Николай Берг - Ночная смена. Лагерь живых.
- Там же остался его друг. А кстати - кто это такие оба - двое? И пострадавший и этот... господинчик?
Михайлов стеклянно смотрит на меня.
- Из столицы. Весьма высокие гости. Перечислять титулы не берусь - там у меня их визитки лежат, так мелким текстом - на две страницы... Как минимум европейского значения птицы...
Еще интересней.
- Вот знаете - продолжает Михайлов - Больше всего я не люблю, когда делают из меня идиота. И сейчас у меня такое ощущение, что если и не все, то некоторые здесь именно этим и занимаются.
- Если уж признаваться - в тон ему отвечаю и я - то ситуация непонятная и идиотом тут я себя тоже чувствую.
- Не знаю, не знаю... Не пойму в чем тут штука - но вообще-то при тяжелораненом доктор как-то уместнее, чем тут на площади. А вы тут стоите, словно у вас в медпункте все как должно...
- Нечего мне там делать.
- С чего бы? Я вот слыхал, что при ранениях положено оказывать помощь. А ребята сказали, что перевязки наложены на фу-фу... Типа - отвяжись.
Черти глазастые. Хотя тут и образования не надо, видно, что халтура, да еще и нарочитая какая-то. И то, что бинты уже пользованные заметить - тож ума большого не надо.
- Чего молчим?
- Ну, а что тут скажешь? Я ж сказал - чувствую себя идиотом.
Николаич-то с Андреем ушли, Надежду уведя с собой, а я тут с омоновцами, да с комендачами - как рак на мели. Хорошо темно, да в ушанке, а то светились бы у меня уши малиновым светом...
- Почему помощь оказана халтурно?
- Почему-почему... да потому что безнадежник он. В лучшем случае до завтра дотянет - ляпаю я.
- И потому вы там оставили второго? Запамятовали, где карантин находится? - Михайлов явно свирепеет.
Омоновцы пользуются случаем и ретируются по-английски.
Ситуация глупее не придумаешь. И что особенно противно в таком положении - прав Михайлов, будь он неладен - причем по всем пунктам. Набираю в легкие воздуха.
- Вы правы. Причем полностью. Я растерялся. Как скажете - так и будет. Командуйте, Петр Петрович.
- Тогда так - раненого в карантин, под присмотр, по протоколу. И тащите своими силами. И делаете это быстро. Прямо сейчас.
- Так этот второй вой поднимет!
- Ваши проблемы.
- Ну. Ладно.
Вызываю Сашу. Прошу взять кого в носильщики еще и придти в медпункт.
Михайлов сопровождает меня к медпункту. Смотрит нехорошо, разозлился видно мужик от наших непонятностей. Я бы и сам разозлился. Да я и разозлился, только вот предмет для злости не определить. За неимением такового злюсь на самого себя.
Упираемся в запертую дверь. Подливается масло в огонь. Михайлов пыхтит, как паровоз - вот - вот тронется.
Вспоминаю, что ключ у Николаича.
И тут как раз какие-то жалобные причитания за дверью сменяются воплем.
- Доигрались, ребятки! Обернулся ваш безнадежник!
В медпункте грохочет и орет.
- Такую дверь без лома не вынесешь, старая работа - замечает старший патруля.
На шум опять собирается куча народу. К счастью поспевает Саша, Серега и Андрей - с ключом, слава богу.
Саша, встав на колено, открывает дверь. В медпункте - погром. Но московский гость оказался не так прост - сориентировался в обстановке и зажал своего обернувшегося дружка в угол столом, да еще и кушеткой сверху прищемил. Голосит не уставая, но кушетку держит твердо. Дружок, как и положено новообратившемуся, вяло машет целой рукой, но дотянуться не может.
- Давай. Того, что слева - говорит Серега Андрею.
- С удовольствием - почему-то отвечает тот и грохает одиночным.
Зомби с простреленной головой так и остается стоять, припертый в углу мебелью.
Голосящий затыкается после весьма увесистых плюх справа-налево. Его уводят патрули.
- Завтра мне - рапорт к планерке. Я знаю, что вы мне не подчинены напрямую, но настаиваю. Категорически настаиваю.
Михайлов поворачивается и уходит.
Публика потихоньку начинает рассасываться.
Стоим вчетвером. Потом запираем дверь и идем в салон. Говорить неохота.
Замечаю, что рядом с нами идет тот самый старичок - пчеловод.
- А вы что хотите?
- Вам некогда было. А обещали мазь и таблетки - отвечает дедок.
