Андрей Посняков - Отряд
Потом - к вящему удовольствию Прохора - схимника сменил судебный старец Паисий. Явился он не один, со служкой, тащившим целый мешок книг, кои отец Паисий с благоговением истого книжника аккуратно разложил на столе.
- Грамотеи есть? - оглядев послушников, поинтересовался старец.
Из десятка человек откликнулось двое, и Паисий недовольно пожевал губами. Потом, правда, улыбнулся:
- Ин ладно, хоть узнаете Божьим соизволением книжицы. Вот это, - он поднял со стола небольшую книжку, - Псалтирь, в коем все псалмы имеются. Книжица сия библейская с языка греческого монасями-подвижниками Кириллом и Мефодием переведена. Важнейшая книжица, указует, как службы вести. А вот, - он взял в руки другую книгу, посолидней, потолще, с застежками тусклого серебра, - Часослов, ну, он для певчих больше, в нем и молитвы, и песнопения. А это вот Святцы - все святые там и их во славу Господа подвиги. А вот - Шестоднев, истолкования, ну, это еще вам знать рано…
Отец Паисий так бережно брал в руки книги, словно те были сделаны из хрупкого венецианского стекла, сразу было видно, что судебный старец знает толк в книжицах, и, наверное, не только в богослужебных. Книжник! Вот это было важно, вот это обязательно нужно было передать Иванке, и как можно скорее. Ведь зачем-то нужен был помощнику приказного разбойного дьяка этот немаленький монастырский чин. Судебный старец - должность великая, из одного названия ясно. Вот только - «старец»… Прошка едва сдерживал смех, глядя на далеко не старого еще монаха, осанистого, высокого и, видать, сильного. Если один на один схлестнуться, еще неизвестно, кто кого на кулачках уделает - Прохор старца или старец Прохора?!
Перекрестившись на киот, молотобоец отогнал греховные мысли и, придав лицу соответствующее ситуации постное выражение, обратился к отцу Паисию с каким-то глупым вопросом. Что спросил - потом и сам не помнил, кажется, что-то о первых святых-мучениках. А старец вопросу обрадовался, отвечал подробно и о первых святых рассказал - будто сам видел, как они мученическую смерть за веру Христовую принимали - и об императорах, царях римских не забыл: Нерона какого?то упомянул, Калигулу, Гелиогабала - имен таких Прошка в жизни своей и слыхом не слыхивал! С Митькой бы отцу Паисию поговорить - вот с кем одного поля ягоды.
Хорошо говорил старец, красиво, познавательно, интересно - так бы и слушал, не отрываясь. Однако все имеет конец - окончился и час просвещения. Отец Паисий ушел, на прощание благословив послушников, ну а те вознесли молитву да отправились обратно на задний двор - доколоть дровишки да сложить поленницы стогом. Стогом-то сложенная поленница и красива, и ветер ее не берет, и дрова лучше сохнут. Складывали не торопясь, на совесть, даже после вечерни еще пришли прибраться. Темнело, хоть и стояли ночи белые, а все ж уже не день. Разговорились. Прохор все про Паисия выспрашивал да - на всякий случай - про Анемподиста-тонника, мало ли кто где чего слышал. Про Паисия-то никто ничего особенного и не знал, а вот про тонника… Прохор ушам своим не поверил! Дескать, белявый монах про наряды какие-то говорил.
- Про наряды?! - вскинул глаза один из послушников, Василек Утри Сопли, совсем еще мальчик, дите безусое. - Ой, братцы, слыхал я, прости Господи, будто в обителях дальних такие монаси есть, что рыла себе бритвой скоблят поганым образом, а промеж собою как жена с женою живут! Рясы носят шелковые, все нарядами интересуются.
- Да-да, - подал голос другой послушник, длинный, несколько угрюмый парень, имени его Прохор не помнил. - И я слыхал, как белявый чернец про наряды выспрашивал. Тайно так, тихонько, да все по сторонам оглядывался. Меня не заметил, я за кучей навозной был. А говорил смешно, будто не русский.
- Так он и есть не русский, - качнул головой Прохор. - Карел. Будто он содомит? Ну уж, скажете тоже.
- А чего ж он тогда про наряды выспрашивал? Не, нечистое тут дело. Я с этим белявым в одной келье спать не лягу!
- И я не лягу!
- И я…
В общем, поговорили. Уж немного времени оставалось до всенощной чуть покемарить, Прохору только не до сна было. Проводил своих в братскую келью, сам выскользнул - будто бы по нужде - и к Варнаве-будильщику. Будильщик - это должность такая, не особо высокая, поутру всю братию будить. С Варнавой этим Прошка еще по прибытию уговорился, чтобы тот его в мир выпускал за малую - в «полпирога» - мзду. В общем-то, не особенно и трудно было из монастыря выйти, никто особо и не следил за послушниками - чего следить-то, коли люди сами, по доброй воле, от жизни мирской и соблазнов всех отреклися?
