Александр Афанасьев - Время нашей беды
Но круче всего – и страшнее всего – бывает, когда какому‑то политикану удается действительно всколыхнуть народ и народ начинает верить. Верить и бороться. Вот тогда происходит то, что получило устойчивое название «майдан». А страшно это потому, что в большинстве случаев такой политик – пустышка. И не более того.
Украина прошла через это дважды. Один раз был как фарс, другой – как трагедия.
Я работал в команде Бобенкова – наверху, там несколько человек всего было, остальные – рядовые исполнители. Работали по правилам, установленным в любом нормальном бизнесе: меньше бумаг, больше дела, и человек принимается на работу не когда он нужен, а когда без него не обойтись. Так что немного нас было. И помимо прочего – Сергей (а мы по именам только были) и своим бизнесом успевал заниматься, выборам он уделял отнюдь не все время, которое у него было.
И в какой‑то момент я понял, что рано или поздно мы победим. И не только во Владимире – а в России в целом.
Знаете почему? Я ведь человек прохаванный. Много чем занимался, много чего видел. В любой структуре, особенно государственной, только вникаешь – и видишь море всякого дерьма… это как неубранная комната. Тот ворует, этот самодур, этот ни хрена не делает, до пенсии досиживает, тут деньги налево пускают. Этот дурдом – он всегда вокруг нас, мы как‑то с ним смиряемся и живем с ним. Терпим самодурство, глупость, расточительство, сопим в две дырочки – не понимая, что вот это вот все по мелочам – собирается в огромный ком в масштабах всей страны. В огромную кучу грязи. На которую не хочется смотреть, от которой хочется уехать и видя которую понимаешь, что ничего не меняется и не изменится. И это все годами… с этим живут, в это врастают, когда начинают свой трудовой путь, и с этим уходят на пенсию. С этим мирятся, как с плохой погодой.
Так вот, я тоже повидал всякого… дерьма. И на государевой службе, и на гражданке. Говорят, что на гражданке лучше, нет дубового самодурства… отнюдь не так. Меньше, конечно, потому что сама суть зарабатывания денег препятствует этому самодурству. Но – тоже есть. Потому что это зависит от людей.
Так вот, там, где был Бобенков, – этого не было. Совсем.
Что бы я ни видел – это было сделано правильно. Ни одного лишнего человека. Ни одного лишнего действия. Бобенков никогда не пытался рулить профессионалами – он понимал, что сам профессионалом не является, и требовал только одного – результата. Есть результат – молодец. Нет – как минимум денег не получишь. А если ты не даешь результат раз за разом – то…
У Сергея была жена и двое детей, но он никак не привлекал их к бизнесу. У жены были какие‑то… магазины, что ли, и она их сдавала в аренду. Дети учились. Ни на одном уровне – столько, сколько я мог видеть, – не допускалось кумовство.
И я постепенно начинал верить. Я вообще не люблю во что‑либо верить… просто больно раз за разом ошибаться. Но тут я постепенно начал верить. В то, что прорвемся…
Для встречи с избирателями в Юрьев‑Польском районе я договорился об аренде сцены в ДК «Россия» – крупнейшем ДК города Юрьев‑Польский. Нам чинили препятствия по всей области – но тут сыграло роль то, что я почти что местный.
Против Бобенкова играли практически все участники предвыборной гонки, в том числе выставленный от губернатора беспроигрышный персонаж – директор крупной областной больницы. А Юрьев‑Польский – город сложный, но мне решительно понравилось, как вел себя и как выступил Бобенков. На самом деле понравилось.
Ведь что такое Юрьев‑Польский? Это районный центр не самой богатой области Центральной России, история в несколько сотен лет – и? И ничего. Богатейшие земли, черноземный клин – но при этом сельское хозяйство в завале. Два крупных промышленных предприятия – «Промсвязь» и ткацкая фабрика. И то и другое как‑то держалось, особенно «Промсвязь», но сейчас этого было недостаточно. В последнее время прибавилось молочное производство – они получили несколько контрактов от крупных торговых сетей и поставляли продукцию в Москву. Москва… Слишком далеко от Москвы, чтобы тут были дачи, – но при этом слишком близко, чтобы здесь оставалась талантливая молодежь. Короче, не мрак, как в Иваново, но ничего особо хорошего…
Люди собрались. Не полный зал – но пришли. И что сделал Бобенков? Он не стал особо заигрывать, он сказал прямо: «Я бизнесмен. Я никогда ничего не брал от государства – но я создал своими руками две тысячи рабочих мест. Две тысячи человек имеют работу. И если где‑то не хватает работы или не хватает хорошо оплачиваемой работы, то там слишком мало бизнеса и слишком много государства».
