Андрей Чернецов - Век одиночества
Она лежала рядом, и узкая полоска света, падающего с улицы, ласкала правую грудь девушки.
— Кажется, пошел дождь…
— Я слышу…
— Какие странные тени…
— Я и сам не знаю, откуда они.
— Наверное, они все это время подглядывали за нами.
— И наверняка завидовали мне.
— Да.
— Они ведь могли только бессильно смотреть.
— Да.
— Возможно, когда-нибудь они отомстят нам за это.
— Отомстят? Но за что?
— За то, что ты досталась мне, а не им!
Кайса ничего не ответила и лишь со странным отчаянием прижалась к Лаури, словно хотела спрятаться от чего-то неизбежного и очень страшного…
Глава 15
ТЕНИ ПРОШЛОГО
За окном болезненно серело хмурое утро. Кайса лежала в постели, безвольно свесив тонкие руки с кровати. Из уголка бледных губ стекала струйка темной крови. Нурминен стоял посередине комнаты, парализованный страхом и отчаянием. Девушка часто дышала, зрачки ее закатились, а на лице застыла гримаса невыносимой боли. Лаури осторожно позвал любимую, но та не ответила, словно находилась сейчас где-то далеко…
Парень быстро оделся и, выскочив на улицу, бросился к кабинке телефона. Оператор «неотложки» долго спорил с ним, объясняя, что они не делают выезды в неблагополучные районы.
— Я — законопослушный и полноправный гражданин! Молодая женщина умирает, а ты, сволочь… Если через пятнадцать минут вас не будет, я позвоню своему хорошему знакомому комиссару Лэйхо из Департамента Благополучия, и тогда…
На том конце повисла недолгая пауза, после которой уже совсем другим, вежливо-корректным тоном ответили:
— Хорошо, «скорая» будет через пятнадцать минут!
Прошли страшные четверть часа, за которые Лаури успел несколько раз проклясть и страну, в которой жил, и место, в котором по глупости однажды поселился.
Наконец долгожданная карета неотложной помощи появилась. Из затормозившего у подъезда красного автомобиля выбрался невысокий клейменый в белом комбинезоне работника Департамента Здорового Гражданина.
— Отверженный — врач «скорой помощи»? — удивился выбежавший из подъезда Нурминен.
— Вы имеете что-то против? — невозмутимо поинтересовался доктор, толкая перед собой маленькую тележку с портативным диагностическим центром. — Врачи-граждане в этот район ни за что не поедут, даже если в подворотне лежит избитый государственный чиновник.
— Скорее! — Лаури схватил врача за руку. — Мне кажется, она умирает…
— Спокойно, молодой человек! — доктор неспешно зашел в подъезд. — Сейчас во всем разберемся.
Лифт, как всегда, не работал, поэтому пришлось мучительно долго подниматься по лестнице. Нурминен помогал тащить дребезжащую на каждой ступеньке тележку. Наконец они добрались до квартиры.
Бросив беглый взгляд на Кайсу, врач «скорой» принялся подсоединять к ее запястьям медицинские датчики. Лаури стоял рядом, вцепившись мертвой хваткой в спинку старого стула.
— Что с ней?
— Пока не знаю… — подключив разъемы к отверстиям в тележке, клейменый внимательно считывал информацию, возникающую на маленьком зеленом экране.
Что-то ему явно не понравилось в увиденном. Нурминен смог это понять по тому, как шевелились брови медика: то удивленно взлетали вверх, то озабоченно хмурились.
— Она говорила, что у нее какая-то очень редкая генетическая болезнь, — волнуясь, сообщил Лаури. — Кажется, «Синдром Нависа» или как-то так…
— Однако! — хмыкнул врач и, подняв пальцами прикрытые веки девушки, заглянул ей в глаза. Затем покачал головой и вернулся к своему прибору.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Нурминен.
Доктор не ответил, быстро пробегая пальцами по кнопкам диагностического центра.
— Да не молчите же!
— Мой прибор один из самых примитивных, — виновато пробормотал клейменый. — Старая довоенная модель, хотя он ни разу еще меня не подводил. Ничего не могу понять.
— Но ей очень плохо!
— Я вижу!
— Так сделайте же что-нибудь!
— Я бы сделал, если бы знал, что именно спровоцировало внезапный приступ.
Лаури схватил отверженного за шиворот и несколько раз встряхнул:
— Да помоги же ей, наконец!
Доктор очень ловко вырвался и, зло посмотрев на молодого человека, отключил диагностический прибор.
