Александр Старшинов - Закон есть закон
Собравшись, мы спустились вниз.
– Ну как, вы готовы отправиться в путь? – спросил я Гарри, который пытался запихать в свой мешок разбитый барометр Макса.
Барометр был тут же отнят и водружен на тумбочку вместо стереовида.
– Слушай меня, ребята, – объявил Макс. – Теперь я среди охранников главный и отдаю вам приказы, бойцы! Ясно?
– Почему ты? – Гарри попытался изобразить возмущение.
– Потому что я, ребятки, – Разрушитель. – И он выпятил живот, как другие выпячивают грудь. – И еще я служил в армии.
– А в каком чине? – осмелился спросить Пончик.
– Лейтенантом, – признался Макс. – А что, кто-то есть чином старше?
Бойцы промолчали.
– А куда мы идем? – спросила Миу.
– В «Тощую корову», – объявил Макс.
– Грабить таверну? – обрадовался Гарри.
– Нет, мы идем ужинать! – рявкнул Макс. – И кто обидит Дайну… – Макс выкатил глаза, пытаясь придумать кару для дерзкого.
– Тот будет иметь дело с Дайной, – подсказал я.
– И со мной, – добавил Макс.
Глава 8
Мы вышли из дома и тут же напоролись на какую-то банду, спешащую нам навстречу. Послал ли их кто-то специально к нам в гости или так совпало, узнать мне уже никогда не удастся. Потому что призрак за полминуты искрошил и размазал двенадцать человек. После этого захватывающего зрелища вся команда Гарри без исключения начала блевать, а мы с Максом приложились к бутыли графского вина. Призрак тоже выпил – но не вина, а концентрата из баллона.
– Классно, – сказал Макс и демонстративно вытер тыльной стороной губы. По-моему, его тошнило. Меня, во всяком случае, тошнило, и я с трудом поборол спазмы.
– Ты что, так любого можешь замутить? – спросил Макс.
– Могу, – подтвердил призрак. – Но с одним условием: я не захожу в дома. Нечаянно могу положить всех.
Артур еще раз глотнул из баллона и закрутил вентиль. Закатное солнце заглядывало в круговые магистрали и тут же уходило, будто испугавшись увиденного: разбитых стекол, выломанных рам и дверей, груд мусора и ржавых цепей, что змеями тянулись от одного дома к другому. В нескольких местах прорвало канализацию, и дерьмо затопило мостовую. Восторг первых минут улетучился, настали часы мерзости.
* * *Чтобы добраться до «Тощей коровы» из Максовой норы, нужно было пересечь площадь Ста Фонарей. Там в самом деле установлены сто фонарей, не больше и не меньше, и их зажигают каждый вечер. Это любимое место празднеств, встреч, просто прогулок – площадь окружают десятки ресторанов и кафе, книжных магазинов и видеосалонов. На этой площади приезжающие из-за Пелены музыканты дают концерты, один-два максимум, и тут же удаляются вновь – жить, пить и петь где-нибудь на острове Черепахи или на Северном архипелаге, тратить полученные от магистра бертраны. А оставшиеся под покровом Пелены фанаты обливаются горючими слезами, проклинают Пелену и пробуют сочинять сами. Говорят, любой такой концерт истончает Пелену. Даже если на площади поют исключительно про любовь.
К моему удивлению, в этот вечер фонари тоже горели. И еще – на площади было полно народу. Поначалу я не понял, зачем они здесь собрались. Почему кричат, смеются, хлопают в ладоши. А потом я увидел подмостки.
Подмостки. Представление... Когда вокруг хаос! Вот уж не думал, что такое возможно. Перестук девичьих каблучков. Волосы, реющие по воздуху. Голос над площадью. И свет на сцене – теплый живой свет. Прежде я видел хаос иным – стучащим стальным кулаком в хлипкую дверь. И никогда – вот так, в черном лифе и пестрой юбке, с каблучками-рюмочками, отбивающими лихую пляску на гудящих от восторга и изнеможения досках.
Зрители смеялись, свистели, хлопали в ладоши. Из ближайшего ресторана разносили напитки в бумажных стаканчиках, бутерброды, разрезанные на дольки апельсины. Кто-то кидал монеты на подносы, кто-то – прямо на сцену. Я залез в карман и нашел несколько монет убитого стража – того самого, что не желал выпускать убийц из казематов, когда замки открылись сами собой вместе с падением Пелены закона. Монеты, перемазанные в крови. Я швырнул их на помост. Мне показалось это уместным.
– Это моя пьеса! – сообщил лохматый парнишка, стоявший рядом со мной и увлеченно хлопавший в ладоши. – Идем, отметим. Я угощаю! – Он кивнул на столик, где были выставлены тарелочки с закусками и бутылки с пивом.
– Пьеса отличная, – согласился я. – Такую надо играть не на уличных подмостках, а в настоящем театре.
