Владимир Зырянцев - Вернуться из Готана
Я вернулся к Химмельсбергу.
— Извините за беспокойство, но у вас не найдется кружки? — спросил он.
— Кружку не взял, есть фляжка, — ответил я, поглаживая ушибленный бок. — Да вы пейте из горсти, так даже лучше, не простудитесь.
— А как это — из горсти? Я не умею, — признался он. Пришлось лезть в рюкзак.
Спустя несколько минут он тяжело опустился рядом со мной и протянул полную фляжку.
— Спасибо, — сказал я, осторожно отхлебнув; вода оказалась не слишком холодной. — А вы держитесь молодцом, не жалуетесь. Хотя все равно не понимаю, зачем вы вообще обрекли себя на эти мучения. Я же вижу, как вам тяжело. Могли бы спокойно дойти до деревни, а завтра — ну послезавтра — снова присоединиться к нам.
— Да, я понимаю, что это нелогично, — пробормотал он, с трудом вытягиваясь на камнях. — Но мне необходимо это видеть. Такой шанс…
— Подложите что-нибудь, — посоветовал я. — Куртку снимите и подложите, а то вмиг простудитесь. Нате, возьмите мою. Как же вы надеетесь увидеть эти ваши Ворота? Ведь возле них будет чудовищное напряжение поля — ничто живое не выдержит.
— Да, это проблема, — признался он. — Но у нее должно быть какое-то решение. Ведь те, кто стремился к Воротам, как-то их проходили! Да и монахи, охранявшие Кадоро, стояли не в двух километрах от них, а в пределах видимости. Сохранилось много описаний Ворот в момент их появления; значит, люди их видели и остались в живых. Может, их спасало незнание расчетов Латинка? Я не хочу сказать ничего обидного для нашего коллеги, но что-то здесь не сходится.
— Ну проверить его расчеты мы сможем совсем скоро, — заметил я. — Если они верны, то через несколько минут начнется резкое усиление колебаний. Если мы смотрим на эти научные гипотезы с усмешкой, то можем не спешить и даже заночевать в лесу.
— Не надо считать меня обскурантом, слепо верящим в древние мифы, — возразил Химмельсберг. — Я полагаюсь на выкладки наших физиков и математиков, этих жрецов ее величества науки. А потому готов выбиваться из сил, чтобы вовремя уйти из опасной зоны. Если скажете, что пора, я сейчас встану — и вперед.
— Нет, подождите немного, — ответил я. — Остальные еще не отдохнули.
— Насколько все же мы — я о себе, конечно, — удалились от природы! — пробормотал культуролог. — Мы утратили элементарные навыки наших предков. Ни воды набрать, ни огонь разжечь… Мы живем под колпаком цивилизации, в созданной нами среде, слепые, глухие… Лишь какие-то отзвуки…
Я взглянул вверх и отметил, что в небе произошли перемены: серое покрывало исчезло, разорванное спешащими на юг угольно-черными тучами. Вершины деревьев раскачивались под крепнущим ветром, его слабое дуновение доносилось даже на дно ущелья.
Тут я заметил, что присевший в стороне Видович делает мне какие-то знаки. Я подошел к нему.
— Далеко еще? — спросил он тихо.
— Мы прошли почти два километра, — отвечал я. — Осталось чуть больше четырех, а до границы опасной зоны — всего полтора. Но впереди подъем. — Я кивнул на противоположный склон ущелья.
— А обойти нельзя?
— Нет, если не делать крюк километров десять.
— А дальше так же круто?
— Нет, дальше положе, но все равно в гору не меньше километра.
Он молча кивнул.
Утолив жажду, люди возвращались, вытягивались на камнях. Одна Джейн осталась стоять, вглядываясь в чащу.
— Что вы там увидели, юная леди? — спросил я. — Тигра?
— Лес светится, — тихо сказала она. — Вон там, вверху. И на том берегу тоже.
— Вы тоже видите? — подал голос Фред. — А я думал, мне кажется. А еще прямо над нами, откуда мы пришли.
Я сел и огляделся. Зеленоватый огонек мерцал на краю поляны, то разгораясь, то потухая, словно сигарета; правее тускло светился еще один, словно крохотный опал. Темнело, и зеленое, желтое, сиреневое сияние заполняло лес, все ярче проступая в сгущавшихся сумерках.
— Флюоресценция, — все так же тихо сказала Кэт. — Это всего лишь гнилушки и светляки. Гроза близко, в воздухе много электричества. Я видела это много раз, но почему-то сейчас…
— Только грозы нам не хватало, — пробурчал Эрлендер.
— Ну что, если все отдохнули, можно идти? — спросил я, постаравшись придать своему голосу как можно больше бодрости.
— Да, надо идти, — согласился Видович и поднялся первым.
