Алексей Ивакин - Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны
А глаза были…
Да обычные, в общем-то, глаза. Как у всех. У кого-то любопытные – «ну-ка, кого нам вместо Бати прислали?», у кого-то настороженные – «чего ждать от этого щегла в новеньких майорских погонах», у кого-то ехидные – «сегодня ты комбат, а завтра ты на моем месте», у кого-то равнодушные – «и не таких видали».
Обойдя строй, Крупенников вышел на средину плаца. Широко расставил ноги. Поправил по привычке ремень. Заложил руки за спину.
– Товарищи!
По строю побежал шепоток и смешки.
Капитан Лаптев, стоявший за правым плечом, тихо поправил комбата:
– Граждане переменники, товарищ майор…
Тот едва кивнул в ответ:
– Граждане… Солдаты! Да, я не оговорился! Раз воюете, значит, солдаты Красной Армии. Для меня, майора Крупенникова, вашего нового командира, не имеют никакого значения ваши судьбы. Мне не важно, кем вы были и почему попали сюда. Мне важно, как вы воюете сегодня. Сейчас! Чем лучше мы с вами воюем, тем быстрее вы вернете свою честь, и тем быстрее мы с вами вернемся домой. Тем быстрее закончим войну. Я видел многое. Начинал войну под Сталинградом. Верю, что ни я вас не подведу, ни вы меня. А теперь, батальон… Слушай мой первый приказ. После обеда приступить к занятиям по тактической и огневой подготовке согласно плану. Командирам рот и взводов доложить о результатах к девятнадцати ноль-ноль. Батальоооон… Смирно! Поротно… В расположения… Шагом… Арш!
Сдерживая ехидную улыбку, Крупенников сделал шаг назад, наблюдая, как переменники растерянно замялись на месте. Лишь один взвод стройно повернул направо и зашагал в нужном направлении.
– Чьи? – поинтересовался он у Лаптева.
– Свинцова бывшие. Теперь он временно на роте, взводом переменник командует. Бывший подполковник Звягин. Товарищ майор, а ведь у нас никакого плана подготовки нет. Третий день как из боя вышли. Люди отдыхали, да и у нас дел по горло было.
– Капитан, – повернулся к Лаптеву комбат. – Сейчас у нас десять пятнадцать, так?
– Так, – согласился начштаба.
– У вас два часа сорок пять минут на составление плана. А за это время, как известно, можно до КВЖД сбегать. Да… И включите в план строевую.
– Так точно, товарищ майор!
Крупенников опять поправил ремень, снял фуражку и посмотрел на солнце, утерев платком пот со лба.
«Вот лейтенанты и решили, что я зверствовать начал, – мелькнула мысль. – Когда-то и я так думал…»
Интерлюдия
Курсанты наматывали восьмой круг, яростно долбая сбитыми каблуками плац. Саратовская пыль забивала глотки так, что все строевые песни они орали на одной ноте – что тебе «Катюша», что «Три танкиста», все едино. Едкий пот заливал глаза, но однорукий старлей был неумолим. То носочек плохо курсанты тянут, то с ноги кто-то сбился, то слов у песни не слышно.
Лишь после третьего обморока строевик остановил занятие, и курсанты немедленно попрятались в чахлой тени акаций.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! – откашлялся, наконец, Виталик Крупенников.
– Обращайтесь, Крупенников.
Старлей так и стоял на солнцепеке, не заходя в тень, лишь лениво похлопывал палочкой по сапогу, не обращая на жару никакого внимания.
– Товарищ старший лейтенант, зачем нам вся эта шагистика? Мы же на фронт скоро поедем, а не на парад!
Строевик присел, разглядывая покрытое грязными разводами лицо курсанта:
– А ты как сам думаешь?
– Не знаю…
– А кто такой боец Красной Армии знаешь?
– Ну… Это политически грамотный, образованный, подготовленный тактически и…
– Боец РККА, Крупенников, это частица единого и могучего организма. Умная, грамотная, подготовленная частица, самостоятельная и инициативная. Но частица. Один в поле не воин, а вместе мы – непобедимая армия. И чтобы боец научился себя чувствовать частью армии, как раз и нужна строевая подготовка. Научишься чувствовать плечо товарища на плацу – значит, и в бою его не потеряешь. Понятно, Крупенников?
– Понятно, товарищ старший лейтенант!
– Ну, раз понятно… Становись! Шагооом… арш! Песню запеее… вай!
– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…
Сотня натруженных молодых глоток снова взревела, и снова серая пыль поднялась над приволжскими степями…
* * *– Значит, майор, тебе неважно, какие у них судьбы были? – незнакомый голос за спиной прервал воспоминания. Крупенников резко обернулся. Перед ним стоял низкорослый полноватый майор, цепко осматривающий новоиспеченного комбата серыми глазами. Неспешно поднес руку к фуражке:
– Майор Харченко. Начальник особого отдела батальона.
