Мария Семенова - Новая игра
И в это время с миром что-то случилось. Небо взорвалось жутким, свистящим, стонущим рёвом, раскололось, истекая огнём, и начало падать наземь.
Это из-за леса, где были позиции русских, ударили знаменитые «Катюши».
Там, куда обрушивался их удар, переставали существовать целые полки, а случайно уцелевшие солдаты седели, оставались заиками, сходили с ума. Кто видел, тот подтвердит, а кто не видел, тому и представлять незачем. Всё равно ничего даже отдалённо подобного не сумеете вообразить.
Страшная огненная стена бушевала пока ещё далеко в стороне, но Хильда и Эрик разом лишились рассудка. Эрик вжался лицом в руль и крутанул газ, Хильда боком упала в коляску, «Цундапп» взревел — неслышимо за вселенским громом «Катюш» — и рванулся неведомо куда, сметая кусты…
Хотелось обернуться пылинкой, ничтожным муравьём, забиться в щёлку, заткнуть уши, зажмурить глаза… Где-то совсем рядом громыхало и ухало, обжигало огнём, вспарывало ночной перламутр железными красками смерти. Резко пахло дымом, землёй, гибелью, раскалённым металлом…
А потом всё кончилось. Так же внезапно, как и началось. Небо раздумало рушиться и стало возвращаться на место, и ветер залатал огненные трещины в тверди мутными полосами дыма.
Эрик поднял голову, выругался, не услышав собственного голоса, похлопал Хильду по плечу.
— Ты как?..
Та что-то прохрипела в ответ.
— Меч… — не сразу разобрал Эрик. А когда разобрал, похолодел. Меч остался в блиндаже, среди вещей, которыми они собирались навьючить мотоцикл. Эрик оглянулся. Горка, в склоне которой была устроена база, была ещё видна из низинки, куда они скатились вместе с «Цундаппом». Только узнать её теперь было непросто. Там догорали расщеплённые, переломанные деревья. А на месте блиндажа виднелся завал, напоминавший могильный курган. От него валил густой дым.
— Что ни делается, всё к лучшему, — неожиданно спокойно проговорила Хильда. — По крайней мере, теперь он никуда от нас уже не денется. Мы ещё вернёмся. Время у нас есть…
Осторожно работая газом, они выволокли порыкивающий «Цундапп» на лесную дорогу, по которой последний раз ездили при царе…
— Как только доберёмся до наших, — отдышавшись, сказал Эрик фон Кройц, — сразу дадим знать Гансу. Пусть без промедления готовит на швейцарской границе окно…
Ганс — это Ганс Опопельбаум, подопытный из секретного проекта «Новая жизнь». Вора-медвежатника призвали в СС для открывания неподатливых еврейских сейфов, но вскоре поняли, что погорячились. Тогда перед неуправляемым Гансом встал вопрос: или восточный фронт, или алтарь науки. Главным жрецом при том алтаре был Эрик фон Кройц, а работа по созданию супергероя велась на базе германского эпоса о вервольфах, опытов Махараля[154] и секретных материалов НКВД, переданных в рейх во время советско-германской дружбы. Повезло Гансу Опопельбауму или нет, вопрос спорный, но в конце концов из всех добровольцев остался в живых только он. Теперь бывшего вора считали ценнейшим экземпляром, живым свидетельством триумфа германской научной мысли. Его навещал Гиммлер, с ним здоровался за руку фюрер… В общем, Гансу ничего не стоило организовать на границе не то что окно — хоть ворота. И он не подведёт, всё сделает. Просто потому, раз в три месяца ему необходима инъекция, а шприц держит в руках штандартенфюрер фон Кройц…
Но оказалось, что о швейцарской границе думать было пока ещё рано. Кто-то хочет в рай, да не пускают грехи. А вот фон Кройцев не пропустила дорога, русская лесная дорога, последний остаток старинного подъездного пути к Терминалу.
Едва проехали поворот, как под колёсами «Цундаппа» сработала мина. Взрыв был страшен. Тяжко содрогнулась земля, и к небу взлетели останки ни в чём не повинного мотоцикла. Добротная машина приняла на себя всю силу взрыва — Хильда и Эрик почти не пострадали. Они лежали на обочине дороги помятые и бездыханные, но живые, одежда на обоих висела тлеющими лохмотьями.
Скоро из леса не торопясь вышли партизаны. Один был матёрый бородатый мужик, одетый не по-летнему — в ватник и папаху. Второй был подросток в пиджачишке, фуражке с эмблемой ФЗУ и немецких, не по размеру, офицерских сапогах.
— Ты только глянь, товарищ Малофеев, — наклонился парень над Хильдой. — Ну до чего живучая немчура. Такую бабу из пушки не возьмёшь. Эх, надо было удвоить заряд…
Товарищ Малофеев перевернул Эрика, посмотрел в лицо и неожиданно помрачнел.
