Василий Головачев - Запрещенная реальность. Перезагрузка
– Может быть, у них были специальные лестницы или подъёмник.
– Если только они не умели колдовать, – усмехнулся он, останавливаясь под перепончато-дырчатым пузом «люльки». – Либо прыгать в высоту как кенгуру. Видишь ручки?
– Это просто дырки.
– Простые дырки не имеют валиков по краям. – Матвей прикинул высоту, на которой висело днище саркофага; выходило метра три с половиной. – Ну-ка попробуем.
Он подпрыгнул.
Ни в юности, ни в молодости Матвей не играл в баскетбол, рост не позволял, хотя и маленьким не был – метр восемьдесят семь. Поэтому он всегда с завистью смотрел на игроков, способных забросить мяч в корзину сверху.
Однако в зале Мирмеков ему удался прыжок, о котором он раньше и не мечтал.
Ноги сработали как катапульта, подбрасывая вверх «ядро» тела, руки легко достали днище саркофага и вцепились в отверстия с валиками, похожими на ручки. Он повис под радостный возглас Дивы:
– Достал!
Подумал, что дальше? Не лезть же по зализанным буграми перепонок люльки как муравей, всовывая ноги в отверстия? Не акробат, не циркач, не альпинист. Или другого способа нет?
На всякий случай подтянулся и дёрнулся вниз всем телом, пробуя прочность ручек, рискуя выломать кусок днища под тяжестью тела.
Что-то хрустнуло, будто сломалась кость.
Вокруг отверстий с валиками, за края которых цеплялся Матвей, зазмеилась светлая трещина, и он инстинктивно отпустил края, спрыгивая на пол.
Но метаморфозы дна «люльки» на этом не кончились. Светлая змейка разлома образовала неровную окружность, и выломанная часть дна саркофага начала опускаться вниз, потянув за собой пучок жил и перепонок.
Матвей отскочил назад, отталкивая Диву:
– Поберегись!
Однако зубчатый край отломанного куска дна не упал, а плавно отогнулся вниз и медленно выдвинулся полупрозрачным языком до пола, образуя нечто вроде пандуса в окружении частокола жил и потёков материала, напоминавшего мутное потемневшее стекло.
– Ты гигант! – проговорила Дива.
– А то! – подбоченился Матвей. – Я ещё гранату далеко кидаю… и спички взглядом зажигать могу. И гренки в тостере поджаривать. Подожди здесь, я поднимусь. Единственный вопрос: на что может быть похож Гхош?
– Не знаю, – виновато шмыгнула носом Дива. – Никто его не видел, Тарас тоже. Может быть, на какой-нибудь шлем? Или дугу с наушниками? Он же переводчик, значит, должен как-то переводить хозяину всё, что слышит.
– Делали-то его не люди.
– Да-а… ну и что?
– Многие насекомые слышат не ушами, как мы, а ногами и другими частями тела[4]. Так что форма Гхоша действительно может быть любой. Я просто хотел представить, что нужно искать. Кстати, почему он так называется – Гхош? Странное слово.
– Это по-кхмерски «язык».
– Понятно, с таким же успехом его можно было назвать спикером или толмачом. Я пошёл.
Матвей попробовал ногой прочность «пандуса», полез по его бугристо-дырчато-жилистой, скользкой на вид поверхности, как по лестнице, цепляясь руками за жилы и желваки. Неизвестно, являлся ли этот странный лаз запасным входом в усыпальницу матки Мирмеков или Матвей на самом деле выдрал из неё часть обшивки – судя по размерам «пандуса» и дыры, пролезть в неё могло бы только существо не крупнее человека, – но преодолевать некие экраны и перегородки разведчику не пришлось. Он выбрался в полость саркофага где-то чуть сбоку от центра, осторожно выпрямился во весь рост и огляделся.
Стенки полости, также пористые, жилистые, перепончатые, источали грязно-серое свечение. В этом полумраке лежащий «скелет» царицы Мирмеков казался насквозь проржавевшей грудой железа, напоминавшей поверженного Терминатора из старого одноимённого фантастического фильма. Разве что у него было не две руки и две ноги, а восемь сложенных вдоль тела корявых лап и огромная голова размером чуть ли не в половину всего тела.
Запах «тления» внутри саркофага усилился, хотя в нём не было ничего гниющего: горьковатый, кисловатый, не очень приятный – запах сгоревшего пластика с необычными добавками.
Матвей настроился на поиск Великой Вещи (интересно, как она выглядит, чёрт побери?) и вскоре разглядел тусклое фиолетовое мерцание в боку «скелета», там, где под ним лежала одна из лап муравьиной царицы. Обошёл полутораметровой высоты брюхо (хитин не хитин, но очень похоже), наклонился над сочленением лапы с грудиной туловища, проследил за трёхколенчатым рычагом лапы и обнаружил на самом тонком сегменте – его можно было назвать запястьем – перед пятипалой суставчатой лапой нечто вроде браслета с тремя лепестками. В глубине браслета толщиной не больше двух сантиметров изредка проскакивала красная искорка, и тогда вся конструкция на пару мгновений одевалась в ореол едва заметного фиолетового свечения.
– Гхош! – невольно прошептал Матвей.
Браслет мигнул, в ушах прошелестело:
«Не-е‑е…»
Да ладно, мысленно отмахнулся он, с недоверием разглядывая браслет с лепестками. Я тебе не верю.
Созданное древними муравьями украшение, или чем бы оно ни являлось на самом деле, не ответило, хотя мерцание браслета участилось. Он почуял дуновение биополя человека и давал понять, что находится в рабочем состоянии.
Снаружи донёсся возглас Дивы.
Матвей не обратил на него внимания, поглощённый созерцанием браслета и размышлениями о том, как его снять.
– Сейчас-сейчас…
Пальцы коснулись выпуклости на браслете, внутри которой и загоралась искра свечения. Матвей почувствовал лёгкий электрический укол, отдёрнул руку, потом снова дотронулся до находки. Ощущение было, будто он погладил шелковистую ткань: материал браслета только напоминал металл, но металлом не был.
Искорка замигала чаще, родила фиолетовый пунктирчик, пробежавший по кольцу браслета и оборвавшийся у одного из лепестков.
Ты подсказываешь, как тебя можно снять? Я тебя правильно понял?
Матвей провёл пальцами по «шёлку» боковины браслета, нащупал лепесток, пошевелил, надавил… и отдёрнул руку.
Браслет беззвучно раскрылся и с лёгким стуком упал на пол «люльки», рядом с лапой «скелета».
– Мать твою! – выговорил Матвей. – Так и заикой стать можно!
Поднял браслет, удивляясь его лёгкости. С виду изделие муравьёв должно было весить килограмма два, на самом же деле весило граммов пятьдесят. Никаких особых деталей, рычажков и кнопок ни снаружи кольца, ни внутри браслет не имел, не считая фигурных лепестков, и лишь осознание того, что артефакт создан десятки миллионов лет назад, заставляло сердце сжиматься и захватывало дух.
