Родник холодный (СИ) - Панкратов-Седой Борис

Трах-тах-тах-тах-тах!

Она гребла под водой, выкладывая все силы ослабленного отсутствием кислорода тела. Чем дольше оставаться под водой, тем дольше можно прожить.

Прожить ещё один гребок… Еще один… Сил больше нет… легкие разрываются изнутри… и все же ещё один гребок… ещё один гребок жизни. Она почувствовала, что силы покидают её и если она не вынырнет и не вдохнет глоток воздуха, то уйдет на дно. Всего один глоток воздуха… Она вынырнула.

Дах-дах-дах-дах-дах! Дах-дах-дах-дах-дах! Сразу услышала она.

Выдох!!! Вдох!! Нырнула.

Дах-дах-дах-дах-дах! Дах-дах-дах-дах-дах! Слышала она не прекращающееся над рекой ни на секунду.

Смогла проплыть гораздо меньше. Руки и ноги не слушались. Выгребла уже не физической силой, которой нет, а силой своей воли.

Вынырнула. Выдох. Вдох.

Что это? Она жива? Как?

Трассирующие пули пролетали над ее головой.

Все — последние силы и её тела и силы её воли уходят. Уходят в никуда… Уходят в воду… И она вот-вот последует за ними…

Вдруг она поняла, что стрельба трассирующими с противоположной стороны реки идёт не по ней! Она увидела: на той спасительной стороне, куда она стремилась, из береговых зарослей вырывался огонь, и поток трассеров, не прекращаясь, проносился над рекой. Она услышала, как не похоже на сухие выстрелы автоматов «Калашникова» глубоким, раскатистым громовым басом работает пулемёт. Оглянулась назад. Трассеры разрывали в щепки и причальную стенку, и пирс, и лодки у стенки! Все летело в разные стороны!

Дах-дах-дах-дах-дах! Дах-дах-дах-дах-дах! Дах-дах-дах-дах-дах!

«Пулемёт… Это пулемёт… Пулемёт работает не по мне… Не по мне… К берегу… К тому брегу…», — она мыслила уже на уровне инстинкта выживания.

До спасительного берега оставалось совсем немного. Она нащупала ногами дно. Не в силах больше плыть, она пошла находясь по шею в воде, отталкиваясь от воды руками. Нырнула, снова попробовала плыть. Сил нет. Опять встала, пошла.

Все это время, пока она делала последние оставшиеся шаги, пулемёт не переставал работать по противоположному берегу, разнося всё, что там было, в щепки, в клочья, в полное мессиво, пока на той стороне реки не погас последний отстреливающийся огонек.

Затихло.

Был только слышен доносящийся издалека рев лодочного мотора, удалявшийся по реке.

Уже на берегу ноги её подкосились, она рухнула обессиленная на прибрежный песок, склонившись над ним, утопив в него глубоко свои ладони. Могла только дышать.

Вдруг голова её закружилась, она потеряла ориентацию — где верх, а где низ. Вновь песок оказался перед её глазами и поплыл перед ней сам собой. Кто-то поднял её, взвалил себе на плечо и понёс.

Услышала голос:

— Не время отдыхать, товарищ старший лейтенант. Чуть позже отдохнем.

«Бекас…», — поняла она.

Глава 19

Ни Бекас, ни Валентина не могли знать о том, что «Потаповские» после двух ночных перестрелок поняли, что противник готов к активным контратакующим действиям. Решили, что «дело сделано», «обратку вшырили по самое не балуй», снялись с позиций и тихо уходили.

Поначалу Бекас и Валентина решили, не теряя времени, быстрым марш броском добираться до своего базового лагеря у заброшенного дома, пока не рассвело. Но уже после километра пути через ночной лес стало ясно, что Валентине такое уже не под силу. Они сделали долгий привал, чтобы она смогла восстановиться после пережитого ею в реке. Кроме того, сама Валентина чувствовала, что действие амфетамина в её крови уже закончилось, и накопившийся эффект после неоднократного употребления дает о себе знать. Центральная нервная система утомлена и не справляется больше с нагрузкой, да и все её тело за такой короткий период времени выработало свой максимально возможный ресурс.

