Олег Верещагин - Очищение
Романов подумал — и разрешил. И сейчас, садясь на место и вслушиваясь в гул голосов, фоном которому служила музыка, неожиданно понял, что в разговорах нет безнадежности. В основном они были деловитыми. А некоторые — еще и веселыми.
Обед принес Алька, брат Ольги, бывшей секретарши мэра. Десятилетний мальчишка забегал сюда помочь сестре, которая как раз на самом деле работала на раздаче, а вообще он с еще несколькими мальчишками занимался тем, что на велосипедах доставлял на спецпункт всякую-разную бытовую технику из брошенных квартир и домов. Таких групп было около десятка, и они были источником немалого беспокойства — мальчишки часто тянули разные вещи «в карман», хотя за это была положена порка, увильнуть от которой невозможно. Впрочем… в последнее время инциденты с этим как-то незаметно пошли на спад. А три дня назад четверо пацанов вступили в настоящий бой с двумя взрослыми тварями, шустрившими по старой привычке по брошенным зданиям в поисках золотишка и драгоценностей. Крупные и активные банды были выбиты или вытеснены далеко от города, а вот такие мерзавчики еще встречались. Один из мальчишек был тяжело ранен ножом в живот и грудь и сейчас лежал в госпитале бригады между жизнью и смертью, но трое его приятелей припасенными самодельными дубинками буквально размазали мародерчиков по тротуару — перед тем как повесить, их требовалось серьезно лечить…
На обед были щи из молодой крапивы, пшенная каша с прожилками консервированного мяса, компот из сухофруктов, два кусочка свежего хлеба и толстая пресная галета. Алька немного посидел на свободном стуле, что-то щебеча — у него был на самом деле какой-то скворчиный голос, смешной, — про их дела, про разные находки… Мальчишка тянулся к Романову, и тот несколько раз думал: а что, если с Ольгой… но оставлял эти мысли. Потом Алька спохватился — убежал, на ходу в прыжке схватив с вешалки у дверей (и чуть не своротив ее) камуфляжную куртку. В дверь как раз входил капитан Севергин, бывший сослуживец Романова, сейчас занимавшийся «зверями», как с показным отвращением сообщал он собеседникам, то есть спасением животных и подготовкой к их будущему. Самых разных. Работа была буквально вечной, о чем Севергин тоже никогда не упускал возможности оповестить каждого собеседника. При этом на самом деле это занятие ему нравилось.
— Чтоб тебя! — рявкнул капитан вслед Альке, постоял пару секунд на пороге и устремился к столику Романова.
Но получилось так, что Романову так и не довелось узнать, что именно срочного и важного собирался ему сообщить Севергин. В двери столовой быстро вошел — а было видно, что до этого бежал — мальчишка лет тринадцати-пятнадцати, в полувоенном, один из вестовых, которыми часто пользовалось для связи ополчение, да и регулярные части тоже нередко. Поперек спины у вестового висела «Сайга-410К» (наверняка с удаленным блокиратором приклада), ярким пятном на рукаве выделялась самодельная черно-желто-белая нашивка-угольник. Не сводя глаз с Романова, мальчишка ловко обогнул Севергина, быстрым шагом подошел к столику Романова, нагнулся и прошептал в самое ухо:
— Я от каперанга Юрзина. К базе по загородной дороге приближаются… — мальчишка шумно сглотнул, — несколько неизвестных машин. Вооруженные. Сейчас, наверное, они уже на КПП. Я спешил, но все равно долго…
— Все нормально. — Романов поднялся. Вздрогнул — из невидимых колонок поплыла музыка, плавная и печальная…
— Я гляжу на тебя с тоской,
Я боюсь, ты уйдешь навсегда…
И погаснет над нашей землей
В небесах молодая звезда…
Жизнь открыта недобрым ветрам,
Только истинный выстоит Храм!
Ты мой сын. Ты сын России!
Не молись чужим богам…
— Встали за поворотом и стоят. — Юрзин был на КПП сам, видимо, откуда-то с работ — в нелепом на каперанге хэбэ, поверх которого бронежилет, в руках — «СКС». Два пулемета с «ЗУ-23» из надежных бетонных капониров держали под прицелом пустынную дорогу между двух рядов деревьев, и Романов отметил, что в зеленой листве тут и там уже желтеют приметы осени.
Ему стало очень страшно. Он вздрогнул. Юрзин чуть подался назад, недоуменно смерив Романова взглядом. Повторил, как видно, уже сказанное:
— А этот подошел и х…ню какую-то делает. Сам посмотри.
Романов уже видел то, о чем говорил Юрзин, — стоящего в полусотне метров от поспешно перекрывшего дорогу шлагбаума из двойного рельса человека, казавшегося обманчиво грузным в хорошо подогнанном снаряжении-«самокупке». Человек был вооружен, но не касался ни висящего на боку автомата, ни пистолета в набедренной кобуре. Держа в правой руке легкий тактический шлем, он хлопал левой ладонью по его лбу. Снова и снова. Размеренно, с очень серьезным лицом. Словно исполнял какой-то обряд.
— Может быть, сумасшедший? — предположил молодой мичман, старший на посту.
— Угу, — буркнул Юрзин. — С тремя машинами и кучей народу при стволах… Так ты-то что думаешь? Стрелять, нет? Кто такие-то?
Вопрос был обращен к Романову. Но он не слышал этого вопроса. Приникнув к биноклю и почти распластавшись на бруствере из мешков, он рассматривал в упор шлем, по которому била ладонь. По рисунку на шлеме, точнее.
Черный кельтский крест с перекрещенными за ним «СВД» и рогатиной.
Романов почувствовал, что обмирает. От неверия и почти детского восторга.
Он узнал аватарку.
Да.
Аватарку юзера Велимира.
Привстав на руках, Романов крикнул срывающимся голосом:
— А у меня что?!
Человек на дороге прекратил хлопать по шлему. Послышался резкий, четкий баритон:
— А просто шеврон. Черное-золотое-белое. И все.
— Так, — сказал Романов. И одним прыжком вымахнул из капонира…
У стоящего на дороге со шлемом под мышкой мужчины — действительно, вовсе не грузного, да еще и молодого, не старше тридцати — было обычное русское лицо. Про такие говорят «русское», а в чем эта русскость заключается — объяснить не могут, просто слово первым приходит на ум при виде человека. Романов на ходу запомнил — запомнил на всю жизнь, — что у ног стоящего крутился в каком-то невидимом крохотном вихорьке, что ли, желтый березовый листок, яркий, маленький, он танцевал в бесконечном вальсе…
— Велимир, — представился мужчина. И улыбнулся: — Мы знакомы. Я из РА. Заставил ты меня тут постоять… Я уж думал ошибся или слухи ерунда…
Романов изумленно и молча смотрел на человека. Впервые в жизни он в «реале» видел кого-то из своей Системы, реальность которой уже ушла в прошлое вместе со всем миром. А она… оказывается, она — работала.