– Да ладно шутить… А у тебя отличная маска. Где купил?
– Один хмырь удружил… – Кажется, в первый раз моя физия оказалась уместной.
– Браво, Полина! – Макс, стоявший за моей спиной, взревел от восторга. Он уже успел набить полный рот бутербродами, но это не мешало ему кричать.
Тут-то я наконец узнал фею. Через минуту действие закончилось, и Полина сбежала вниз по ступенькам. Она была совсем иной – не знакомой чуть ли не с детства Полли, а принцессой, которая только что порхала на сцене перед публикой и молола несусветную чушь, что сочинил, томясь предчувствием перемен, лохматый автор. Что принц шепелявит, что король моложе принца, что все это галиматья, подсвеченная лишь одним – идущими на город энергетическими волнами, в чьем блеске и треске любой хлам может показаться шедевром, меня не волновало. Сама атмосфера этой площади заставляла сердце биться иначе, глаза – видеть иначе, а мысли… Мысли вдруг совершили безумный скачок, будто я прямиком с нижних склонов Альбы перенесся на площадь Согласия. Я вдруг понял одну вещь: я тоже король, и у меня есть те, за кого я отвечаю. Я сманил кучу народу, пообещал победу и обещаний пока не выполнил…
– Полина! – Я помахал ей.
Она рванула ко мне со всех ног, подбежала, повисла на шее.
– Невероятно… – пробормотал я.
– Что такого невероятного?! – Полина отстранилась и уперла руки в бока. Глаза ее сияли не хуже, чем глаза призрака.
– Хаос, – пояснил я.
– Вот именно! Для этого и даны нам эти чудесные дни. Для творчества, для театра, сцены, песен и звона струн – эти дни ни на что другое употреблять больше нельзя.
– Хотел позвать тебя в свою команду, – спохватился я.
– Спасибо за предложение, но у меня – сцена! – Она строго помахала пальчиком перед моим носом.
Я кивнул. Я понял, что и сам думаю точно так же. Когда Пелена падает, воздух становится другим, мир меняется, иначе бьется сердце, и слова обретают высокий и тайный смысл. И самое горькое, что это удивительное время промелькнет в одно мгновение – мгновение, которое ты вынужден растратить на то, чтобы отбиваться от грабителей и бандитов, и все, что ты запомнишь об этом времени, это грязь и смерть на улицах, это озверевшие людские рожи, это страх, слезы и крики. А когда Пелена закона вновь накроет остров, ты будешь бормотать. «Ну наконец-то» и делать вид, что радуешься, притом что сердце сжимает тоска, и будешь повторять: «Зачем же было это время? Для чего? Что я упустил?» И втайне будешь мечтать о новом пришествии хаоса… и долго и тщательно готовиться. Но в результате все равно окажешься не готов.
– Полина, а ты не боишься? Грабителей… – Я запнулся. – И убийц?
– Все, приходящие сюда, становятся либо актерами, либо зрителями, – безапелляционно заявила Полина.
Я вдруг понял, что она ничуточки не изменилась с падением Пелены, она всегда была такой. До той минуты я знал лишь одного человека, который вот так легко и светло мог пройти сквозь хаос, – это Граф. Вот же синь! Что же делать? Влюбиться в Полину, что ли? А как же разница в пятнадцать лет?
На сцене тем временем действие продолжалось.
– Полли, крошка, – схватил фею за руку Макс. – Хочешь сказать, что ты и твои друзья вот так готовились к дням хаоса?
– Конечно!
– Полина! – окликнул ее полноватый паренек в просторной футболке до колен, из-под которой виднелись мешковатые штаны. – Через минуту твой выход!
– Пока, ребята! – Фея чмокнула меня в щеку, потом расцеловала щетину Макса и упорхнула.
Мой друг стоял ошарашенный, с раскрытым ртом.
– А почему меня не предупредили? – запоздало спросил Макс неведомо кого. – Я бы мог… Я в детстве играл на сцене. И в студенческие годы на гитаре… и еще писал сценарии… У меня они где-то еще… лежат.
Он сбился и поглядел на меня с таким несчастным видом, будто я украл у него шанс на самый прекрасный миг в жизни.
– Макс, думаю, за две недели ты подготовишься и выступишь здесь… – Я попробовал пошутить, но он не понял моей шутки.
Макс стоял и не двигался, а в глазах его блестели слезы.
– Пошли! – Я положил ладонь ему на плечо. – Нам пора в норку к Дайне искать глупого кролика. И, кстати, где Гарри и его гаврики?
В первый миг мне показалось, что Гарри сбежал, но потом я понял, что ошибся. Он стоял в первом ряду возле сцены и отчаянно бил в ладоши. Рядом Кабан сидел на тюке с награбленным и аплодировал не менее ожесточенно. Подле него примостились Гриф и тощий как палка Пончик…