И ведь действительно...
Возвращаемся в медпункт. Пока пасечник косит глазами на хаос и вертикального зомбака за баррикадой смазываю ему пораженную зону зовираксом. Потом пытаюсь вспомнить - где у Надежды лежат таблетки. К счастью зона полок в боевых действиях не участвовала, а порядочек у медсестры - прусский. Потому нахожу таблетки без проблемы.
Объясняю деду, чтоб мазал мазью пять раз в день, чтоб таблетки принимал - как сказано в аннотации и на всякий случай читаю ее. И чтоб не лапами лез мазать, а ватку использовал на палочке - ну и чтоб выкидывал после применения. Даю вату - палочки и сам настругает. Еще даю ему валерьянку. Может спать будет лучше, несмотря на боль и зуд.
Все. Теперь в салон.
- Это - весело тут у вас - замечает маленький омоновец.
- Ну, а у вас, что - скучно?
- Тоже весело. Но не так. Мы там друг на друге сидим и спим по очереди - как в подводной лодке. Соответственно - и веселье. А у вас тут - жилищная проблема решена в целом.
- Солоно вам пришлось?
- Эта - да, солоно. Кто ж знал, что раненых и укушенных изолировать надо по-другому. Работали как положено при карантине.
- А что вы и карантины обеспечиваете?
- Мы ж в любой бочке затычка. Когда медики сообщали о вспышке инфекции - так ОМОН туда в первую голову выезжал, а как же. Месяц назад оцепление обеспечивали - на железной дороге сообщили о вспышке карантинного заболевания - два вагона с пассажирами в тупик тут же и держали там, пока не разобрались, что это дизентерия. Это вы не знаете, а такое по стране постоянно происходит. Рутина. Тут у нас тоже с железной дороги началось, кстати. С Московского вокзала.
- Вот, похоже, что эта жуть с Москвы пошла.
- Это не похоже, а точно так. С Москвы. Мы на несколько часов отстали всего.
- Как это определялось-то?
- Так пока связь была - уточнили. Задним умом крепки...
Хлебаем чай. В воздухе как топор висит напряженность. После того, как оценил ситуацию со стороны - мороз по коже. В двух словах - все плохо. Может быть, даже и еще хуже. Особо противно то, что в принципе я тут в начмедах, значит, отвечаю за то, что происходит в медпункте и за персонал. Впору Охрименко вспомнить, тот недавно в такой же мешок попал. Только вот он лично не участвовал в стрельбе своего подчиненного и никак ему не способствовал, чего про меня не скажешь.
Поговорить бы с Николаичем - так он куда-то ухрял. Надежда внизу сидит, отплакалась и замкнулась в себе. Андрей к ней пошел, вроде как есть что ей сказать. И Дарья там же.
- Это, к слову - у меня тут фурункул образовался - говорит мне маленький омоновец.
- Ну, надо полагать предлагаешь мне его вскрыть?
- Ага. Струменты у тебя надо полагать в медпункте?
- Ну, да.
- Так пошли?
- А до утра никак не потерпеть?
Маленький странно смотрит.
- Эта...Никак...Ага.
Делать нечего - плетусь обратно. Оба омоновца следом. Заходим в кабинетик, свет там так и горел.
- Ну. Показывай свой фурункул.
- Эта. Вот.
Продолжаю тупить. На предъявленной к осмотру руке есть пара гнойничков, но фурункулами их даже спьяну не назовешь. Смотрю на маленького вопросительно.
- Эта...Ты, что ли Доктор не высыпался неделю?
- Вроде высыпался... не пойму я тебя.
- Эта... начни с того, что намажь мне руку йодом. И налепи пластырь. А то я мнительный такой, что просто ужас.
- А потом?
- Потом - суп с котом. Утром ваш комендант обязательно сюда припрется. Будет осматривать место происшествия. Нас будет спрашивать. Нам от вашего гарнизона много чего надо, значит, придется отвечать. Не доходит, почему он вам ночь цельную дал?
- Ну, он с нашим старшим в дружбанах. Оружием его выручали. Боеприпасами...
- Работали на него?
- И это было.
- По уму он вас должен был бы взять под стражу немедля - минимум медсестру.
- И расстрелять...
- Вполне возможно, что и расстрелять. Меньше бы удивился, чем тому шалтай - болтай, который видел. Ты-то в этой истории тоже куда как хреновато выглядишь. Откровенно признаюсь. Да и паренек ваш - этот, толстун - тоже хорош гусь. Лыбу с морды снять не может, цаца этакая...
