Валерий Большаков - Наблюдатель
– Это есть табу?
– Скорее пережиток древних запретов, сохранившийся как моральное требование.
– Многая сложность… – покачал головой Цеф. – Нам очень трудно приобщиться к тому, как хомо обращаются с истиной.
– Хм… А разве йу всегда придерживаются истины?
– Всегда.
– И никогда не обманывают?!
– Никогда, – вздохнул Цеф. – О, этому не стоит поражаться. Говорение правды есть наше уродство, это физический недостаток, генетическое повреждение.
– Ну, зачем же вы так? – растерялась Вита. – Это же здорово, когда нет вранья!
– Вы так полагаете? – спросил Цеф. Если бы на его месте был человек, то он улыбнулся бы немного грустной улыбкой, но йуругу не обладали человеческой мимикой, у них и губ-то не было.
– Конечно!
– Имею возможность предположения, что вы не познали историю Йу толо?
– Честно говоря, я даже планетографию Йу толо не учила. А вы можете рассказать вашу историю?
– Вы имеете интерес?
– Еще какой!
– А где на корабле находится место для бесед?
– Так… Кают-компания отпадает. А давайте в геоцентр! Планетологов в рейс не брали, так что там свободно.
И Вита пошагала в геоцентр корабля. Это был комплекс помещений для планетологических исследований, ныне пустых и тихих. Когда Бока откатила створку люка в сторону, мимо нее прошагал, удаляясь по коридору, генеральный инспектор в сопровождении своих телохранов. Цеф посмотрел им вслед и сказал:
– Удивительных успехов добилась биотехника хомо.
– Биотехника? – не поняла Вита. – Какая биотехника?
– Да вот же, прошли два биоробота.
– Это биороботы?!
– Так есть.
– Ничего себе. Прошу!
Орнитоиды вошли в геоцентр, огляделись и присели прямо на пол. Вита опустилась рядом.
– Наша история имеет большеразмерную продолжительность, – начал Цеф, – но я не буду совершать погружение в древние времена. Расскажу главность. Примерно пятьсот циклов тому назад наша раса занимала всю Йу толо, достигая в исчислении пяти миллиардов особей. Тогда шли бурные споры о воспитании, о высокой моральности и духовности. Наши ученые имели приход к выводу, что воспитать доброго и честного йу есть принципиальная невозможность, и мы решили исправить себя искусственно. Так родился проект «Точка» – древние философы считали точку идеальным образованием.
«Наши тоже», – хотела вставить Вита, но не стала перебивать.
– В сотнях инкубаторов были смонтированы установки для инициации процесса, – продолжал Цеф, – который оппоненты проекта называли десентиментализацией, а сторонники продолжали говорение о Великой генетической революции. Миллионы и миллионы яиц были обработаны, из них вылупились птенцы – здоровые, жизнерадостные, добрые, почтительные. Они никогда не огорчали родителей, ибо не дрались, не ссорились, их отличали исключительная вежливость и неприятие лжеговорения. Выросло одно поколение, потом другое. Преступность опустилась до уровня исчезновения, но и рождаемость упала до недопустимости. И авторы проекта, те, кто еще длил существование, учуяли ужасную глобальную катастрофу, гибель цивилизации.
Йу понесли утрату склонности ко лжи, ко всякой лжи, то есть и к выдумке, к фантазии. И остановился научный прогресс, угасли искусства. Йу понесли утрату склонности к ревности – и получили вежливое равнодушие к партнеру. Мы перестали страдать из-за любви, ненавидеть из-за любви. Мы имели тогда растерянность всего, и самой любви тоже. Оставление было только сексу, но и он скоро приедался. Семья, дети – все это постигло разрушение.
Мы понесли утрату склонности творить зло, мы вытравили из себя все составляющие эго-комплекса – зависть, жадность, себялюбие, подлость. В нас осталась одна лишь доброта, а доброта пассивна. Был уход агрессии и вместе с ней самопожертвования и героизма, борьбы за справедливость и стремления защитить слабого. А взамен агрессии пришли инертность и ацедия – смертельное равнодушие ко всему.
Мы имели хотение очистить психику, сделать расу совершенной, а сами оскопили душу, превратились в ленивых, безразличных, инертных поедателей пищи. Жизнь наша совершенно обессмыслилась. Мы утратили связь с прошлым и не видели ходов в будущее. Йу во множестве бродили по паркам, изредка совокуплялись и расходились, даже не глянув друг на друга. Ели и пили, а потом сидели в полном оцепенении, дожидаясь следующего приема еды. Раньше наша цивилизация, как и все прочие, бродила по краю пропасти. Теперь она оказалась на самом ее дне.
