшей колонны пройдем с включенными плазменными резаками. И дальше, если какие-то препятствия, тоже включаем резаки, времени на фигню не тратим!
— Вас поняли!
До северной окраины Геля доехали с комфортом. Все-таки хорошая автострада — великая вещь!
— Теперь так! — сказал Растов своим самым командирским голосом. — Приближаемся к скоплению гражданских. Если кто забудется и первым начнет в гражданских стрелять, я тому лично голову оторву. Ясно?
— Яснее полярного дня, товарищ майор, — это был Игневич.
Ночной город казался вымершим. Лишь один велосипедист свалился в канаву от избытка чувств, завидев растовских монстров, да еще один водитель пикапа дал по газам. Судя по нищенскому виду мобиля, это был местный фермер…
Почему безвестный фермер не соблюдал комендантский час? Спешил к любимой? Или наоборот: свистнул мешок удобрений с общественного поля и спешил домой?
Однако самым примечательным было отсутствие военных.
При въезде в город они миновали внушительный блокпост, наскоро сложенный из бетонных блоков и мешков с песком.
Там горели фонари, но почему-то было пусто.
Далее, на центральном проспекте города, в который перешла автострада А-1, по всей логике должны были бы ходить военные патрули или, на худой конец, жандармы. Но не было и жандармов!
И только когда танки проезжали пятиэтажное здание с колоннами и внушительным фравахаром (гнездо длиннобородых отцов города, а с началом войны — военная комендатура), на глаза попались четверо солдат.
Двое из них стояли на часах.
А еще двое кемарили возле пулемета, обложенного все теми же мешками с песком.
— Не стрелять, — приказал Растов, до последнего надеясь пересечь город без шума.
— Вы уверены, товарищ майор?
— Уверен.
И, о чудо, получилось! Похоже, солдаты были темными сельскими простофилями и приняли вражеские танки за конкордианские. Логика у них была железная: раз танки не стреляют и не угрожают, значит, наши, благоверные.
А через два квартала от мэрии, в просторной освещенной беседке, увитой виноградом, гуляла, точнее, догуливала, большая компания бедно, но опрятно одетых людей.
Чувствительнейшая аппаратура танка прощупала и классифицировала все — начиная от возраста сидящих в беседке и заканчивая емкостями кувшинов с самодельным желто-зеленым вином на столе.
Компания громко исполняла клонскую народную песню «Миндаль зацвел, и я в тебя влюбился».
Надо же! Эту песню знал даже Растов — ее все время крутили по радио до войны, во времена мирного сосу-сосу.
Идиллия закончилась ровно перед дорожным щитом:
«ВЫ ПОКИДАЕТЕ БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ГОРОД ГЕЛЬ. СЛЕДУЙТЕ ПУТЕМ!»
В четырех сотнях метров впереди от автострады отходили две дороги.
Направо — к космодрому.
Налево — к некой промзоне.
На карте промзона была обозначена неброской аббревиатурой «СЛ» и имела подозрительно строгую геометрическую форму: квадрат со стороной 1850 метров.
Именно в этой промзоне был блокирован осназовский десант. И Растову, черт возьми, страстно хотелось знать, ради какого такого мясокомбината или фисташко-расфасовочного конвейера элитные бойцы, у каждого из которых жалование в военное время как у средней паршивости академика, жертвуют своими позолоченными жизнями…
