Райчел Мид - Гнев истинной валькирии
– Я почему-то думал, что оно будет черное, – сказал Джастин. – Но похоже, черный им кажется слишком крикливым.
Одежда была пыльно-серого оттенка.
– Они хотели обезобразить меня по максимуму, – послышался глухой голос Мэй. – На случай, если надевание хламиды и стесненность движений не помогут.
Машина тронулась и влилась в поток. Джастин наклонился к водителю, чтобы спросить, сколько им ехать до храма. Причем спросил на китайском.
– Простите? – встрепенулся тот.
Джастин перешел на английский:
– Извините, задумался. Сколько нам ехать?
– Десять минут.
Джастин часто бывал в провинции, но живые водители вместо компьютера за рулем всегда поражали его воображение. Разве можно в здравом уме и твердой памяти доверить управление автомобилем человеку? Однако только в РОСА и ВС прогресс зашел так далеко, что транспортом управляли компьютеры, а машины не ездили на бензине. Кстати, его запах всегда раздражал Джастина. Но сейчас, откидываясь назад, он почувствовал себя хитрецом из хитрецов.
– А этого они не учли, – сказал он Мэй по-китайски.
Хотя им редко пользовались в РОСА, все дети учили его в школе, так же как в школах ВС зубрили английский.
– Им надо приставить к каждому джемману по человеку, знающему китайский.
– А может, он притворялся, что не знает его?
– Вряд ли. Я же видел его лицо. Но уверен, что в усадьбе Карла по крайней мере один солдат из тех, что слоняется по коридорам, владеет им.
– Наверное, – согласилась Мэй. – А когда вы уехали, они расслабились и отправились на отдых. Нас не принимают всерьез.
Джастин посмотрел на водителя и мудро понизил голос. Мало ли что – осторожность никогда не помешает.
– Как та девушка? Она наложница, да?
– Ее зовут Ханна, – ответила Мэй. – И она всего шесть месяцев как с ними живет, но это – не первый ее конфликт с Джаспером.
– В смысле? Она настолько злонравна, что постоянно пытается завлечь его своими пагубными чарами?
Мэй помолчала, и Джастин догадался, что она нахмурилась – затянутые в перчатки руки сжались в кулаки.
– Думаю, его завлекает любое существо женского пола. Он просто стоит над нами и смотрит, как мы работаем: на кухне, в столовой… везде. Говорит, что надзирает за нами и следит за порядком, но мне понятно, что у него на уме. Его старший брат Уолтер раньше тоже бросался на девчонок, но после помолвки с ним стало полегче. Уже само обещание секса смягчает нравы здешних мужчин.
– Точно. У бедняги Джаспера – сексуальная фрустрация, а батюшка всех баб под себя подгреб, – хмыкнул Джастин и встревожился: – Он же вам не угрожал?
Мэй отрицательно покачала головой:
– Он не осмелится. Во всяком случае, если его не спровоцировать, а мы ничего себе не позволяли. А Ханна играет роль жертвы и, похоже, это знает. Равно как и несколько других женщин. Они стараются держаться подальше от сыночков и не оставляют ее одну. Если, к примеру, Джаспер ее изнасилует, она будет виноватой. Ее побьют, продадут или даже казнят. Мерзость какая! Куда ни посмотришь – сплошное уродство.
Джастин ничего не сказал – а что он мог возразить? Соврать и заявить, что все будет хорошо? Напомнить, что она сюда сама напросилась? Бесполезно! Так или иначе, разговор пришлось прервать, потому что они подъехали к храму. Увидев его, оба буквально онемели – совершенно по разным причинам.
Хотя закон РОСА теоретически признавал свободу совести, от верующих ожидали, что они не будут особо попадаться на глаза окружающим. Если церкви возводили в старом классическом стиле – то подальше от крупных городов. В густонаселенных районах богослужения проводили в современных симпатичных деловых центрах, чтобы не привлекать излишнего внимания. Самой посещаемой организацией оставалась Церковь Человечности, а она была полностью светским учреждением и устраивала службы, на которых проповедовались сугубо социальные ценности.
Но Храм Нехитимара затмевал импозантный собор Церкви Человечности! Сам Капитолий ему в подметки не годился, даже если считать пристройки из новодела. Храм занимал площадь нескольких городских кварталов – Джастин не смог сосчитать, скольких, столь огромным было сооружение. Они с Мэй замерли на тротуаре и с открытыми ртами таращились на невероятные шпили и потрясающую отделку фасада. Тот был изукрашен золотом и драгоценными камнями, что составляло странный контраст с обветшалыми домишками и неопрятными прохожими. Однако вокруг храма несли охрану увешанные до зубов оружием солдаты, и самого их вида было достаточно, чтобы отвратить вора от мысли посягнуть на божественные сокровища.
