Александр Старшинов - Закон есть закон
Ада дернулась и выругалась. Как я успел убедиться – ругаться она умела.
– Подобные слова свидетельствуют лишь о твоем бессилии, – осуждающе покачал головой Пеленц. – Граф, Кайл, ты, Ада, все вы – бессильные, жалкие существа. А я – олицетворение силы. Я – судья. И хаос дает мне возможность судить по-настоящему, опираясь не на примитивные законы, а заглядывая в самую суть человека. Судить не поступки, а личность. Так вот, вы все здесь – ничтожества, и потому я приговариваю вас к уничтожению.
Он в самом деле держался так, будто на плечах его по-прежнему была судейская мантия, и мы находились в зале суда.
– Знаешь, как я убил Кайла? – продолжал Пеленц. – Я ведь его убил собственными руками. Он был тощий, слабый, жалкий, как цыпленок. Сейчас я продемонстрирую тебе, как это произошло.
Пеленц прошелся вдоль лежащих на полу гавриков и остановился напротив тощего Пончика.
– Вот этот подойдет. Очень похож на Кайла.
Он наклонился, ухватил паренька за ворот и поставил на ноги. Рядом с Пеленцем Пончик казался не подростком – ребенком. И он в самом деле напоминал Кайла – светловолосый, голубоглазый, невысокого роста.
– Кайл был такой же тщедушный… Так и хотелось свернуть ему шею. А все почему? Потому что в жилах его текла гнилая кровь аристократа-вырожденца. Может быть, граф спал с твоей мамашей, парень?
– Гы-ы… – заржал кто-то из охранников.
Я узнал Вибаштрелла и завыл уже в голос – не хуже волка.
– Дяденька, не надо… – пролепетал Пончик.
Пеленц положил ему руки на плечи.
– Таких никому не нужных уродов надо уничтожать – это и для них лучше же.
– Мама… – Пончик заплакал. У него застучали зубы, и руки стали мелко дрожать.
– Не смей! – Ада дернулась, но опять же безрезультатно.
Я сделал новую попытку добраться до Пеленца, но это ни к чему не привело, я мог сколько угодно дрыгать ногами – руки мои были прикованы намертво.
Пеленц сделал одно-единственное короткое и резкое движение. Раздался хруст. У меня перед глазами все заволокло кровавой дымкой. Я плевался, рычал, бился, как рыба в сетях. Ада кричала.
– Надо уметь повиноваться тем, кто лучше и сильнее, графинечка. Тот, кто не умеет, умирает. Почему отец не научил тебя этому правилу? Знаешь, что я сказал твоему отцу, когда он требовал суда надо мной и моими людьми? Я пообещал ему, что отымею тебя во все места. И сегодня я это обещание выполню.
– А ты синяя мразь, мужик, – сказал Гарри тихо, но очень отчетливо, будто приговор выносил.
Пеленц подскочил к нему и пнул тяжелым ботинком под ребра. Раз, другой… Ада вновь начала ругаться, но это, похоже, Пеленца только еще больше распаляло.
И в этот миг в дверь ударили кулаком.
– Мильт, погляди, кто там… – приказал Пеленц одному из подручных.
«Пусть это будет призрак. Синева, пусть придет призрак!» – взмолился я мысленно.
Заверещали висюльки у входа, и Мильт влетел в комнату на манер пушечного ядра. Поскольку он не был изувечен до неузнаваемости, ясно было, что пришел не призрак. В следующий миг арбалетный болт впился в грудь стоявшему рядом с Пеленцем громиле. Краем глаза я увидел, как Дайна ухватила лежащую у нее на плече руку, дернула, перекидывая охранника через себя на стол, и металлическая расческа глубоко вошла тому в шею. Со скоростью, которой я никак не мог ожидать от Дайны, она рванула к рубильнику. Один из охранников нацелил ей в спину арбалет, но Гарри сумел-таки извернуться и связанными ногами пнуть стрелка в голени, так что тот промазал. Дальнейшее происходило почти одновременно, время растянулось, разбилось на отдельные дискретные отрезки… Не время, а какие-то лохмотья… и каждый ухватил свой лоскут.
Вот в холл врывается Кабан с арбалетом наперевес. Выстрелив, он не успел его перезарядить и теперь просто обрушивает на голову ближайшего охранника Пеленца ложе арбалета. Дайна добирается до рубильника. Я, Макс и Ада теперь свободны и стоим на полу. Макс тут же кидается на Пеленца – благо тот рядом. И улетает в угол, застревает там между столом и шкафом. Но он выигрывает для меня драгоценную секунду. Я запускаю руку в карман, нащупываю свой единственный комок кружев и бросаю в Пеленца. Мои кружева окутывают его наподобие модной мантильи. Ада уже возле стола, на котором лежит шпага, Кабан перерезает путы на руках Грифа, потом Гарри. Я кидаюсь на ближайшего охранника, но удар в челюсть отбрасывает меня в сторону. Охранник замахивается здоровым таким тесаком, но получает дубовым стулом по башке. Это Дайна. Макс успевает выбраться из своих «тисков» и вновь устремляется в драку. Я поднимаюсь… Ада пронзает клинком одного из охранников.