Она сняла с себя мокрую одежду, повесила её на ветках, чтобы та просушилась хоть сколько-то. Мокрая одежда на её теле высасывала тепло и вместе с ним энергию. Бекас дал ей свою сухую сменную флиску и маскировочную накидку, в которую она смогла укутать свои ноги, половину накидки постелив на холодную землю. Коврик «Бундесвера» и всё остальное, что было в ее тридцатилитровом рюкзачке лежало сейчас на дне реки.

— А я был ниже по реке. Слышу такой кипишь идет у пристани! — говорил Бекас, открывая ножом банку консервов, — Не пойму ни рожна! Бегом сюда. В бинокль тебя увидел уже в реке.

— А как ты решил, что тебе надо быть у реки? — спросила Валентина — способность к рациональному мышлению уже восстановилась в её голове.

— Так другого хода из Оскола нет. Везде обложили, кроме реки. Решил, что если пойдет ртуть, а время их поджимает, то только со стороны реки и пойдут.

— Так и вышло. Она так и ушла. Ртуть.

И Валентина рассказала всё то, что было с ней, пока Бекас оставался на внешнем периметре. Бекас выслушал всё внимательно, пока Валентина не закончила словами:

— Теперь всё. Ушел доктор Валдис, с концами.

Бекас намазал своим ножом фуллтанг на галету толстый слой говяжьей тушёнки, протянул Валентине.

— Возьми-ка!

Она взяла.

— Сейчас с сахарком водички разведу тебе, — продолжил хлопотать над перекусом Бекас, — Так…, где он? Сахарок, ты где? Ты подожди, пока с выводами. Ушёл, не ушёл. Это ещё бабка надвое сказала. Это там у вас в городе. Это там, в Москве у вас — нырнул человек, и нет его, ищи как муравья в муравейнике. У нас тут не так. На вот, выпей-ка. Чем богаты…

Валентина взяла кружку из его рук продолжая слушать.

— Ты сказала, что в рюкзаке у него снаряга для туристического похода выходного дня. Турист-любитель, мля…, общество туристов, охотников и рыболовов, мля…Так?

— Так.

— Так. А это значит, что пойдёт он через Зону.

— Где пойдёт? Куда пойдёт?

— Ты не торопись, опять же, старший лейтенант, — невозмутимо произнес Бекас намазывая уже себе галету тушенкой, — Пойдет он через Зону. А оно и так ясно что через Зону. Дальше вниз по реке — это вообще в никуда. Там тайга на километры. Там ближайшее людское что-то у черта на рогах. А что осталось от людского — то пустота. Волчий край на тысячи квадратных километров — их там тьма. Гиблое место. Вниз по реке — некуда. Доберемся до твоей карты — я тебе покажу. Пока поверь на слово.

Доктор Валдис пытался затопить лодку у берега, чтобы скрыть место, где он высадился. Он раскачивал её, раскачивал, стараясь черпануть воды через борт — ничего не получалось. Лодка зачерпывала воды совсем немного, и он понял, что это надолго. Зря только потеряв время и силы и зря вымокнув в воде по пояс, он бросил это занятие.

Выбрался из реки на берег, сменил промокшие трусы и штаны. Обувь сменить было не на что. Остался в теннисных кроссовках. Взвалил на себя непривычную для него тяжесть рюкзака, двинулся в лес.

Тропу он нашел не сразу, хотя вышел прямо на нее. Его представление о том, что тропа — это протоптанная до земли дорожка, как в парке, не совпала с реальностью. Не до конца будучи уверенным в том, он всё же понял что вот это то, что он видит перед собой и есть тропа. Просвет между деревьев и в буйных зарослях подлеска с встречающимся изредка по пути одно-двух летним молодняком — это вот и есть тропа.

Бекасу и Валентине в светлое время приходилось идти осторожнее. Они опасались того, что остается возможность наткнуться на засаду «Потаповских». До базового лагеря Бекас и Валентина добрались около полудня.

Когда вышли к дому, Бекас сделал знак остановиться идущей за ним метрах в пяти Валентине — показал сжатый кулак. Бекас оглядел траву, вспоминая приметы того, где находятся оставленные им растяжки. Нашел их и все по очереди снял. Сложил гранаты Ф1 в боковой карман рюкзака. Прошел в дом, снял две оставшиеся растяжки и там. Вернулся на крыльцо и жестом позвал Валентину войти. Она всё это время ждала, присев на одно колено, держа обеими руками его «Смит-Вессон» сорок пятого калибра.