— Я не знаю, в чем проблема… портативный медицинский центр показывает, что с вашей женщиной все в порядке.
— Значит, он неисправен!
— Это совершенно исключено! Могу предложить вам срочно отвезти пациентку в клинику, там ее проверят на более совершенном оборудовании.
— Давайте! — согласился Лаури, нервно покусывая губы.
По болтающейся на поясе рации врач вызвал санитаров, которые тоже оказались клеймеными. Они аккуратно погрузили Кайсу на армейские носилки, и через несколько минут девушка уже была внутри красного автомобиля. Когда Нурминен попытался сесть в машину следом, доктор неожиданно остановил его:
— Вам не стоит ехать вместе с нами…
— Но почему?!
— Будет лучше, если вы останетесь дома.
— Об этом не может быть и речи!
— Таковы правила!
— Первый раз о таком слышу.
— Полагаю, «скорую помощь» вы тоже вызывали первый раз в жизни.
— Нет, но…
— Если будете настаивать, я немедленно обращусь к сотрудникам правопорядка.
— Но что же мне делать?
— Ждите! С вами свяжутся.
— Но у меня нет телефона!
— Тогда приходите через сутки. Полагаю, к тому времени состояние вашей подруги стабилизируется.
— Но ведь вы даже не знаете, что с ней!
— Ни о чем не беспокойтесь, пациентка в надежных руках. При «Нависе» подобные рецидивы не редкость. Хотя, если честно, я в этой области не специалист. Мы отвезем вашу подругу в южную клинику номер два, надеюсь, там ей помогут. А пока заполните, пожалуйста, стандартные бланки на госпитализацию.
И врач протянул ему ворох шелестящих на ветру желтых бумаг.
* * *Лэйхо вовсю гнал одолженную у провинциального коллеги машину, выжимая из двигателя все, что только возможно. Странная встреча с Колдуном не давала Антти покоя. Он практически ничего не помнил, словно погрузился в вязкий обволакивающий туман сразу после того, как жуткое человекоподобное существо произнесло слово «присаживайтесь». Что же с ним сделал этот проклятый карлик? Нет-нет, комиссар не испытывал к нему ненависти. Страх — да, но не ненависть. Потому что Антти отчего-то знал наверняка — это существо хочет ему только добра. Внушение? Возможно. Но неужели карлик способен обмануть даже такого профессионального скептика, опытного, прожженного циника, иногда не доверяющего и самому себе? Где же эта пресловутая грань, за которой находится истина, зачастую оказывающаяся страшнее даже самых чудовищных предположений? Лэйхо не помнил самой беседы, но её содержание странным образом осталось в памяти, будто выжженное увеличивающей линзой на стволе дерева. То, что он сейчас узнал, не укладывалось ни в какие рамки. Верить в это не хотелось, потому что рушилась чётко зафиксированное в сознании мироустройство. Идеальное. Безупречное. В которое так хотелось верить, но которое оказалось очередным замком на мокром песке.
Нет, он, конечно, и сам с недавнего времени стал догадываться, что с цепью последних столичных терактов что-то не так. Что бы там ни утверждал Генерал, а не вписывались они в привычную схему действий преступников. Слишком уж нагло и цинично работали злодеи, словно не боялись наказания. Да и жертвами, как правило, становились люди, не совсем лояльно относившиеся к режиму. Бунтарь-студент, якобы сочувствовавший «патриотам». Неудобный слуга закона. Несколько журналистов, осмелившихся слегка покритиковать царящие в Пандее порядки (они погибли при взрыве в метро, возвращаясь с затянувшейся редакционной коллегии). Очень похоже на индивидуальный террор, лишь прикрытый маской террора обычного. Результаты его тоже весьма красноречивы: во главе студенческого самоуправления университета встала внучка фельдмаршала, начальником северного райотдела ДП назначен генеральский шурин, погибших главного редактора центральной столичной газеты и его заместителя заменили люди из аппарата Четвертого… Дальше перечислять не хотелось.
Так что все это, если не отчетливо указывающая на главный источник бед тенденция?
Верить в подобное не хотелось. Даже не потому, что все происходящее было диким, а просто в силу укоренившейся рабской привычки. Так удобно ни о чем не беспокоиться и ничего не предпринимать, зная, что за тебя это делают другие. Те, кто больше твоего ведают и могут. Кто априори лишен страстей и желаний, а потому не путает личное с общественным, потому как этого самого «личного» не имеет.
Привычный для комиссара мир трещал по швам и рушился.