Оглянувшись, Прошка кивнул будильщику и, скользнув в калиточку, оказался за стенами монастыря. Позади остались ворота, сложенные из крепких бревен стены, мощные деревянные башни угрюмо зачернели за спиною. Богородичный монастырь - велика крепость, если надо - не пройдет враг, будет всей земле русской заступа, не только волею Богоматери Тихвинской, но и стенами неприступными, и тюфяками-пищалями-пушками.
- Книжник, говоришь, Паисий? - Выслушав Прохора в горнице на постоялом дворе, Иванко потер руки. - Это хорошо, что книжник, это очень хорошо. Чего еще узнал? Ну, говори, говори, вижу ведь - сказать хочешь.
- Да не знаю, - парень замялся. - Важно ли…
- Ты скажи, а уж потом решим - важно иль нет.
- Анемподиста, монаха тонного, помнишь?
- Это карела, что ль? Ну.
- Так вот, он… - Прошка понизил голос до шепота.
А в ответ услыхал лишь громкий Иванкин смех:
- Ой, Проша, ну, уморил. Что же, считаешь, Анемподист - содомит?
- А чего ж тогда про платья выспрашивал? И со мной так говорил, разлюбезно… А поначалу-то не придал виду. Но, Иван, знай - коли этот тонник ко мне приставать полезет, содомит он там или нет, ка-ак дам по сусалам - мало не покажется!
- Да уж, - Иван спрятал улыбку. - К тебе, пожалуй, пристанешь.
Выпроводив Прохора, помощник приказа дьяка разбойного, сняв сапоги, заходил по горнице, в которой в последнее время жил один, - Прохор был в монастыре, а Митька ночевал на Стретилове, в усадьбе бабки Свекачихи, к которой Иван чувствовал сильный интерес, особенно после доклада Митрия о некоем Ваське Москве - неведомо где сгинувшем «деловом человеке». Не этот ли Васька подстерегал с двумя самострелами Прохора на берегах Вяжицкого ручья? И что с трупом этого незадачливого убийцы? Унесло в Тихвинку, выбросило на берег? Эх, черт! Надо было раньше поинтересоваться утопленниками. Ничего - пожалуй, и сейчас еще не поздно. Но пока в первую очередь - Паисий, судебный старец. Интересно, чем он так напугал московского купца Акинфия Козинца? И продолжает ли расследование дальше? Наверное, да. По крайней мере, должен. Убийство таможенного монаха - это вам не шуточки. Итак, сойтись с этим Паисием поближе. Лучше всего - на почве книжности. Как именно - придумать. С утра придет Митька, с ним и покумекать, парня не зря Умником прозвали - голова варит, аж пар идет! Господи, как хорошо, что на пути встретились эти двое - Митька и Прохор. Местные, все вокруг знают. Митька - ум, Прошка - сила. Как было бы трудно без них!
Книжная лавка купца Ерофея Остратова находилась на большом гостином дворе, сразу же за рядами суконников. Остратов, как и любой другой купец, естественно, торговал не только книгами, но и лесом, и пенькой, и воском, и многим другим товаром. А книги - это уж были так, для души. Да мало кто и покупал - товарец-то не дешевый. Гости заморские изредка брали, старосты - пыль в глаза пускать, - ну и монастырские, из высшей братии, уж те частенько наведывались, как, к примеру, отец Паисий, судебный старец. Любил отче в книжицах покопаться, дед Кузема, приказчик остратовский, ему завсегда рад был. Вот и сегодня с утра ждал старца Кузема, уж все глаза проглядел - давненько не захаживал отец Паисий. Да и сегодня что-то не было. Зато другие были. Один - высокий красивый юноша в зеленом бархатном полукафтанье давно уже рассматривал все подряд книжицы, вопросы дельные задавал, книжника издалека видать, то деду Куземе зело приятственно было. Второй посетитель оказался немцем - длинный, худой, белоголовый - судя по засаленному платью, из простых - кормщик или приказчик. Говорил по-русски смешно, но правильно - видать, из свейской немчуры парень. Первый-то посетитель, вьюнош кареглазый, вскорости и ушел, а этот, вишь, остался, огляделся да принялся про книгу какую-то выспрашивать.
- Так что за книга-то? - выпытывал дед Кузема. - Евангелие, Месяцеслов аль светская какая книжица?
- Светская, так, - закивал свей. - Авантюра. Рабле, Франсуа Рабле - «Пантагрюэль».
- Хм, - дед пожал плечами. - Пантягрюель какой-то. Не, не бывало такой книжицы.
- А купить, купить? - Свей пощелкал пальцами. - Никакой отрок не продавал?
- Отрок? - удивился торговец. - Да нет, не бывало такого. А книжица-то чудна! Чай, не русская?
- Француз автор. Вот что, дед… - Посетитель снова осмотрелся, как будто лавка была полна людей. - Нельзя ли вызнать хоть что-нибудь про эту книжицу? Очень уж она хозяину моему нужна, за деньгами б не постоял.
