Вадим Вознесенский - Евангелие рукотворных богов
– Альфа и Омега, начало и пиз… конец. – Кажущийся юношей продолжает помешивать бурлящую похлебку. – Интересно, а драконы каким боком в твое писание лезут? Иносказательно? Так вон они, – кивает в сторону трубы-стелы, – небо бороздят.
– Да, есть там и про дракона. И про женщину, что породит Избранного, призванного править народами жезлом железным. Дракон же – Зло, и небесные воинства должны поразить его и сбросить на землю.
Неожиданно со стороны сидящей девушки доносится звонкий переливающийся смех. Она смеется радостно, от души, словно тысячи серебряных колокольчиков попеременно оглашают пространство яркими трелями. Звуки текут, завораживая, и даже солнечные лучи, что с трудом пробиваются сквозь черную пелену, начинают играть радужными красками. Время останавливается, и вновь обрушивается на присутствующих унылая действительность, когда смех прекращается.
– Так ликуйте же, небеса, и те, кто обитает на них! Но горе земле и морю, ибо дракон сошел на вас! Он полон злобы, ибо знает, что немного времени ему осталось! – нараспев декламирует девушка слова древней книги, и озноб змеится по спинам не знающих страха мужчин.
Спутники замирают в ожидании продолжения. Но та, кого называют Кэт, хоть это и не настоящее ее имя, вновь молчалива и бездвижна.
– Ух… аж мурашки по коже от ее откровений, – первым приходит в себя плотный.
– Не говори, – соглашается Рус и тянется за гитарой.
Старый инструмент. Кедровый корпус когда-то был покрыт темным блестящим лаком, а теперь дека потерта и дорогой мозаичный рисунок розетки местами обтрепан. Колки и порожки раньше сверкали, радуя глаз, – сейчас их покрывает матовый налет. Но музыкант берет гитару нежно, подхватывает гриф двумя пальцами правой руки и ласково скользит левой ладонью по волнующим обводам боков. Все струны, а это очень непросто в наступившие времена, на месте, хоть и перетянуты для левши, и, даже не слыша первых аккордов, можно с уверенностью сказать – инструмент настроен на совесть. Ловкие пальцы начинают танцевать по ладам.
А в небе голубом горит одна звезда,
Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда.
Кто любит – тот любим, кто светел – тот и свят.
Пускай звезда ведет тебя дорогой в дивный сад.
Голос у молодого спутника спокойный и сильный, чуть грустный, и такая же грусть в больших темных глазах, направленных вверх, сегодня все почему-то смотрят на небо, но в осанке, расправленных плечах и гордом подбородке – достоинство. Достоинство человека, идущего на эшафот, ведь совсем не важно, как долог путь обреченного – десять твердых шагов по крутой лестнице или дорога длиной в тысячи верст и несколько лет.
Тебя там встретит огнегривый лев
И синий вол, исполненный очей,
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый.
Названный Братом покачивает головой в такт музыке. Высокий и массивный, он действительно напоминает деревенского пастыря, а густая окладистая борода лишь усиливает сходство. Солнце не спеша скатывается за горизонт, и скоро в небе воцарится идеально круглый диск луны, едва различимый в густом мареве.
– Сказано, – задумчиво говорит Брат, лишь смолкают последние аккорды, – «стояли перед престолом и вокруг него четыре живых создания, со множеством глаз спереди и сзади. И первое из них было подобно льву, второе – быку, а у третьего было человеческое лицо, четвертое же было подобно орлу летающему».
– Да ну тебя! – усмехается гитарист. – Это же просто песня.
А в это время где-то все готово к жертвоприношению.