Я оглядываюсь… Время наконец обретает цельность…
Один из охранников еще шевелился. Теперь, когда я могу задействовать браслеты, мне вполне под силу свернуть ему шею.
«Кайл был слаб, как цыпленок…» Когда на твоих запястьях браслеты силовика, любая шея покажется тебе слабой и тонкой. Даже бычья шея охранника.
Но я не стал добивать парня, нашел чей-то брошенный шарф и связал этому типу руки. Потом я подошел к Пончику. Голова парнишки была неестественно повернута набок. Глаза остекленели. Слезы, стекавшие по перепачканной мордашке, оставили на коже светлые борозды. Это уже второй погибший из гавриков. Я надеялся, взяв их с собой, спасти. Но лишь погубил… вернее, их убил Пеленц. Но я… я тоже был виноват. Делим вину пополам, но от этого груз не становится легче.
Ада тем временем стояла над Пеленцем, подняв шпагу. Тот извивался угрем, но мои кружева держали его крепко.
Графиня подняла голову, наши взгляды встретились.
– Почему я не могу… не могу, и все… я хотела выколоть ему глаза… а не могу… он должен умереть, и умереть мучительно.
Тогда я сделал поворот кистью. Знакомое движение. И моя белая сеть медленно погрузилась сквозь одежду в тело судьи, прогрызая его до самого нутра – до легких, желудка, сердца. Он завыл и засучил ногами. И в глазах его отразился животный тупой ужас.
Ада опустила руку со шпагой.
– Не стоит марать благородную сталь этой гнилой кровью, – сказал я. – Черви вполне сгодятся.
Пеленц, дико извиваясь, попытался встать. И ему это почти удалось.
– Вы… все… ответите… – прохрипел он.
– За что? – Я наивно округлил глаза. – Хаос нам всем дарует прощение.
Он вновь повалился на пол. А я отвернулся – в отличие от Пеленца, наблюдать агонию мне не доставляет никакого удовольствия.
* * *– Ищите кристалл! – приказал я Гарри и его друзьям, когда все было кончено. – Он должен быть в футляре из черного дерева. Либо у самого Пеленца, либо у Вибаштрелла.
Я был уверен, что Баш мертв.
Но кристалла мы не нашли, как ни искали. У Пеленца была фляжка с концентратом и еще – кошелек, нож, отмычки, кастет – полный набор для хаоса. В нагрудном кармане обнаружился потрепанный продолговатый футляр со знакомым гербом: корона, меч и цветы. Я раскрыл. Внутри лежало нечто ажурно-тонкое, золотое. Я понятия не имел, как это можно взять в руки. Оправа Графа? Вполне возможно. Пеленц мог найти ее среди вещей покойного во время обыска и попросту присвоить. Я закрыл футляр и положил в карман. Ну что ж, хотя бы оправа у нас есть. Чтобы воспользоваться ею для поднятия волны, надо смотреть на мир примерно так же, как и ее прежний хозяин. Поразительно – на что же Пеленц рассчитывал? Уж он-то не мог смотреть как Граф, это точно.
В кармане одного из убитых охранников нашли второй браслет Ады.
– Баш смылся, – сообщил Макс. – Мы все углы обыскали, но его будто синька слизала. Я же точно видел, как этого синяка прикончил Кабан удачным выстрелом. Но его и след простыл. Подобные уроды всегда выживают и всегда успевают удрать.
Избавиться от Пеленца и его главного подручного за раз – это я, похоже, слишком размечтался. Ну что ж, во всяком случае, я отомстил. Только почему-то удовлетворения не испытывал. Пончик… Вспомнив паренька, я пожалел, что не могу прикончить Пеленца еще пару раз – и очень медленно.
Я отыскал в кладовой Дайны флакон с нейтрализатором концентрата, отправился в ванную и кое-как вымылся. Жечь стало уже не так сильно, а вполне терпимо. Но все равно я то и дело приплясывал и дергался, как блохастый пес.
Когда я вернулся в зал, благоухающий этой дрянью, Дайна кинулась обнимать меня. Она за это время тоже переоделась в очередное свое ярко-сине-зеленое и очень короткое платье и сделала на макушке совершенно умопомрачительный начес. Ну и накрасилась так, что синяк сделался почти не заметен.
– Ребята, вы такие молодцы! Синец! Макс! – Мой друг был заключен в не менее крепкие объятия.
– Кролик не появлялся? – спросил я Дайну.
– Нет. Зато явилась эта чокнутая девица, – Дайна кивнула в сторону Ады, – и сказала, что будет тебя ждать здесь, якобы ты непременно появишься. А потом пожаловал Пеленц, и нас всех скрутили.
