Марик Лернер - Будущее воина
Фоули было не до праздного изучения окружающего мира. Прямо на него выскочил один из железных людей, бодро машущий здоровенным топором. Человек был могуч как мамонт и махал секирой, будто она ничего ни весила. Меч слишком легок, чтобы парировать удары, и легко мог сломаться. Приходилось крутиться, пятясь в общей свалке, и выжидать подходящую возможность. К счастью, их неожиданно разделили, и перед ним очутился совсем другой варвар, с саблей.
Что это враг – никаких сомнений, не требовалось даже подтверждение в виде боевого клича, регулярно издаваемого всеми. Одни бьющиеся вопили «Грай» и «Рикс», другие «Империя», обозначая принадлежность. На щеках у всадника присутствовали синие разводы татуировочных узоров. Среди охраны наместника таких не водилось.
Фоули ударил острием меча в грудь, пробил кольчугу насквозь и еще успел заметить изумленный взгляд, когда его лошадь с жалобным ржанием вскинулась, раненная кем-то. Может быть, это и произошло не специально, ему от этого не легче. Он вынужден покинуть свой последний шанс уцелеть, если не желал оказаться под упавшим животным.
Он уже догадался, что умрет сегодня, и достаточно быстро. Это так. Он еще не мертв исключительно по причине удачи. Почти все скакавшие рядом с ним погибли в бою. Он видел, как отбивался одной рукой Сунтир, вторая висела неестественно вывернутой, как его проткнули копьем и как исчез под копытами наместник.
Здесь были лучшие воины, и они погибали один за другим, честно выполняя свой долг. Обычный кнехт знал десять-пятнадцать простых приемов, усвоенных до автоматизма, – вполне достаточно. Мастер должен был уметь все. Сейчас они брали кровавую плату в последнем бою.
Наверное, кто-то из семьи принес хорошую жертву богам, прося сохранить его в битве. Зря потратились, ныряя под брюхо жеребца, мимоходом полоснул того по бабкам, отчего конь взвизгнул почти по-человечески и рванулся вперед, на краткий срок очищая пространство.
Фоули тоже являлся признанным мастером. Пусть он в первый раз в жизни участвовал в настоящем сражении, стыдно за него никому не станет, отшатываясь от удара и пропуская всадника, холодно подумал. Достал, разрубая спину проскочившего мимо. Тот завалился набок, но и так ясно: хорошо попал.
Отскочил от еще одного несущегося на него и оскалился не хуже зверя. Похоже, они всерьез решили поиграть. Не прикончили сразу, а заходят по очереди, красуясь друг перед другом. Опять отпрыгнул, поскользнулся в грязи, образовавшейся от полившей землю крови, и под дружный хохот кавалеристов плюхнулся на задницу. Неторопливо поднялся, сплюнул сухим ртом и неожиданно сорванным голосом прохрипел:
– Ну, ублюдки паршивые, идите сюда, сдаваться я не стану!..
Было больно. Такой боли он не помнил в жизни. Тем более в голове. Он с трудом сел и уставился на вытоптанное поле, где сидели, стояли и лежали множество мужчин. Некоторые имели на теле кровавые повязки, другие выглядели вполне здоровыми, и при том практически все напоминали стадо оборванцев. Мало на ком имелось из одежды нечто приличное, а чаще всего тряпки исчерпывались набедренной повязкой из драной ткани. На некотором расстоянии наблюдалась жидкая цепочка костров, у которых расположились вооруженные люди. Плен. Почему-то его не убили.
– На, попей, – сказал добродушный голос.
Рядом сидел крепкий мужичина уже в возрасте, с типичной внешностью южанина и жесткими волосами, заметно тронутыми сединой. Поэтичная натура непременно бы помянула «тронутые морозом», однако фактически Фоули ни разу не видел этого зверя. Легкий снежок, таящий уже на следующий день, не в счет. Про мороз он исключительно читал, и как смотрится трава после него, представлял крайне смутно.
Ему в руку сунули половинку дыни. Точнее, это была корка, всю мякоть старательно убрали, но что гораздо важнее – внутри присутствовала вода. Он принялся жадно глотать, не замечая затхлого привкуса и заметной мутности. Пересохшее горло приятно увлажнилось, но жидкости было так мало!
– Больше нет? – спросил, с сожалением отдавая и трогая себя за затылок. Судя по ощущениям, кто-то серьезно врезал ему по голове сзади. Черепа вроде не пробил, кровь засохла, но отсюда и его отвратные ощущения.
– Видать, из богатеньких будет, – с отчетливым ехидством сказал еще один сосед. Худой, жилистый, грязный и с замотанной тряпкой рукой. Похоже тоже пострадал в бою.
– Ой, да не чепляйся, Урбин, – сказал седой.
– Фоули фем Кейси, – запоздало представился.