Я перешагнул ручей и помог ему сделать то же, протянул руку Химмельсбергу, потом Джейн, Кэт (которая ее проигнорировала), Латинку, Эрландеру… Обернувшись, я увидел, что Кэт уже догнала профессора. Между ними состоялся короткий разговор, в ходе которого она что-то предлагала, а Видович отрицательно качал головой. В итоге Кэт все же настояла на своем: профессор обнял ее за плечи, и они продолжили подъем уже вдвоем. Видимо, наш руководитель самостоятельно не мог одолеть склон, и Кэт это заметила первой.
Мне оставалось тянуть остальных, чем я и занялся с переменным успехом. Передвигались мы буквально как черепахи. Я взглянул на часы. Ага, время «Ч», предсказанное Латинком, уже пришло. Если его расчеты верны, магнитная буря уже началась. Между тем я чувствовал себя хорошо, можно даже сказать, великолепно, только голова немного кружилась, но это пустяки.
Я одолевал подъем, сам находясь на подъеме. Хотелось поделиться этим каламбуром со спутниками, но они могли счесть это нескромной похвальбой, и я не стал. Лидеру, как девушке, пристала скромность и сдержанность.
Силы буквально бурлили во мне, хотелось двигаться, идти вперед. Моя благородная миссия — тянуть за собой группу отстающих — стала меня раздражать. Какого черта Персон взвалил на меня эту ношу? Они там небось уже подходят к кемпингу, а я тащусь с этим лазаретом. «Так ты же сам вызвался идти сзади», — сказал кто-то внутри меня. Сам? Я не мог в это поверить. Ах да, из-за девушки! Я хотел с ней общаться. Да что там — просто ХОТЕЛ. А теперь хочу еще сильнее. И зачем она привязалась к профессору? Обойдется как-нибудь, не такой уж он слабый. Уйти с ней вперед, оторваться от остальных, побыть вдвоем хотя бы десять минут. Надо ее догнать, сказать о своем замысле. Правда, она что-то стала меня сторониться, руку вон не подала, но я ее уговорю, я сильный…
Тут я заметил, что Кэт и Видович остановились. Сделав еще несколько шагов, я понял причину остановки. Склон в этом месте делал что-то вроде уступа. Пологая площадка была к тому же завалена крупными камнями, на которых было удобно сидеть, что делало ее хорошим местом для отдыха. Между камней что-то блеснуло: фольга от плитки шоколада. Как видно, не мы первые решили здесь отдохнуть.
Бодрыми возгласами я подтянул свою группу к уступу, и все тотчас повалились на камни. А я подошел к Кэт.
— Надо разведать тропу, — сказал я громко, так, чтобы все слышали. — А то можно уйти в сторону. Пойдемте проведем разведку, а потом вернемся.
— Ты так считаешь? — спросила она, глядя на меня с непонятным выражением.
— Да, уверен, что так будет лучше, — подтвердил я, крепко взяв ее за руку и поднимая с камня.
— Хорошо, оставим вещи здесь, — неожиданно легко согласилась она (а я-то думал, что придется уговаривать, настаивать). — Мы ненадолго, — пообещала она Видовичу.
Тот кивнул в ответ. Я заметил настороженный взгляд Эрландера, нечто вроде усмешки на губах Латинка. Но что мне за дело до их мнения! Мы с Кэт обогнули груду камней и двинулись дальше. Как только уступ с оставшимися на нем людьми скрылся из глаз, я привлек Кэт к себе. Она не сопротивлялась.
— Какой ты у нас сегодня… — сказала она между двумя поцелуями.
— Какой?
— Властный… И настойчивый… Не мямлишь, как обычно. Прямо покоритель сердец.
— Это на меня так колебания действуют, — пошутил я.
— На меня, наверное, тоже, — призналась она. — Что-то со мной непонятное… Но если ты сегодня такой сильный…
— То что?
— Тогда докажи свою силу — догони меня! — воскликнула она, неуловимым движением выскользнув из моих объятий.
Она устремилась сначала вверх по склону, а затем повернула и побежала вдоль хребта. Я бросился за ней.
Я бежал легко, словно по стадиону. Сил во мне было много, бег даже доставлял удовольствие. И чего я раньше никогда не бегал? Наверное, потому, что не было желанной награды впереди.
Наверху усиливался ветер, струны воздуха гудели от напряжения, два беркута, все еще парившие в вышине, устремились к своим скалам: добычи сегодня не будет, она попряталась, лесная мелочь жмется к стволам, к земле, надеясь укрыться от приближающейся бури. Ветер уже проник под лесной полог, обшаривал деревья, ломая гнилые ветки, обрывая старую листву. В его потоках мерцающие огоньки задвигались, сплетаясь в огненные струи. Ветер и огни были живые, это была другая форма жизни, лишенная мембран и митохондрий, недоступная для ученых тупиц, но тем не менее постигаемая. Я чувствовал, что сейчас мне представился случай, мне дано проникнуть в их тайну. А заодно — в тайну самого себя, своих возможностей, тайну жизни и смерти, тайну Женщины…
