Александр Бушков - Завороженные
— Предположим, — сказал Сторри, смахивая со лба крупные капли пота. — У вас на редкость проницательный для девушки ум, милая Элвиг, говорю совершенно искренне. Вот только в одном вы ошиблись. Этой картой я торговать не намерен.
— Почему?
— Да потому, что есть неписаные правила! — едва ли не крикнул он. — В нашем ремесле есть границы… Это смертельное место. Оттуда не возвращаются. Именно такой значок стоял рядом со знаком, обозначающим Черный Город. Балари — жалкий подмастерье, мелочь, он в эти тонкости никогда не вникал и настоящими знаниями не обладает. Так, нахватался верхов… А меня учил почтенный… ну да вы знаете.
— Я подозреваю, дело тут не в благородстве и неписаных традициях…
— Ну ладно, ладно, — махнул рукой Сторри. — Правильно подозреваете, точнее, знаете. Если станет известно, что кто-то продает заведомо погибельные карты или знания, с ним очень быстро приключится что-нибудь нехорошее… Мне это ни к чему. Можете не верить, но я потом рассказал этим двоим все, как есть. Что из таких мест не возвращаются. Только они не послушали.
— Я бы тоже не послушала, наверное, — задумчиво произнесла Элвиг. — Это ведь все жуткие легенды, Сторри — про Города Смерти, откуда не может вернуться ни одна живая душа… Сказочки, выдуманные исключительно затем, чтобы отпугивать прытких новичков и опасных конкурентов. Вы — любитель, Сторри. А у меня за спиной — Служба. Я сама бывала в двух Черных Городах. И прочитала все, что о них имеется в наших архивах. Так что сказочки все это — насчет смертельных мест. Попадаются, конечно, ловушки … Но их можно без труда избежать, если не баловаться на месте с иными находками. Но Город Смерти… Вздор.
— Считайте, как вам угодно…. — фыркнул Сторри. — Вы настолько же упрямы, насколько умны и прелестны. Не первый год знакомы. Думайте, что хотите, но так оно и есть. Я их предупреждал. А коли уж они до сих пор не объявились…
— Глупости, — отрезала Элвиг. — Ну?
— Простите?
— Не притворяйтесь, Сторри. Вы видели карту и должны были прекрасно ее запомнить. Показывайте место. У вас, как у всякого серьезного представителя вашего ремесла лежит где-то поблизости охапка географических атласов, лучших, какие только можно достать за деньги. Вам приходится быть и книжными червями… Я вам помогу, чтобы не рыться долго: отроги Филаперского хребта в той области, где расположено Семь Излучин… Ну, что вы стоите? Это ваше постоянное жилье, значит, и книги здесь.
Красавчик Сторри, не растерявший самообладания и достоинства, выпрямился с видом самой гордой несгибаемости. Отчеканил:
— Прекрасная Элвиг, я вам повторяю громко, внятно, членораздельно: это смертельное место. Оттуда не возвращается ни одна живая душа. Вам понятно?
— Понятно, — кивнула Элвиг. — Ну как, пойдете за атласом или мне уйти… и претворить в жизнь все обещанное?
— Ну что же… — сказал Сторри, кривя губы в неприязненной усмешке. — Меня упрекнуть не в чем, я вас предупредил, и не раз. Никто, кроме вас, не виноват. Жаль, конечно, вы так юны и прелестны…
— Вы идете? — ледяным тоном прервала Элвиг.
Сторри покачал головой, хмыкнул и скрылся в коридоре. Очень быстро он вернулся, неся огромный фолиант в черном кожаном переплете с затейливым, потускневшим серебряным тиснением. Опустил его на столик в углу, раскрыл на середине, пролистал еще несколько страниц. Как разглядел поручик, карты были печатные, в несколько красок, прекрасного исполнения. Картография и печатное дело здесь стояли на высоте.
Элвиг моментально наклонилась над картой, нетерпеливо бросила:
— Показывайте.
Держась подчеркнуто отстраненно, с видом потомственной княгини, которую тяжелые жизненные обстоятельства и лютое безденежье заставили-таки поступить кассиршей в бордель, Сторри взял со стола золоченый циркуль, примерился и уверенно ткнул иголкой в некую точку на карте. Элвиг присмотрелась:
— Так-так… Никогда в тех местах не бывала, но по карте видно, что это какое-то глухое ущелье, куда пути по земле практически нет. Если и проберешься, то ползком по скалам, где запросто и в пропасть сорваться можно…
— Как обычно с Черными Городами и обстоит, — сухо сказал Сторри. — Уж вам-то, с вашим бесценным служебным опытом, этого не знать…
— Ну, по воздуху и вовсе нетрудно. Я так прикидываю, часа полтора лету…
— Вы все же намерены туда отправиться?
— Конечно, — сказала Элвиг. — А как иначе?