Так было триста циклов назад. И вы знаете, Вита, кто выступил во спасение нас? Преступники! Лжецы и бойцы! Мутанты, на которых десентиментализация не повлияла, которые сохранили гены нетронутыми. Их было не много, всего несколько тысяч, но за три века им и их продолжателям удалось добиться многого. Сейчас нас на планете всего пятьдесят миллионов, и три четверти населения имеет содержание в гигантских санаториумах, где йу лечат, прививая отнятое – способность сопротивляться, то есть оказывать насилие; способность врать, то есть выдумывать и пробовать; способность любить – мучаясь, плача, безумствуя.
Мы с Зафом – не врачи и не пациенты. Мы вылечились. Тела наши здоровы, но вот души. Они похожи на людей, перенесших тяжелейшую аварию, полумертвых, искромсанных хирургами, протравленных лекарствами, накачанных нанороботами. Мы выздоравливаем, Вита, но после нашей «болезни» случается столько осложнений.
– Вроде честности? – тихо спросила девушка.
– Так есть. Нас угнетает доброта и пугает правдивость – а вдруг мы снова впадаем в состояние безразличия, безволия… бездушия, по сути?
– Мне вас так жалко… – прошептала Вита. Цеф и Заф одинаково покачали головами.
– Не надо нас жалеть, – сказал Цеф Фтет, – мы сами содержим виноватость во всем.
– Лучше избежать грустного говорения! – бодро воскликнул Заф.
– Так есть, – боднул головой Цеф. – Нас всех ждет многая работа. Выдвигаю предложение приступать к ней!
– Поддерживаю! – улыбнулась Бока.
Все трое покинули геоцентр – и разошлись. Тут же к Вите подкатился Пиньон с озабоченным выражением на холеном лице.
– Мадемуазель, – тихо осведомился он, – эти мои новые помощники. Григорий и…
– Ричард, – подсказала Вита.
– Да, да, Ричард. Скажите, они заслуживают доверия?
– Вполне, шеф.
– Ага, ага.
– У меня такое впечатление, шеф, что вы чем-то сильно обеспокоены.
– Увы, мадемуазель, ваша интуиция не подводит вас. Скажите, если я предложу Григорию и…
– Ричарду.
– И Ричарду немного… мм… скажем, понаблюдать за Ющенко, это их не сильно покоробит?
«И тут шпионаж!» – мелькнуло у Виты. Вслух же она сказала:
– Уверяю вас, они будут только рады!
– Да? – На лице Пиньона легко читалось облегчение. – Тогда я схожу, поговорю с ними.
– Если не секрет, шеф, чем вам не понравился Ющенко?
– Да есть кое-какие подозрения. – промямлил Николя. – Я должен убедиться, что прав.
– Григория и Ричарда вы найдете в боевой рубке.
– Мерси, мадемуазель!
Вита посмотрела шефу вслед и только головой покачала. Третий день она знакома с этим человеком, и уже трижды ей пришлось менять свое мнение о нем. И перестраивать отношения.
Вначале Пиньон представился ей любезным хамом, сексуально озабоченным типом и большим ветреником. Однако «мсье Николя» оказался умнее, чем она предполагала. Пиньон был скор и суетлив, но и думал он быстро – мгновенно просчитывал плюсы и минусы – и принимал решение.
И если еще позавчера Вита бы только фыркнула в ответ на его подозрения, сочтя их нелепыми порождениями невежественного ума, то сегодня она призадумалась. Ющенко не вызывал у нее особых симпатий, он был ей неприятен как мужчина, но ведь это еще не повод отказывать генинспектору в лояльности. Хотя. Кто его знает?
– Витка, привет! – Бодрый голос Григи вывел девушку из задумчивости.
– Привет, привет. Куда собрались?
Григорий и Ричард были упакованы в серебристые пилотские комбинезоны и вид имели чрезвычайно довольный. Сразу после вопроса, заданного Бокой, их лица приобрели выражение таинственности – перед девушкой стояли Избранники Судьбы и Спасители Человечества.
– Дела, – важно вымолвил Грига.
– То есть, как бы, важные, – уточнил Рич.
– Что, шеф приставил вас следить за Ющенко? Лица Избранников Судьбы вытянулись.
– А ты откуда знаешь?
– Работа у меня такая, – небрежно обронила Бока. – И как вы собрались брать генерального под наблюдение? Будете топать за ним следом и внушительно сопеть? Кстати, вы хоть вооружены?
Грига достал из-за пояса станнер, похожий на пистолет с толстым игольчатым дулом.
– Во!
– Спрячь. Эта игрушка вам не поможет.
– С чего это? Да я регулятор на такую мощность выставил – слона уложит! Он этих телохранов одним импульсом накроет! Дуплетом.
– Мой юный друг, эти телохраны – не люди. Они биороботы.
