Андрей Посняков - Крестоносец
– Так, говорите, зашевелились немцы?
Простившись с торговцами, Ратников зашагал к собору – подождать ребят. Там, на углу, они и условились встретиться – да уже и ошивались, зябко поеживаясь на не на шутку разбушевавшемся ветру.
– Ой, дядя Миша! Мы все выспросили, все посмотрели, даже заглянули на пару дворов… Есть две очень подозрительные усадьбы… три даже!
Михаил хохотнул:
– И у меня примерно столько же! Ничего – проверим все, чай, не два десятка. Что, замерзли?
– Да есть немножко, дядя Миша.
– Ну, тогда айда на постоялый двор – обедать.
И снова встретился им у самых ворот тот же длиннолицый служка. Как его звали-то? Бог весть… Ларион, кажется.
Снова, как и в прошлый раз, оглянулся, зашептал:
– Кнехты!
А вот теперь, в свете уже услышанного Михаилом, дело было куда серьезнее.
– Кого ищут, друже?
– Тебя, господине, спрашивают.
– Что, прямо по имени?
– Не… писарь им нужен. Я тут слыхал… во всех корчмах спрашивали. Софрония-писца взяли, на свой двор увели.
– Так-так, писцов, значит, ловят… Ну, спасибо тебе, парень!
Миша повернулся к парням:
– А ну, быстро… Уходим отсюда!
Ничего не спрашивая, Максим и Эгберт молча зашагали следом.
Ратников обошел торжище, недолго постоял у какой-то небольшой церкви и лишь на берегу Псковы, в кусточках, обернулся к парням, мол – как вы там?
– Куда мы идем, дядя Миша? – наконец поинтересовался Макс.
– Не знаю, – честно отозвался Ратников. – Похоже, нет у нас больше дома. И в любую корчму соваться не след.
– А куда же тогда…
– А вот сейчас о том и подумаем – самое время. Впрочем, вы-то можете и по корчмам наведаться – писца ловят, не вас. Да, так! Не знаете ничего тут поблизости подходящего?
– Вон там, за церквушкой, есть одна, – Максим показал рукой. – Один хромой мужик держит, бывший стеклодув. Братчина там у них.
– Туда сейчас и идите. Вот вам векши, – Миша протянул парням пару беличьих шкурок. – Обогреетесь, поедите чего-нибудь.
– А вы, дядь Миша?
– А я тут пройдусь. Вы ждите.
Проводив взглядом ребят, Ратников надвинул на глаза шапку и, закрываясь от ветра локтем, быстро зашагал к торговой площади. Имелась у него одна неплохая задумка… давно уже на всякий случай лелеемая.
Оно конечно, парней-то можно было б и к стеклодувам пристроить… или – в рядовичи, в закупы, наконец – в холопы, уж всяко не померли б с голоду… Но это так, на крайний случай, у зависимых людей никакой свободы в действиях нет. А она сейчас очень нужна, свобода-то.
Николая Скородума и приказчика его Акулина Ратников нашел все там же, на торжище, в отапливаемом очагом амбарчике с живым товаром. Работорговцы и товар в лице тощих малахольных девиц и двух – лет десяти – отроков сидели кружком вокруг очага и по очереди хлебали горячее варево из большого булькающего котла.
Увидев гостя, Николай обрадовался:
– О? Здоров будь, Миша, садись с нами шти хлебать.
– Да с удовольствием бы, – не стал отказывать– ся Михаил. – Вот только ложку не захватил, извиняйте.
– Ништо! Сыщем… Ермолайко, дай-кось свою. Только оближи почище!
– Оближу, батюшко.
Один из отроков с поклоном протянул гостю ложку.
Варево неожиданно оказалось вкусным – вместе с какими-то пахучими кореньями в котле плавали изрядные куски рыбы.
– Откуда рыбка-то? Сами наловили, что ли?
– Ага, счас… Гость заморский Федор из Ревеля остатки товара по бросовой цене распродал. Я взял – не пропадать же добру!
– А, – Ратников внимательно посмотрел на только что вытащенный из котла кусок. – Так это селедка, что ли? То-то я смотрю. Но все равно – вкусно.
– Кушай, кушай, гостюшко. Выпить не предлагаю – пост. Хотя… – Николай неожиданно ухмыльнулся. – Разве что с морозца… чтоб не занедужить.
– Во-во, – охотно поддержал его Михаил. – Именно, что с морозца…
Насытившись и выпив вина, Ратников в тепле разомлел, даже клюнул носом, однако же тут же пришел в себя, не забывая – за чем явился. Кивнул на детишек:
– Вижу, еще не расторговался?
– Не… уж, как видно придется их обратно с собой тащить. Не бросать же тут – жалко, да и не по-божески это.
– Поня-атно, – Миша покрутил кончик усов. – И когда в обрат?
– Да дня через три думаю. Пока доедем, то, се… чтоб в распутицу-то не угодить.
– Что ж, ясненько. А что амбарец-то этот… за дорого ли снимаешь и у кого?
– Боярин один есть, Никодим Ефроньевич, – помолчав, пояснил купец. – Я его как-то от разбойников, воров да татей лесных спас… вот он задешево мне и сдает.