Она взялась за уголок плотного разрисованного листа, примерилась и с треском, аккуратно выдрала страницу. Посмотрела на свет, взяла циркуль и сделала дырочку побольше, проткнув карту насквозь. Сложила вчетверо, спрятала в карман и тщательно его застегнула на массивную золотую пуговицу. Усмехнулась:
— Я чуточку попортила вам атлас, ну да ничего страшного. Вы же все равно клянетесь, что не сунетесь в те места…
— Уж будьте уверены.
— Я, конечно, могу дать вам денег на новый…
— Избавьте, — с достоинством сказал Сторри. — Никогда в жизни не брал с женщин денег, за что бы то ни было. К тому же… Грех брать деньги у человека, от которого вскоре и следа не останется.
Элвиг отмахнулась:
— Оставьте эти пугалочки для дурех вроде… — она многозначительно показала взглядом на дверь спальни. — Ну что же, разрешите откланяться. На меня произвели неизгладимое впечатление ваша искренность и готовность с нами сотрудничать, благородный Сторри. Искренне надеюсь, что нам с вами больше не придется встречаться.
— Вот в этом я абсолютно уверен, — процедил Сторри, глядя на девушку без всякой злобы, словно бы сожалеючи.
— Всего хорошего.
— Прощайте, прекрасная Элвиг, — покривил он губы. — Прощайте…
…Штабс-капитан Маевский, лениво озирая длинные ряды летающих лодок, потянулся:
— Везет вам, Аркадий Петрович. В первое же путешествие угодили в благодатнейшие места. На улицах ни следа нечистот, даже лошадиные яблоки дворники убирают в десять раз быстрее, чем в Петербурге. Люди, особенно дамы, форменным образом благоухают… Да, это вам не мушкетерский Париж…
— А как там? — жадно спросил поручик.
— Отвратительнейшие места! — с чувством сказал Маевский, натуральным образом передернувшись. — Препоганейшие! В романах, конечно, все крайне романтично, а вот в жизни… Улицы завалены, простите на худом слове, дерьмом. Именно что. Чуть ли не по колено. Наши деревенские нужники по сравнению с теми улицами — сущий парадиз, Эдем… Но главное… Вы себе и не представляете, как тамошние людишки воняют. Знатные персоны в том числе… да-да, и те самые прекрасные дамы, о которых столь романтично пишет месье Дюма. Как-то не в обычае у них регулярно мыться… да и нерегулярно тоже. За аршин в нос шибает. Хоть ватой затыкай. Я, конечно, человек бывалый, многое повидал, но мне и в голову не пришло свести знакомство накоротке с кем-нибудь из тамошних красоток. Наизнанку бы вывернуло. Искренне вам желаю ни разу не попасть в Париж. Хорошо было Тетерину, он страдает хроническим насморком с полным заложением носа, так что не мог понять моих терзаний. А здесь… — он улыбался прямо-таки умиленно: — Благоухающие красавицы, чистейшие улицы. Даже жаль, что здешней цивилизации предстоит сгинуть бесследно. Науки, искусства… Я тут, не имея поручений, прошелся по антикварным лавкам и, полюбопытствуйте, какую прелесть откопал за смешную плату…
Он достал из кармана овальную миниатюру в золотой рамке тончайшей работы, умещавшуюся на ладони. Работа оказалась великолепная, многоцветная роспись по эмали — однако то, чем занимались кавалер и дама… Поручик смущенно фыркнул. В Шантарск порой добирались японские пикантные картинки, но эта давала им сто очков вперед. В жизни не догадаешься, что этакие амурные позиции могут существовать…
— Какой вы, право, ханжа, — фыркнул Маевский, бережно убирая миниатюру в карман. — Это, надобно вам знать, серия из дюжины эмалей, творение знаменитого в прошлом мастера. Восемь я уже приобрел, и подсказали местечко, где сыщутся остальные четыре. Строго говоря, я спасаю произведения искусства от гибели и забвения… — он вновь потянулся. — Очаровательное место все-таки. Можно петь что угодно, не боясь выволочки и ареста, можно прихватить отсюда на память что угодно. А вы, я вижу, опять предаетесь трагическим раздумьям?
— Не сказал бы, — подумав, ответил Савельев. — Мне просто-напросто никак не свыкнуться с мыслью, что все они… — он показал рукой вокруг, — что все они давным-давно мертвые…
— Вот тут вы категорически неправы, — серьезно сказал Маевский. — Ничего, обвыкнетесь… Видите ли, все обстоит несколько иначе. Мертвых нет нигде. Только живые. Ведь, если вдуматься, и мы с вами давным-давно мертвые для тех, кто обитает столетие спустя, а они, в свою очередь, мертвы для своих потомков, и так — до бесконечности, до тех пор, пока живет человечество. Собственно говоря, нет никакого былого и грядущего. То есть… Нет ни «прошедшего», ни «предстоящего». Есть некая бесконечная линия, на протяжении которой одновременно обитают все. Живые и здоровые. Со временем вы привыкнете именно к такой точке зрения на течение времени… Ага, наконец-то!
