Алексей Корепанов - Оружие Аполлона
Шагавшие впереди посельчане остановились возле одного из домов, двухэтажного и такого же серого, как и его собратья. Разве что пространства перед ним было больше, чем в других местах. С некоторой натяжкой эта территория даже могла именоваться площадью. Кто-то из шедших впереди открыл дверь, и четырнадцать мужчин и женщин в одинаковой форме вслед за пятеркой головных цепочкой втянулись в здание. Остальной народ разместился на площади и поблизости, и можно было предположить, что здесь собралось едва ли не все население приозерного поселка.
Форма этих четырнадцати была Габлеру знакома. Белые комбинезоны с красной полосой вдоль каждой руки, с внешней стороны, от плеча до запястья, и с такими же полосами, но пошире – спереди и сзади – от плеч до пояса, в виде старинной буквы «V». И красная надпись на груди, справа: «Экспло». Служба дальней разведки.
Это был экипаж первого разведчика, направленного в систему звезды Аполлон четыре десятка лет назад, в начале сороковых годов текущего Третьего Центума. Того пропавшего без вести разведчика, о котором говорил Шацкий. И именно такое число он называл: четырнадцать. Значит, эксплошники не погибли при посадке. Они попали в колонию Братства Хранителей, а вот что случилось дальше?… Скорее всего, их вынудили остаться тут, а позже Хранители забрали их с собой на другой материк, в Карфаген.
И получалось, что он, Кристиан Габлер, не просто провалился в прошлое, но и переместился при этом назад, за тысячи километров – на Первый континент.
И что ему следовало делать? Идти в поселок и передавать привет из будущего? Если, конечно, обитатели этого времени увидят его. Или оставаться на месте и ждать, когда вновь сгустится белый туман, и его выдернет из темпорального провала и вернет на берег реки? Или попробовать связаться с товарищами-искателями?
Последнее представилось Крису целесообразным, и он сделал движение рукой, намереваясь достать коммуникатор.
Но не успел.
На этот раз «молоко» хлынуло сверху, и именно хлынуло, мгновенно погасив солнце и стерев с земли поселок Хранителей. Впрочем, стерев и саму землю, да и все остальное, в том числе и его, Габлера, тело, лишь совсем недавно возрадовавшееся обретению самого себя. Сознание вновь моргнуло, словно глаз, в который попала соринка…
И повторилась знакомая история. Бешеные прыжки сердца и сухость во рту, будто тебя, похмельного, не принявшего антикрэп, подняли по тревоге, и ты, одевшись и схватив оружие, выскакиваешь из казармы под громкую хрипловатую ругань вигиона Андреаса Сколы…
Белизну словно ветром сдуло, видимость вновь стала нормальной, и при этой нормальной видимости Габлер сразу понял, что угодил не туда. Тут не было ни леса, ни реки, ни плота. И товарищей тоже не было. По сравнению с предыдущим «погружением», здешний антураж оказался более чем скудным. Отсутствовали не только деревья и прочие красоты пейзажа, отсутствовало даже небо. Собственно, гораздо проще было перечислить то, что здесь присутствовало. А присутствовало здесь нечто, похожее на стены, потолок и пол – все эти плоскости были белые, с едва заметным сероватым оттенком, что и позволяло Габлеру их видеть. Ну, а пол или, во всяком случае, какую-то поверхность под ногами он еще и ощущал. «Какую-то» – это было ключевое слово, ибо плоскости могли и не являться стенами, потолком и полом. Крис затруднился бы сказать, находятся ли стены и потолок рядом или же удалены от него на самый край Вселенной. Восприятие явно барахлило, и окружающее никак не желало втискиваться в привычные рамки, открывать свою суть. Единственное, поддающееся определению, кроме того, что он, Габлер, стоит на чем-то, а не висит в пустоте, представлялось неким белым силуэтом, застывшим метрах в пяти от него (хотя, возможно, этот силуэт все-таки находился на краю Вселенной). Силуэт был расчерчен едва заметными темными поперечными полосками на разных расстояниях от «пола». Так могла бы выглядеть в метель береза – эти земные деревья прижились на Форпосте и росли совсем рядом с родным домом Криса, в скверике за перекрестком. Сразу вспомнились слова инструктора Ясиновского: человек не может воспринять объекты, представления о которых у него нет; мозг подгоняет неизвестное под имеющиеся в голове шаблоны…
Дышалось здесь вполне нормально, но при всем воображении Крис не мог сказать себе, что это за место, и где оно может находиться на этой планете. Да и на любой другой тоже. Смотреть тут было практически не на что, идти некуда и незачем, и он решил стоять где стоит и ждать, когда здешние чудеса наконец-то закончатся, и его вернет в нормальный мир. Желательно – к тому же плоту и в ту же точку на оси времени, когда и началась вся эта чертовщина. Не время сейчас, понимаешь, терять время!