— Ты, Гриня, вот чего… Мину на сорок первой версте помнишь? Ну, где поворот на гестапо?
— Как же не помнить, очень даже, — шмыгнул курносым носом Гриня. — Я её пока пёр, чуть не помер. Вроде фашистки этой, здорова… А чо?
— А через плечо? Не горячо? — снова поставил его на место товарищ Малофеев. Вытащил кисет с горлодёром и принялся неспешно сворачивать исполинскую, не козью — слоновью ножку. — Давай-ка вали туда, проверь взрыватель. А я тут с фашистами сам погутарю. По-свойски…
— А, как всегда, — с уважением глянул на него Гриня. — Есть проверить взрыватель! Разрешите выполнять?
Сдвинул на затылок фуражку, лихо поправил ППШ и мигом, пыля подошвами, исчез. Как видно, ему было не впервой.
«Да нет, не как всегда, — так и не закурил Малофеевтут особый случай…» Достал фляжку, встряхнул и, наклонившись к лицу Эрика, принялся вливать тому в рот огненную жидкость.
— Ну всё, хорош прохлаждаться. Разлёгся тут. Не курорт!
— А? Что? — Фон Кройц вздрогнул, закашлялся, тяжело вздохнул и, разлепив ресницы, окончательно пришёл в себя. — Вы?.. Вы, уважаемый старший партнёр? Вы?
— А, признал, значит. Не забыл, — крякнул удовлетворённо Малофеев. — Стало быть, должон помнить, как мы с Ляксандрой-то свет Ярославичем тебя предупреждали. Ну тогда, после Чудского… Говорили мы тебе, чтобы больше не приходил, а? Говорили?.. А ты, пёс, опять за своё? Мало что сам припёрся, так ещё ведьму свою приволок… Ну, теперь не обижайся.
С этими словами Малофеев нагнулся и сорвал с пояса Эрика бесценный талисман. Всё, мол, поносил, хватит. Обойдёшься.
Спрятал драконий ус и принялся отпаивать Хильду.
— Давай, селёдка гамбургская, шевелись.
— А, это вы, уважаемый партнёр… — неуклюже зашевелилась она. — Прошу извинить… очень, очень приятно… Ах, сколько лет, сколько зим…
Бледные глаза арийки горели бессильной ненавистью. И вцепилась бы в глотку, да весовая категория не та.
— Сколько лет, сколько зим, — повторил Малофеев. Задумался, хмыкнул и вытащил из кармана две игральные кости. — А вот мы сейчас будем посмотреть — сколько!
Сдёрнул с головы папаху, положил в неё зары[155] с важным видом потряс и выбросил прямо перед собой, словно там находился невидимый стол. Кости и впрямь не долетели до земли, упали на незримую, звонко отозвавшуюся поверхность. Выпали две шестёрки.
— Ду шеш,[156] — надел папаху Малофеев, положил кости в карман и голосом судьи при оглашении приговора вынес вердикт. — В общем так! Чтоб ещё шестьдесят шесть ни слуху ни духу! Сунетесь — пожалеете. Будет не как сегодня, без шуток. Сдам в НКВД…
— Господи, уважаемый старший партнёр, но куда же мы теперь? — робко подал голос штандартенфюрер. — Без оружия, без припасов… Босые, раздетые…
— А куда хошь, — рассмеялся Малофеев и не без гордости, державным жестом, повёл рукой. — Валите, места много. Жратвы в летнем лесу навалом, не пропадёте… Правда, вот комар у нас знатный, ну да ничего, приспособитесь, вы же арии, сверхчеловеки. А теперь марш отсюда, — добавил он строго. — А то скоро Гриня вернётся. А у него язык как помела.
Когда фон Кройцы скрылись в кустах, он длинной очередью продырявил утреннее небо, разогнал на болоте ряску, бросил в воду колесо «Цундаппа» и, наконец-то раскурив слоновью ножку, принялся ждать. Ждал не долго. Вскоре из-за поворота появился запыхавшийся Гриня.
— Товарищ Малофеев, докладываю… Со взрывателем всё в порядке, стоит. Ой, а где захваченные фашисты? Что мы особисту-то скажем?..
Без интереса, буднично так спросил, заранее зная ответ.
— Как это где? Где положено, — усмехнулся бородач. — Попытка группового побега. Пресечённая. Успешно. Так в особом отделе и доложим, если что.
— Ага, так и доложим. — Гриня посмотрел на россыпь свежих гильз, на потревоженное болото и перевёл глаза на Малофеева. — Ох и лют же ты, Фрол Иваныч. Не даёшь спуска врагу.