– А для чего так много помещений? – спросил Джастин водителя по-английски. – Ведь не для молитвы же!
Тот кивнул на подходившего к ним человека:
– Спросите его.
– Доктор Марч?
Молодой человек носил серо-синюю форму церковного служителя.
– Я – дьякон Хансен, мне поручено отвести вас к Его Святейшеству.
Юноша явно не замечал Мэй, и Джастин решил, что не стоит знакомить их друг с другом. Поэтому он просто спросил то же самое Хансена, который вел их вверх по лестнице.
– Наш храм – исключительное место! – сообщил он. – Здесь проводятся службы, открыта приходская школа, а еще тут живут священники. Мы рады всем верующим в Нехитимара!
Он прервал свои объяснения и оглянулся назад, обнаружив, что гости отстали. Мэй плелась в своем коконе из платья и туго замотанного покрывала. Джастин решительно наплевал на ее чувства – пусть потом жалуется, что она и сама могла справиться! – и подхватил ее под локоть. Не хватало еще, чтобы она упала! И если аркадийцы хотели изуродовать женскую походку, у них это получилось. Мэй, грациозная красавица, прекрасно подготовленная физически, еле ковыляла по ступеням. Хансен недовольно скривился: то ли из-за того, что на аудиенцию с Великим Учеником дозволено идти женщине, то ли увидев, что Джастин решил ей помочь.
Джастин обнаружил, что Мэй – не единственная женщина в храме, однако лишь ее удостоили чести присутствовать на будущей аудиенции с Его Святейшеством.
Когда они прошли через громадные двери, то оказались в просторном зале с высокими сводчатыми потолками и фонтаном, бившим на высоту двух этажей. На стенах висели изображения аркадийских святых, Нехитимар выделялся среди них огромным ростом. Перед образами сгрудились верующие, в том числе и редкие женщины. Они оставляли здесь свои приношения: свечи, цветы, ладан, хлеб. В дальнем конце молодые люди в храмовой униформе продавали эти дары выстроившимся в длинную очередь прихожанам.
– Все подношения Нехитимару и его сподвижникам должны быть освящены и иметь подобающий вид, иначе – никакого благословения, – произнес Хансен, обратившись к Джастину.
Хансен взглядом показал на изображение женщины в просторном ниспадающем одеянии и широкополой шляпе с цветами. Она склонилась у ног рослого Нехитимара. Перед иконой стояли на коленях аркадийки с белыми орхидеями в руках, да и пол вокруг них был устлан белоснежными цветами. Джастин отметил, что прихожанки были весьма скромного достатка, но не носили покрывал, как Мэй. Ткань их одеяний выглядела грубой, а сами наряды – весьма примитивно сшитыми, словом, они были одеты гораздо проще, чем женщины Карла. Но его семья принадлежала к элите, а здесь собрались простые граждане Аркадии.
– Святой образ супруги Нехитимара, Хирианы Плодоносной, – пояснил Хансен. – Он благословил ее множеством детей, и она – заступница перед Нехитимаром для тех, кто страдает от бесплодия. Ей приносят обильные подношения.
– А скажите, – заинтересовался Джастин, – если кто-то принесет не орхидею, а другой цветок?
Хансен едва не онемел от возмущения:
– Как можно! Это святотатство! Такие цветы тут же уберут, и Хириана попросит Нехитимара проклясть и их, и дарителя! О нет, никто не рискнет оскорбить святую!
– Логично. Однако эти орхидеи стоят дорого и к тому же редки – даже там, откуда я родом. Не все смогут добыть такой цветок…
– Вот поэтому-то мы и приходим на помощь благочестивым людям, – сказал Хансен, и черты лица его разгладились. Он кивнул в сторону продавцов: – Цветы можно купить у них. На самом деле такие орхидеи продаются только в храмах, освященные и полностью соответствующие церковным правилам.
Джастин согласился:
– Действительно, очень удобно.
«Для храма удобно, – подумал он про себя. – Держу пари, остальные «официально разрешенные» приношения для святых подвижников только здесь продаются. Здорово устроились – деньги рекой текут. И вход тоже платный».
«Для тебя – бесплатный, – заметил Гораций. – Чего ты жалуешься?»
Хансен решил, что Джастин вполне удовлетворен ответом, и повел их в глубь зала, к двери с табличкой: «Только для клириков и сотрудников храма». Дверь явно уступала в размерах помпезному главному входу в святилище. А еще на ней красовалась надпись: «Женщинам вход строго воспрещается».