И основная проблема в том, что мы не выпускаем того, что нужно всему миру. Завод «Промсвязь» выпускает электрооборудование, оно действительно нужно – но оно не нужно всему миру. Ткацкая фабрика выпускает ткани – но они нужны только Владимирской области, центральному региону, но не нужны всему миру.
Что нужно всему миру? Первое – это туризм. Один из проектов, которые он пообещал развивать, – это туризм. Юрьев‑Польский – один из наименее известных и раскрученных городов Золотого кольца, притом что здесь есть образцы еще домонгольского русского зодчества и русского украшения домов. Построить гостиницы, пустить туристические поезда – когда туристы переезжают со станции на станцию и не останавливаются в гостиницах, а их пристанищем является поезд. А что касается того бизнеса, который здесь уже есть… комплектующие всегда стоят меньше, чем конечный товар. Например, работает мощная фабрика по изготовлению тканей – но нет дизайнеров, нет изготовления вещей на заказ для Москвы, нет тканей с этнографическим рисунком, хотя Юрьев‑Польский – как раз то место, где это уместнее всего. Нет ателье, нет никакой связи с расположенной неподалеку Москвой. Есть мебельные ткани – но нет самой мебели, и это при том, что в районе достаточно и рабочих рук, и леса…
И если сами юрьевчане не начнут использовать то, что у них есть, то ничего и не будет. Государство может помочь и поможет, в частности, созданием зон развития и снижением там некоторых тарифов… не налогов, а именно тарифов, например тарифов на подключение к энергосетям, платы за негативное воздействие на природную среду, компенсация процентов по кредитам[13]. Но основное – люди должны сделать сами…
И если мало работы, даже главная улица города в ухабах и в городе нет ни одного нормального автобуса, то это потому, что в городской казне нет денег. А нет денег потому, что нет бизнеса. А нет бизнеса потому, что никто не занимается бизнесом, а кто все‑таки рискует – тот буржуй, верно? А дорогу должно проложить государство за те деньги, которые берутся из тумбочки…
У нас люди не привыкли так думать, тем более в таком небольшом и депрессивном городе, как Юрьев‑Польский. Но сейчас я – а я сидел в первых рядах – видел, что многие задумались. Реально, а не для галочки.
Уже хорошо…
Говорил Бобенков и о себе. О том, что он из такого же нищего городка. Как в Москве одновременно работал и учился, экономил на всем, как организовывал первую строительную бригаду. Сказал о том, что главный дефицит в стране – это не деньги. Это люди. Люди, готовые организовать, возглавить, повести за собой. И не разворовать, не растащить, добиться чего‑то реального…
И когда Бобенков закончил свое выступление – его не выпускали больше часа. Спрашивали, задавали вопросы. И не о том, когда залатают дыры на дороге…
После выступления Бобенков подошел ко мне. Сказал, что хотел бы посмотреть те места, в которых я вырос…
Уже стемнело, когда мы выехали на гору… гору за самым Юрьевом, дальше идет спуск и долгая‑долгая дорога, и села по обе стороны. Когда‑то тут были колхозы‑миллионеры. Теперь тут многие едва сводили концы с концами.
Черная долина, освещенная последними лучами заходящего солнца, стелилась перед нами. Горели редкие огоньки.
– Я вот думаю… – задумчиво сказал Бобенков, – что мы много должны этим людям. Очень много должны…
Я молчал – а что тут говорить?
– Зайди к Голавлеву. Посмотрите, какие заказы можно разместить здесь. Пока предвыборные, а там посмотрим. Скажи – я приказал.
Голавлев был замом по экономике и финансам.
– Понял.
Бобенков еще какое‑то время смотрел вдаль, потом он стукнул по капоту кулаком и пошел за руль…
Нелегкая это работа – из болота тащить бегемота…
Крайний раз я столько копал… нет, даже не когда копали картошку, здесь картошки все сажали море, и проходила колхозная картофелекопалка, потом ее только выбирали. Крайний раз я копал… да, мне десять лет тогда было. И надо было выкопать яму для, простите, содержимого выгребной ямы.
Но это была небольшая, хотя и глубокая яма. А тут…
Верх дерна я аккуратно подрубил, вынул пластами и оттащил в сторону – пригодится. Копал осторожно, чтобы не повредить большие корни – сухое дерево само по себе признак того, что что‑то не то, хотя его можно и на дрова срубить. Вынутую землю – за исключением того количества, что мне нужно, – я вывозил на машине в мешках и по дороге домой сваливал на проезжую часть лесовозной дороги, заваливал промоины. И то дело.
