Александр Борисов - Прыжок леопарда 2
- Зачем тебе мой автограф? - усмехнулся добрый волшебник и вытащил из кармана визитную карточку, - мы же с тобой друзья? Нужен буду - звони по этому номеру, только подружкам ни-ни!
- Знаю, знаю! - Наташка не выдержала, заплакала, - я буду звонить, а вы... а вы не отве-е-етите.
- Почему не отвечу? - он вытер ладонью девичьи слезы и принялся врать. Да так вдохновенно, как мог. - Отвечу, и буду ходить на родительские собрания, пока не приедет... твой папа. Надеюсь, что мне не придется краснеть?
- Правда?! - Золушка просияла. Все остальное уже не имело значения.
- Конечно, правда. А потом ты полюбишь кого-то другого... по-настоящему.
- Какого другого?
- Хотя бы, того мальчишку, за которым гналась с учебником.
- Гаврилова?! Нет, ни-ко-гда!
- Никогда не говори "никогда", - серьезно сказал Захаров. - Представь, что годика через два у него, вдруг, прорежется дивный голос. Будет машина, всесоюзная слава, толпы поклонниц...
- Все равно, никогда! - упрямо повторила Наташка. - Если б вы знали, какой он противный!
- Вот видишь? Если бы ты была моей соседкой по коммуналке, ты бы меня точно возненавидела. Нет ничего проще, чем любить кого-то из-за угла. Приписывать идеалу все известные добродетели, додумать что-то особенное... ой, извини! - Захаров случайно взглянул на часы, - у меня через час репетиция...
...С тех пор Наталью как подменили. Она повзрослела. В школе ее престиж вырос неизмеримо. Еще бы: лицо, приближенное к божеству! Но она этим не спекулировала. Так... изредка попросит подписать фотографию, или достать билет "для хорошей знакомой". Знаменитый певец стал для нее просто хорошим другом. А она для него - отдушиной, человеком, с которым можно просто поговорить, без аллегорий, без недомолвок и прочих условностей светской жизни.
Как бы там все обернулось в дальнейшем? - того Сашка не знает. Но только, в любом случае, был он Захарову благодарен. И когда его посадили (как часто бывает в нашей стране, за понюх табака), сделал все от него зависящее, чтобы "Кресты" не поставили крест на его дальнейшей карьере...
- Какие проблемы? - доплатим, - еще раз сказал Сашка и нырнул в карман за наличностью.
Мягкий, рассеянный свет, преломляясь в бокалах, отбрасывал желтые блики на белоснежную скатерть. Сквозь тонкую щель между тяжелыми шторами прорывался солнечный лучик. В полупустом зале гулко гуляли звуки. Что-то в этой безмятежной картине мне откровенно не нравилось. То ли хищный оскал протрезвевшего Васьки Амбала, то ли напряженная спина официанта, склонившегося над соседним столом. Я вздрогнул, хотел вмешаться, но не успел: Сашка падал лицом в салат. За его широченной спиной громко щелкнули браслеты наручников...
Глава 27
- Э-эй, - Никита пощелкал пальцами перед моими глазами, - ты не уснул?
Я отвернулся, вытер ладонью глаза, смахивая остатки видения, и что-то в ответ пробурчал. На душе было муторно, мерзко. Эх, Сашка! Ну, как же ты так, Сашка? Наши привычки перерастают со временем в недостатки, а потом - в откровенную слабость. Я опять не успел. Обстоятельства, или тот, кто их моделирует, в последние несколько суток играют против меня. Даже вечные горы не спешат узнавать давнего собеседника, а когда-то доводили до сумасшествия...
- Закурить, говорю, дай!
До меня, наконец, дошло. Я полез в цинковый ящик за сигаретами и там обнаружил кевларовую рубашку, про которую совершенно забыл.
- Ну-ка примерь. Давай-давай, тебе в данный момент нужнее.
Обновка гвардии капитану очень даже пришлась по вкусу. Если он и отнекивался, только для вида:
- Дай мне лучше второй автомат и одну запасную обойму.
Пришлось излагать свой нехитрый план:
- Стрелять будешь только ты. Я сделаю так, что все побегут в твою сторону - толпой побегут, спотыкаясь и падая, за деньгами и наркотой. Если кто-то не клюнет на эту большую халяву и останется сторожить экипаж, их я возьму на ножи. Уразумел?
- О каких деньгах ты сейчас говорил? - ехидно спросил Никита.
Я извлек из недавнего прошлого оба сгоревших мешка. У него загорелись глаза:
- Неужели все цело?
Я скрутил чумазую, жирную дулю и сунул ему под нос:
- Можешь не волноваться, деньги не настоящие.
- Фальшивка?
- Фантом. Ты же видел, как все сгорело. А эти мешки я достал из недавнего прошлого, и буду удерживать в настоящем силой своей воли. Когда все закончится, деньги исчезнут. Впрочем, если успеешь, можешь слетать в ближайший аул, прикупить что-нибудь из жратвы. Доллары аборигены возьмут и сдачу дадут рублями, но наутро напишут заяву, покличут ментов, и начнут составлять фоторобот.
