Валерий Большаков - Наблюдатель
Додумав эту мысль, Вита шепотом спросила Новикова (командир корабля сделал вид, что ничего не слышит):
– Всё? Можно вставать?
– Можно! – великодушно откликнулся Игорь. – Нам еще сутки телепаться.
Командир не выдержал, фыркнул.
Бока отстегнула фиксаторы и осторожно встала, не доверяя локальной гравиустановке. Но пол держал крепко.
Бросив прощальный взгляд на рои звезд в обзорных экранах, Вита на цыпочках вышла из рубки и аккуратно притворила за собой овальную дверь.
В кольцевом коридоре никого не было, только крошечный киберуборщик слонялся зигзагом в поисках пыли и прочих загрязнений. Вита прошлась по палубе, прислушиваясь к сдержанному гудению рейсового антиграва.
– Мадемуазель Виолетт! – послышался голос Пиньона, и Бока мысленно застонала. – Минуточку!
Покоряясь злосчастной судьбе, Вита обернулась, напуская на лицо маску холодности и неприступности.
– Вы мне нужны! – заявил сенатор и галантно подхватил Виту под ручку.
– Да, шеф, – кротко ответила девушка.
Спустившись по пандусу на вторую палубу, по периферии которой располагались каюты, Пиньон завел Виту в свой модуль. И с ходу, возбужденно сопя, обнял ее, цапая за попу и грудь.
– Ты такая сексуальная. – мычал он. – Такая.
Бока не возмутилась, не вскрикнула, даже не отвесила наглецу пощечину. Заломив Пиньону руку, как ее учил Давид, девушка резко оттолкнула сенатора, сказав ровным прохладным голосом:
– Сохраним статус-кво, – и добавила, предлагая шефу выйти из сложного положения: – Вы хотели поговорить о важном деле? О ситуации на Маран-им, я полагаю?
На одно мгновение глаза Пиньона обессмыслились, стали, как у младенца, но затем политик подхватил протянутую ему палочку-выручалочку.
– Д-да, – сказал он, – разумеется. Но чуть позже. Ситуацию мы обсудим во время сеанса связи. Познакомлю вас с нашим… мм… партнером.
– Или оппонентом, – скупо улыбнулась Вита.
– Именно! А пока разрешите мне представить вас некоторым из моих коллег. Прошу!
Стараясь не касаться Виты, Пиньон втянул живот и пропустил девушку в коридор. Вышел сам и сделал жест хозяина, показывающего гостю дом:
– Пройдемте в кают-компанию!
Кают-компания обнаружилась на той же палубе, по центру, ниже сфероида ходовой рубки. Это было обширное круглое помещение с диванами, креслами, столиками и буфетами, встроенными в переборку. Помещение пустовало, если не считать забавной троицы, замеченной Витой еще на Ирии.
В углу на диване вальяжно раскинулся маленький толстенький человечек лет сорока или семидесяти, похожий на Карлсона без пропеллера за спиной. Он был затянут в белоснежный комбинезон и поэтому выглядел уморительно, ибо вислое чрево и монументальный зад приближали его фигуру к форме груши на ножках.
Рядом в креслах восседали двое молодых людей с каменными лицами, их глаза скрывались за темными очками. Оба парня были огромного роста и настолько широки в плечах, что в дверь, вероятно, могли войти лишь боком. И сильно пригибая голову.
– Вольдемар! – воскликнул Пиньон, нарочито грассируя, и прошел к «Карлсону». Молодые люди синхронно повернулись в его сторону. – Вольдемар, хочу познакомить тебя с моим личным секретарем! Рекомендую: Виолетта Бока, киберинженер, красавица и умница!
Вита не стала поправлять шефа. Какая разница, инженер она или техник? Ну а в том, что она красавица. Кто бы сомневался!
– Оч-чень рад, – пробулькал Вольдемар, настороженно поглядывая на Виту.
– Владимир Ющенко, – представил его Пиньон, – генеральный инспектор Комиссии Межпланетных Отношений.
– К вашим услугам, – слегка поклонился Ющенко. Вита ответила ему дежурной улыбкой.
– Надеюсь, – прожурчал Пиньон, – мои просьбы насчет централизованного снабжения базы на Маран-им рассмотрены положительно?
– Все в порядке, Николя, – пробурчал генеральный инспектор, отряхивая крошки с комбеза. – Три автомата подряд отправлены на базу «Пале-Рояль». Кардинал может быть доволен.
– Отлично! – бурно возрадовался Пиньон. – Отлично, Вольдемар!
Покружившись по кают-компании, он выбежал в коридор, побегал, унимая прыть, и сказал:
– Все идет по плану, мадемуазель! Ага, а вот и наши дорогие братья по разуму!
Вита повернула голову – и впервые увидела живых сириусян. Их было двое.