– А я – Пий, – все так же спокойно, сообщил мужчина. – Он, стало быть, Урбин. И оба мы из Караки. Не слышал?
– Нет, – честно сознался Фоули, с удивлением изучая босые ноги. Он прекрасно помнил, как надевал утром сапоги. Между прочим, совсем новые и недешево обошедшиеся.
– Кто же знает, где живут фемы Караки, – по-прежнему издевательским тоном произнес худой. – Одни мытари разве.
– А где Кейси находится, знаешь? – потребовал Пий.
– Тридцать лиг от Карунаса, – машинально ответил Фоули.
– Вот, – обрадовался Урбин, – столичная, понимаешь, штучка. Не нам чета.
– Че ты бесишься? Можно подумать, он в шатре золотом сидит.
– Так будет. Мы в навозе копаться станем, а он домой поедет. Или у тебя на выкуп есть в огороде горшок с золотом да изумрудами?
– А как же, – все так же благодушно согласился Пий. – В два раза меньше твоего.
Они переглянулись и дружно заржали. Судя по разговору, о доходах товарища знали замечательно. Уж в аристократизме их не заподозришь. Явно местные жители из переселенцев. Впрочем, и Фоули особыми богатствами похвастаться не мог. Иначе не отправился бы служить в дальнюю провинцию.
С другой стороны, надо же с чего-то начинать, имея всего лишь один длинный ряд предков в захудавшем роду. Мог бы и подняться, не случись в Империи фем Грая. А так на выкуп имущества в семье, может, и хватит, да после этого придется в наемники податься. Он прикоснулся вновь к затылку, невольно поморщившись от боли.
– Я все же двоих успел. Одного точно насмерть, другого подранил. Почему не добили?
– Дать побежденному умереть своей смертью – лишить богов части их законной добычи, – понимающе сказал седой. – Кто за себя постоять умеет, тех северяне ценят. Зря резать не будут. Правда, и выкуп могут стребовать больше.
– Лишь бы в рабство не продали, – озабоченно пробурчал Урбин.
– А почему так мало людей? – спросил Фоули. На первый взгляд, пленных всего несколько сотен. Вряд ли число превышает тысячу.
– Когда прибыл фем Грай…
– А его не было?
– Тут какой-то Франк, из его полковников, постарался, – почти довольный, поделился Урбин. – Федераты, если ты не в курсе, вообще поучаствовать не успели.
– Та могет и лучшее, – сказал Пий. – Трупаков совсем немного.
Говорил он заметно хуже друга на имперском. Не то чтобы не очень ясно, но слова коверкал заметно.
– Это ты зря, – пробормотал Фоули, – когда побежали, конница многих побила. Бегущих чего же не посечь. Самое милое дело со спины и поодиночке.
Он отметил взгляд, которым обменялись его новые знакомые, и сделал вывод. Похоже, они-то как раз долго не сопротивлялись и не удирали. Копье в землю, на колени и руки над головой. В другой ситуации можно презирать. Сейчас они сидят рядом, и вся разница – что он пытался продать жизнь подороже. А кончат одинаково.
– В общем, – сказал Урбин, – сначала пленных множество было. Потом Грай приказал отделить с имперским гражданством. Всем остальным подарил жизнь и свободу.
– Всем? – поразился Фоули.
– Кроме людей с имперским гражданством, – тяжко вздохнув, разъяснил Пий. – Нас.
– Он якобы не воюет с местным населением, – продолжил его приятель. – Пусть топают домой и объяснят всем, что он против владычества жадных до чужого добра столичных аристократов и их приспешников. Исключительно за справедливость и общие законы для всех. А посему ничего не имеет против посланных на убой. Они выполнили приказ, и вина лежит на мечтающем обобрать герцога и его друзей негодяйском наместнике.
В чем-то он прав, невольно подумал Фоули. В поход для того и идут, чтобы взять добычу. Хорошо Граю быть щедрым. Обоз и казну взял, теперь у каждого по парочке телег с трофеями появилось. А людей куда девать? На юг не продашь, чересчур заметно. На севере самим жрать нечего. Слишком нас много.
– Он несет единый закон для всех и не собирается отступать от своего слова, – продолжался рассказ. – Так было, так есть и так будет!
– Восторженный рев счастливых пленных наверняка услышали в Карунасе, – пробурчал Фоули.
– Правильно соображаешь. Простой солдат никогда не станет богатым, его счастье, если он хотя бы оставался в живых, а здесь одних награждают, других отпускают. Чего еще желать?
– А выдать себя за другого?
– Отряд, в котором находился, спрашивают и сводят вместе. Кого ловят на вранье – на месте кончают. Раз пробовали, два. Потом забоялись. Хотя кто-то, наверное, сумел. Нам же сначала не объясняли, зачем имена и кто командир записывают. Ты долго валялся без сознания. Много пропустил.