- Жратву пошукаем потом, - рассудительно молвил Никита, - когда сделаем дело. Не может такого быть, чтоб в каком-то из чемоданов, не нашелся хороший шматок сала.
Я, молча, сглотнул слюну.
- Значит, деньги не настоящие? - продолжал причитать спецназовец, - поня-я-ятненько...
Вот попало вороне говно на зуб!
- Что "понятненько? - с презрением вымолвил я, - неужели ты, правивший целой страной с каким-никаким бюджетом, так жаден до денег?
- До своих кровных, всегда был жаден, - честно признался экс-господарь, - и не считаю это зазорным. А доллары, что ты достал... да хай бы им грэць! Только я все равно за них отвечать буду.
- Сколько же там, интересно, было? - этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как Никита привез к самолету три бумажных мешка с деньгами, наркотой и оружием.
- Ровно два миллиона в мелких купюрах, - неохотно ответил Никита и вдруг, спохватился, - только ты смотри... никому! Деньги - не люди. Их умеют беречь и считать. За утрату валюты спросят с меня по полной программе!
Надо же, два миллиона! Да, за такими деньгами нельзя не прийти. Прав Никита, деньги - не люди. Их никогда не бывает много.
Люди Абу-Аббаса сделали свое дело и решили расслабиться. А кого им, собственно, опасаться? "Мы хозяева этих гор, - не раз говорил аксакал, - мы на своей земле. И все, что здесь происходит, касается только нас".
Души их и глаза бежали вприпрыжку, только ноги сохраняли степенность. Незваных гостей скрутили веревками и гнали, как стадо глупых баранов. Изредка, для проформы, чтоб подчеркнуть свое превосходство, подталкивали прикладами автоматов:
- Шевелитесь, гяуры! Аллах дал вайнахам нового Шамиля. Его кинжал еще не напился крови, не смыл ржавчину и позор!
Юность жестока. Она презирает тех, кто слабей, кто не сможет ответить пулей на пулю.
Никита обосновался под фюзеляжем, оборудовал две запасные позиции, нанес боевую раскраску на открытые части тела. Я так не умел, и чтоб не светить синяками на голом пузе, весь, с головы до ног, измазался сажей. Солнце взошло, начало припекать. В учебном окопчике за блиндажом было неуютно и жарко.
- Вот и они, - мысленно констатировал злостный растратчик валюты, - явились, не запылились. Тут делов то, минут на пятнадцать от силы. Раньше управимся - раньше пожрем. Ты... Как зовут-то тебя, по-честному, без дураков?
- У тебя в ориентировке все верно написано.
- Ты, Антон, не волнуйся! Не тот человек Подопригора, чтоб прикарманить чужие копейки.
- Аксакал! Гостей принимай, аксакал! - перебил его звонкий голос.
Я выглянул из окопа.
- Аксакал! - опять закричал невысокий бородатый крепыш. Он приосанился, сделал руками жест омовения, явно подражая кому-то, - Ни один гяур не ушел, подойди, полюбуйся: каких красавцев привел Нурпаши!
На душе у этого крепыша было то же, что и на морде - одна чернота. Он был любимцем Абу-Аббаса, правой его рукой. В группе он шел первым.
- Аксакал? Э-э, Абу-Аббас? - в пересохшей от волнения глотке, уже зазвучали первые признаки беспокойства.
- К самолету иди, Нурпаши, - громко ответил я голосом аксакала, - тут доллары взрывом по земле разбросало, настоящие или фальшивые? - никак не пойму. Так ты, говоришь, всех шакалов поймал? Ай, молодца!
- Ни хрена себе, сколько бабок! - выкрикнул кто-то из нестройного ряда. Чистенько выкрикнул, без акцента и горе-вояки, забыв про оружие, ринулись за халявой, как толпа пацанов за бумажным змеем.
Нурпаши успел ухватить кого-то за шиворот:
- Ты куда, Аманат? Кто из нас отвечает за пленных? То-то же! Никакой дисциплины! Учить вас еще и учить...
На рукоятке ножа мои пальцы нащупали стреляющее устройство. Пружина пошла на взвод. Легкой вам смерти, хлопцы!
- Мочи! - одно за другим, зажужжали два лезвия. Никита не оплошал и тоже нажал на курок.
Нурпаши во весь рост грохнулся на спину. Аманат вздрогнул и медленно упал на колени. Его голубые глаза уже обнимали небо. "Зачем ты меня убил? - с укоризной спросили они, - если б не волчье время, я может быть, стал бы другим". Стоящий поблизости бортрадист подтолкнул мальчишку подошвой ботинка. Тот податливо лег на бок, дернулся и свернулся калачиком. Холеные, длинные пальцы с хрустом сжали сухую листву.