– А так, когда тебя нет, что тут?
– Да амбар обычный. Склад. Очаг-от никто не топит. А что ты спрашиваешь?
– Да, понимаешь, мне б этот амбарчик на месяцок-другой… ну, после тебя-то… Не за так, разумеется. Ты б поговорил с хозяином?
– На месяцок, говоришь, – задумчиво пробормотал Михаил. – Что ж, на месяцок – можно. О цене условимся… Хочешь, так прям посейчас к боярину сходим… Ай… нет боярина-то, в отъезде. Придется – к тиуну.
– К тиуну, так к тиуну, – улыбнулся Ратников. – Нам-то какая разница?
Три дня Миша с парнями прокантовались где придется – ночевали на самых захудалых постоялых дворах, а то – и просто так, по окраинным посадским избам просились – и ничего, пускали.
А уж, потом, как работорговцы съехали, поселились в амбарце, можно сказать – в самом центре города! Ратников даже посмеивался про себя над собственной наглостью – ну, надо же, немцы его по всему городу ищут, а он вот – на самом виду!
Правда, оно, конечно, Миша на рожон-то не лез. Вновь отрастил волосы, бородку, став похожим на какого-нибудь рижского или ревельского купца, да и зря по улице не шатался. А в амбарце устроил нечто вроде лавки старьевщика – жить-то ведь на что-то надо, а в писцы опять не пойдешь – именно среди них и ищут. Хорошо хоть еще ребята могли свободно передвигаться – никому, даже своему отцу эконому, не были нужны.
Вот и ходили по дворам да усадьбам, в особенности отираясь у тех, подозрительных, кои Михаил аккуратно занес в список, не пожалев на такое дело изрядный кусок пергамента.
Быстро раскусив, что к чему, по дворам охотно давали старые вещи – за комиссию Ратников брал недорого, так что уже через неделю образовалась и первая прибыль, с которой Михаил первым делом купил изрядный жбан бражки для угощения торгового пристава. Хороший тот оказался мужик – выжига, каких мало. Брал мзду, ничем не брезгуя. Однако ж был по своему справедлив и надежен – взятки отрабатывал честно.
С ним как-то под вечер и выпили – «с морозцу». А иначе как было бы торговать?
Захмелев, пристав все жаловался, что невозможно стало работать:
– Такие времена настали, Миша, что не знаешь, кому служить. Вроде Орден сейчас… а вдруг придут новгородцы? Опять все под себя подомнут. Их тут многие ждут, рады будут… И кому служить-то?
– А ты, друже, служи делу, – улыбался Ратников. – Вот ведь, сам суди, на торжище изо всех приставов тебя только да Ермолая Кузьмичева уважают. А все почему?
– Почему? – поморгав, заинтересованно спросил пристав. Человек дородный, щекастый, он тут, от тепла, раскраснелся, распахнул шубу и стал чем-то напоминать борова.
– А потому, что ты с Ермолаем не как остальные глоты! – убежденно пояснил Михаил. – Себе – да, берете, но дочиста нет грабите, и другим, людям всем, жить даете. С кого обычную мзду берете, с кого – малую… дифференцированный подход.
– Чего?
– Говорю – людям жить даете, не барствуете. Верить вам можно и дела решать.
– Это правильно, – пристав совсем раздобрел. – Всегда нужно, чтоб был кто-то, с кем договориться можно. А иначе-то как?
Ратников тут же налил и поддакнул:
– Это верно! Думаю, Александр-князь, как в город войдет, приставов менять сразу не кинется – чай, и поважнее заботы будут.
– Ох! А ведь и верно! – пристав посмотрел на Мишу с нескрываемым уважением. – Вот ведь спасибо, утешил… Ну, ин ладноть, пойду я, дела. Благодарствую за угощение!
– Не за что! Заходите еще, Тимофей Нежданович.
Торговлишка потихоньку пошла, народ приносил вещички – и сам, и парни бродили, выпрашивали, выкрикивая классической «старье-о-о бере-ом». Не так уж много прибыли получалось, но на прожилое хватало, а больше и не надобно было, ни Михаил, ни Макс вовсе не собирались тут век вековать. Вот еще бы Эгберта куда-нибудь к хорошему делу пристроить, все-таки не чужой уже… Но, это потом, когда отыщут браслетики, Лерку… а пока нужно было искать, искать, искать, тем более – что следок ощутимый имелся: осколочки у убитых «толмачей», упорно ходившие слухи о неведомо куда пропадавших девах, усадебки подозрительные.
Вот их-то и начал сейчас разрабатывать Ратников. Еще раз поразмыслив да вспомнив слова работоргового приказчика Акулина, Михаил отмел пару-тройку усадеб, стоявших явно не там – не на пути от пристани к церкви – или неподходящих по размеру – слишком больших или, наоборот, маленьких. Таким образом всего осталось четыре усадьбы, которые Ратников тщательно зафиксировал на пергаменте, оставив место – записывать всякие выбивающиеся за рамки обычного несуразности. По несуразностям этим Миша и собирался вычислить нужных ему людей.