– Майор Крупенников. Командир батальона, – козырнул в ответ Виталий.
– Знаю, майор, все знаю. Работа такая, – без тени улыбки сказал Харченко и взял комбата под локоть. – Пройдемте, товарищ майор, поговорим.
Они зашли в избу, где недавно Крупенников знакомился с офицерами батальона.
– Тебе, комбат, может, и не важно, – продолжил особист, когда они сели за дощатый стол. – А мне очень даже важно. Я тебе вот пополнение привел, комбат, аж сто человек. Понятно, что среди них есть и случайно оступившиеся. А есть и настоящие враги, предатели и подонки. И моя задача – успеть этих врагов выявить до того, как они дел натворят. Понимаешь, майор?
– Понимаю, товарищ майор, – кивнул Крупенников. – Но ведь они уже натворили. Куда уж дальше-то?
– Ну, смотри, комбат. Привел я сегодня одного лейтенанта. Бывшего, естественно. Месяц еще на фронте не пробыл, а на передовой – так и вовсе ни одного дня. Часть его на станции ночевала, и бойцы на путях цистерну спирта обнаружили. Так тот лейтенант не только не пресек мародерство, но и возглавил его. А спирт тот метиловым оказался… В итоге пятнадцать человек скончалось, еще десять – ослепли.
– А лейтенант? – спросил Крупенников.
– А лейтенант, сука, непьющий оказался. Говорит, хотел со взводом подружиться. Вот и скажи мне, комбат, кто этот лейтенант? Дурак или враг? Или то и другое?
– Не знаю, – честно признался Крупенников.
– И я пока не знаю, – вздохнул Харченко. – А знать обязан. Самое страшное, знаешь что?
– Что?
– Лейтенант тот – сын врага народа. Отца его приговорили к высшей мере социальной защиты, а сыну доверили Родину защищать. И он пятнадцать человек убил. Своих. Ему еще раз шанс дали. И я тут затем, чтобы этот пацан свой шанс до конца использовал. Чтобы ему потом жить не было бы стыдно. Или чтобы погиб он. Но – смертью храбрых. Вот такая у меня алгебра войны, комбат. Понимаешь?
Крупенников молча кивнул.
– А ты говоришь, знать не хочешь, кем они были, – продолжил Харченко. – Так что, майор, ты заходи ко мне. С делами знакомиться.
– Ознакомлюсь, товарищ майор. Когда время будет.
Харченко хмыкнул и встал. Надев фуражку, повернулся к Крупенникову:
– У тебя, комбат, времени здесь не будет. Запомни это.
И ушел, хлопнув дверью.
Особист оказался прав. За неделю у комбата не нашлось ни одной свободной минуты. Предписания, наряды, приказы, планы, отчеты…
Это только в кино война – стрельба и подвиги. Для рядового – это изматывающая физическая работа. Для командира батальона не менее изматывающая писанина. И нельзя просто подписать, нужно обязательно вникнуть. Например, обосновать перед начальством перерасход патронов на учебных стрельбах. Это в сорок втором экономили на учебе – не было ни времени, ни ресурсов. А вот уже с весны сорок третьего части, отведенные на переформирование и отдых, продолжали тренировки. И что характерно, никто не возмущался этим. Даже ветераны сорок первого, прошедшие через тот кровавый ад, послушно ползали по-пластунски и отрабатывали штыковой бой. Все понимали: кровь спасается по́том. И штрафники, хотя и ворчали по старым, офицерским еще привычкам, послушно совершали марш-броски, рыли окопы в полный профиль, собирали-разбирали оружие на скорость. Да, Красная Армия образца сорок четвертого года научилась многому. Но и отучилась от многого. Например, от шапкозакидательства.
Даже замполит на своих политинформациях постоянно подчеркивал, что скоро армия вступит на территорию Германии. В этом сомнения нет и быть не может…
– Но, граждане переменники, необходимо помнить, что раненый зверь, загнанный в свою берлогу, дерется с удвоенной, а то и утроенной силой.
Проходивший мимо замполита комбат удивился – откуда субтильный очкарик-замполит знает, как звери в своих берлогах дерутся? Или набрался штампов на политкурсах в армии? Не похоже. Бойцы слушают его внимательно, да и говорит он увлеченно.
Знакомство с замполитом произошло при весьма забавных, если не сказать комических, обстоятельствах. Тот попросту свалился комбату на голову. В прямом смысле этого слова. После разговора с особистом майор вышел на воздух. Проходя мимо машин, с любопытством разглядывал пополнение – без ремней, со следами сорванных погон и орденских колодок, больше напоминавших арестантов, а не солдат. Впрочем, таковыми они являлись и фактически, и юридически. Разглядывал и думал, что Свинцова надо утвердить в должности комроты и отправить в штаб фронта предписание на повышении в звании.