Сириусяне принадлежали к расе орнитоидов, происходя не от приматов, а от крупных нелетающих птиц, вроде страусов. Вита как-то видела картинку, изображающую далекого предка сириусян, – это была «птичка», которую не тянуло погладить или приласкать. У «птички» наличествовали длинная вытянутая шея, голые голенастые ноги и мощный, горбатый клюв с загнутым вниз страшным острием. Можно было себе представить, как эти хищники бегали по саванне, взмахивая короткими крылышками, и догоняли своих жертв, тюкая их по черепушкам…
Но эволюция сказала свое веское слово, и сириусяне, сами себя называвшие «йуругу» – в честь полумифического первопредка, ушли далеко по пути развития и совершенствования.
Йуругу были невысоки ростом, Вите по грудь. Их отличала большеглазая круглая голова с безволосой толстой, гладкой кожей. Причем сначала Бока заметила широкий выпуклый лоб, а уже потом – клювообразный безгубый рот, слегка загнутый вниз на конце.
Да и фигурами йуругу не походили на каких-нибудь страусов – держались они прямо, как пингвины, только что ноги были по-прежнему голенасты и – «коленками назад». Одевались братья по разуму в короткие и широкие, совершенно бесформенные полутрусы-полушорты, а на узкие плечи накидывали что-то вроде плащиков-пелеринок, в прорези которых выглядывали руки с четырьмя тонкими многосуставчатыми пальцами.
Улыбнулась Вита всего один только раз, когда разглядела обувь йуругу – на ногах орнитоидов красовались подобия кожаных перчаток, зашнурованных на мосластых щиколотках. Когда же девушка подняла взгляд, то сразу же перестала улыбаться.
На нее смотрели глаза орнитоида, круглые и зоркие, обведенные кольцами серебристого пуха. Зоркие и очень умные. Они буквально светились мыслью и мягким юмором.
Покраснев, Вита ляпнула:
– Здрасте!
Оба йуругу ответили, довольно нелепо боднув головами воздух. Приоткрыв клювастые рты, так, что стали видны режущие роговые края, они сипло выдохнули:
– Са-дарафствуйте! Зовите нас просто йу!
– Позвольте представить вам мою помощницу, Виту Боку, – пропел Николя Пиньон. – Мадемуазель Вита, это Цеф, главноначальствующий с-семейной ячейки Фтет.
Орнитоид в темно-желтой накидке еще раз совершил бодающее движение головой.
– И его с-советник Заф.
Советник в блекло-алом плащике проскрипел:
– Почтение, мадмуас-сель, и добрый ден-нь!
Цеф приблизился, приседая на каждом шагу, и любезно поинтересовался:
– Как вы с-себя имеете? Не с-садерживаются ли мес-сячные?
– С-спасибо, – пробормотала Вита, запинаясь от легкого смущения, – все хорошо.
Пиньон, продолжая улыбаться, прошептал на ухо девушке:
– А вы молодец! У йу считается признаком хорошего тона растягивать звук «С».
– Я пыталась быть учтивой, – выкрутилась Вита.
– Ос-ставляю вас, – пропел Пиньон, – желаю приятных бесед и ярких впечатлений!
Отвесив быстрый поклон, член Совета Мира поспешил по коридору с озабоченным видом.
– С-смешной и добрый хомо, – доверительно сказал Цеф Фтет, провожая взглядом Пиньона, – но не всегда отличен искренностью.
– Да ну? – развеселилась Вита. – Правда, что ли?
– Так есть! – боднул воздух Заф. – В иное время суток Пиньон устраивает скрытность и даже говорит то, чего нет!
– То есть лжет? – прямо спросила девушка.
– Так есть!
– Он не всегда говорит неправду, – покачала головой Вита. – Пиньон – политик и вынужден хранить в тайне некоторые вещи.
– Тайна есть сокрытие информации?
– Точно! Но по-разному. Например, у нас не принято спрашивать женщину о ее месячных.
Заф и Цеф до того разволновались, что аж заквохтали.
– Мы проявили неучтивое поведение? – огорченно спросил Цеф.
– Пустяки, дело житейское!
– Но ведь хомо обычайно интересуются состоянием здоровья?
– Мы спрашиваем: «Как ваше здоровье?» – адресуя это лишь малознакомым людям. Более близкие и друзья могут интересоваться: «Не болеешь?» или даже так: «Ну, как твой живот? Не болит?»
– То есть, чем ближе степень родимости, тем глубиннее вопросы, связанные с жизнедеятельностью организма?
– Примерно так. Но половые проблемы мы стараемся не озвучивать даже с близкими людьми.
– Это есть табу?
– Скорее пережиток древних запретов, сохранившийся как моральное требование.
– Многая сложность… – покачал головой Цеф. – Нам очень трудно приобщиться к тому, как хомо обращаются с истиной.
– Хм… А разве йу всегда придерживаются истины?
– Всегда.
– И никогда не обманывают?!
– Никогда, – вздохнул Цеф. – О, этому не стоит поражаться. Говорение правды есть наше уродство, это физический недостаток, генетическое повреждение.