Общность существ, презираемая всеми и именуемая не иначе как уроды. И гордо называющая себя метаморфами. Бессловесные животные, парии в мире считающих себя нормальными. Избранные, подвергаемые ужасающим превращениям на новом витке рукотворной эволюции вида. Первыми ступившие на путь Великой Трансформации. Из десяти оплодотворенных женщ… м-м-м… самок лишь одна вынашивает плод. Из десяти разрешившихся только у двоих рождается жизнеспособное, нет, даже так – условно жизнеспособное потомство. И только у половины из оставшихся приплод хотя бы относительно разумен. Один процент – неутешительная статистика. Все это компенсируется чрезвычайной плодовитостью. Способные понести самки метаморфов почти всегда беременны – так велит их свежеиспеченная религия, требующая посредством слепого подбора неисчислимых вариантов, методом упорных проб и постоянных ошибок всемерно оказывать помощь странному божеству в сотворении совершенного создания – Равного. Надо сказать, среди сотен невообразимых порождений иногда, редко встречаются довольно любопытные экземпляры. Впрочем, речь не об этих капризах ополоумевшей природы или, пусть так, результатах усердного поклонения. Речь о самом культе, его обрядах, предписывающих, например, ежегодное посещение Воронки – гигантского кратера в теле земли, заполненного грязно-зеленой жижей, в толще которой зиждется невероятная жизнь и, возможно, обитает сам Бог. Бездонная яма, окруженная чужеродной, неестественной растительностью. Лишь самые выносливые, преодолев головную боль и ломоту суставов, добираются до ее берегов и в религиозном экстазе исторгают содержимое своих внутренностей, впитывая божественную благодать. Очередную дозу. Для обилия и богатства метаморфоз. Метаморфы ни во что не ставят собственные жизни, заставляя страдать себя, своих самок и своих детей во имя грандиозной цели – торжества Нового Человека.
Ежегодное паломничество – не единственное проявление учтивости по отношению к высшим силам. Невнятные молитвы, изобилующие малопонятными терминами, вдохновенные проповеди Посредника – обязательная рутина, не стоящая внимания. Гораздо интереснее богоугодные жертвоприношения, что регулярно знаменуют пришествие большой луны и благоприятным образом влияют на возбужденное сознание паствы. Потому что жертва – еще один элемент торжественной церемонии отрицания старого. Потому что жертвы – не собратья по несчастью, а заблудшие, отвергающие прогресс, косные и слепые, противящиеся переменам остатки тупикового направления в развитии Человечества. Наивно полагающие себя людьми. Не способные в кажущихся бессмысленными явлениях так называемых драконов усмотреть волю существ, ими управляющих. Лишь метаморфам дано знать истинную природу Дракона. Но тсс – это уже тайное.
Все готово к жертвоприношению в преддверии Ночи полной луны. Почти все, за исключением одной досадной мелочи. Сегодня у метаморфов отсутствует кандидат на роль жертвы.
– У нас гости. – Рус уложил гитару в плотный чехол и весь подобрался.
Шелест осыпающегося щебня со стороны расположившихся чуть ниже по склону развалин действительно выдает присутствие посторонних.
– Пятеро, – подтвердил Брат, – не больше.
– Нормально, договоримся. – Музыкант подтащил к себе рюкзак, шнурованный мешок на металлической раме, удобно лежащий на плечах и не напрягающий спину, и положил руку на оружие.
Более чем полуметровый, широкий, чуть изогнутый клинок сидел на длинной, в половину человеческого роста, рукояти легкого металла. Необычное орудие убийства было явно самодельным – где подсмотрел Рус столь странную конструкцию, оставалось загадкой, сам же он уверенно именовал этот гибрид меча и копья глевией. Имеется в запасе у странников снаряжение и поэффективнее, да стоит ли тратить невосполнимые заряды в пустяковой стычке? Брат, тот даже не посмотрел в сторону пары своих тонконосых ледорубов с изогнутыми желтыми рукоятками и ременными петлями, носивших не менее оригинальные прозвища – гривеля. Тоже достойный инструмент, созданный, правда, для иных целей, но легкий, прочный и удобный, позволяющий владельцу, как говаривали соратники, заклевать любого, кто не внемлет миролюбивым речам.
– Друзья мои! – повысил голос Брат. – Таящийся во тьме вынашивает черные мысли! Неужели алчете вы нашего скромного имущества? Выходите к огню, убедитесь в скудности бедных путников!
– Не выйдут, – так же громко ответствует Рус. – Боятся, что ли?
– Разве могут вызвать страх три мирных пилигрима? – смиренно улыбнулся Брат. – Быть может, наши скромные визитеры нуждаются в помощи и просто стесняются обратиться, скрываясь в сумерках?
– А, тогда конечно, наша обязанность – оказать всемерное участие.
– Кончайте трепаться, – хрипло отхаркнулся сумрак, и на свет, покачиваясь, выползли три несуразные фигуры.
Один высокий и плечистый, с непропорционально маленькой головой, широченными ладонями-лопатами. Второй среднего роста, синевато-белесый, жирный, как слизень, и безобразный, в жидких бесцветных клочьях волос. Третий – словно сложившийся пополам под прямым углом, высоколобый, длинные руки гибко шарят над землей, похожий на паука, наверное, старший. Трое.
Брат бросил взгляд на Руса и отрицательно покачал головой.