Крис мысленно усмехнулся собственному каламбуру и сделал то, что не успел сделать возле поселка Хранителей: достал из кармана коммуникатор.
Впрочем, он даже не стал пытаться выйти с кем-нибудь на связь – индикатор безапелляционно утверждал, что никакой связи нет. То есть абоненты в данное время на планете Аполлон отсутствуют. Значит, он все еще находился в достаточно отдаленном прошлом, причем в одиночку… Или…
Или, учитывая весьма специфический пейзаж, угодил в какую-нибудь прореху во времени. Точнее, в какой-нибудь временной карман. Что это такое, Габлер представить не мог и даже не успел попытаться это сделать. Поскольку то, что он определил для себя как «береза в метель», вдруг перестало быть таковым.
Смутный белый силуэт с темными полосками в какой-то неуловимый момент обернулся человеческой фигурой. Человек был ростом пониже Габлера, и по-прежнему оставалось непонятным, где он находится: в пяти шагах или на той грани, где расширяющаяся Вселенная каждый миг вгрызается все дальше в Ничто, преобразуя его в новую часть своего тела. Какое у него было лицо?… Во что он был одет?…
Когда-то, пребывая в довольно нежном возрасте, Кристиан Габлер умудрился напиться в компании одноклассников – Эрика Янкера и еще трех отчаянных голов, изо всех сил старавшихся выглядеть взрослыми. Ну, выпили-то они, по сравнению с будущими попойками Габлера-файтера, всего ничего, но тогда, в юные годы, алкоголь ударил по мозгам очень крепко. Так крепко, что Крис, сидя в кресле, из которого просто не мог подняться, вроде и видел остальных участников попойки, но не только не мог бы сказать, кто из них есть кто, но и как выглядит. Окружающее ускользало, уплывало, растворялось, и с этим ничего нельзя было поделать…
То же самое творилось с ним и сейчас, хотя выпивал он в последний раз еще в столице. Крис так и не смог понять, как выглядит его собеседник, оставшийся этакой фигурой из сновидения: содержание сна более-менее сохраняется в памяти, – но с кем ты общался во сне?… Это навсегда уходит в глубины подсознания, из которых, как правило, ничего достать невозможно.
А это был именно собеседник, Габлер ничуть не сомневался в том, что вел с ним беседу, задавал вопросы и получал ответы, и сам отвечал на вопросы. Но в какой форме протекала эта беседа, он не смог бы сказать даже под самыми страшными пытками. Был ли это обмен словами или мыслями, он не знал. А может, и вообще, тут имело место нечто, названия чему люди еще не придумали.
Уже позже, пытаясь осмыслить знания, полученные при этой беседе, которая была прервана то ли на полуслове, то ли на полумысли, Крис понял, что… Вернее, не так: осталось у него ощущение, что сказано ему было гораздо больше, чем он смог удержать в памяти. Получалось, как если бы дали ему полную бутылку замечательного коньяка «Коктебель», а когда он надумал ее открыть, оказалось, что жгучего напитка там на два пальца, не более, а остальное умудрилось как-то вылиться или испариться. Но хлебнуть все-таки удалось – не так, чтобы нализаться вдрызг, а для запаха… Ну, и легкого тумана в голове.
То, что сумела удержать память Габлера, не являлось каким-то откровением, о чем-то таком он уже знал… Кстати, это давало основания считать, что никакой беседы на самом деле и не было, просто его собственные мозги по какой-то причине – возможно, из-за воздействия «молока» – устроили разговорчики сами с собой. Но все-таки не покидала его уверенность в том, что беседа с одним из Чужих состоялась на самом деле, в реальности.
А с ним общался именно один из тех чужаков, которые намеревались проникнуть в Виа Лактеа, обосноваться здесь и жить в мире и дружбе с ромсами.
Картина, со многими пустыми местами, оставшаяся в голове у Габлера после беседы с чужаком, была такой. По какой-то причуде здешнего аполлонского «молока», его, Кристиана Габлера, занесло в некий слой между настоящим и прошлым, в тот неуловимый промежуток между моментом «есть сейчас» и моментом «только что было». Именно такой характеристики заслуживал этот слой, для которого в языке ромсов, опять же, еще не придумали термина. А может, уже и придумали, только Габлер об этом не ведал. Чужак не скрывался здесь от невзгод своего мира, а являлся наблюдателем. Обитатели иной Вселенной старались держаться поближе к Копью Судьбы, находящемуся у Хранителей, дабы, улучив удобный момент, завладеть им. Чужак не знал, что собеседник пустился в путь примерно с той же целью, а Крис, разумеется, сообщать об этом не стал.
