Василий Головачев - Запрещенная реальность. Перезагрузка
Интересно, нельзя ли его надеть человеку?
Матвей повертел Гхош в руках, развернул, попробовал нацепить на руку и невольно вздрогнул, когда браслет изогнулся как живой и сам собой защёлкнул края, плотно прилипая к запястью левой руки.
– Блин! – пробормотал Матвей. – Доэкспериментировался… снять-то тебя можно?
Браслет мигнул.
Матвей потянул за лепесток – браслет раскрылся.
Понятно, спасибо, ничего сложного. Может, ты включишься, покажешь свои способности?
Браслет мигнул.
Включись!
Ничего не произошло. Вернее, Матвей не почувствовал того, что ожидал получить от «переводчика необъяснимого», зная его предназначение. Гхош отреагировал на его мысленную команду, однако не так, как он представлял. Вместо эфемерного мысленного шёпота или физического звука – уши тоже ничего не услышали – показалось, что от браслета по руке прянула волна электрического покалывания, отозвалась щекотливой полоской мурашек по спине и пронзила голову, оставив под черепом ощущение долгого затихающего резонанса всех клеток мозга.
С ума сойти! Что ты хотел мне сказать?
Искорка в браслете моргнула, но вместо ответа начала мигать реже, растеклась колечком по выпуклостям и листочкам, погасла. И Матвей перестал ощущать на руке инородный объект! Словно Великая Вещь превратилась в естественный орган тела, не воспринимаемый рецепторами как дополнительный или искусственный.
Очень интересно! Нашёл нового хозяина? Отключись!
Мгновение спустя на душе сделалось тоскливо, будто он потерял важную мысль или воспоминание.
Оп-ля! Как ты быстро реагируешь… включись!
Браслет мигнул, по руке побежала волна тепла, и на сердце вернулись лёгкость и ощущение полноты жизни.
Понятно, выключать тебя не надо.
Волна тепла влилась в плечо, в шею, промыла голову, Матвею показалось, что он снова слышит на грани восприятия тонкий голосок:
– Я‑а‑а… те-е‑бя-а… на-а‑стро-о‑ю‑у‑у…
Настраивай, согласился он, улыбаясь. Мы подружимся.
Снаружи раздался негромкий крик:
– Матвей!
Он вздрогнул, осознав, что напрочь забыл о присутствии спутницы, хотел снять Гхош, потом подумал, что на руке он не будет мешать, и оставил, начал спускаться по пандусу обратно, на пол главной усыпальницы замка.
Спину продрал морозный ветер: в него кто-то целился! Но было уже поздно что-то предпринимать, он был незащищён и открыт как поставленный к стенке смертник. Если бы он был один, мог бы попытаться прыгнуть в сторону и укрыться за опущенным языком «пандуса». Но судьба Дивы была неизвестна, и Матвей, «разогрев» свои внутренние резервы, слез с мостика и повернулся к Диве лицом.
Её держали за руки два мордоворота в пятнистых спецкостюмах. Один зажимал ей рот рукой, второй приставил к голове девушки ствол пистолета. В шаге от них стоял Стас в расстёгнутой куртке, засунув руки в карманы штанов, и раскачивался с носков на пятки, разглядывая брата со снисходительной усмешкой на губах.
– Привет, братишка. Извини, что приходится прибегать к таким приёмам. Ничего личного, как ты сам понимаешь, только определённый интерес.
– Отпусти её! – глухо проговорил Матвей.
– Конечно, отпущу, это я на всякий случай, чтобы ты не полез в драку. Боец ты хороший, слов нет, может, даже лучше меня, хотя и я неплох, но в нынешних обстоятельствах твои кондиции не имеют значения.
– Чего ты хочешь?
– Правильный вопрос. Я не знал, что мы ищем одно и то же. Отдай мне эту штуку, – Стас показал на браслет, – и мы разойдёмся, как в море корабли.
Матвей покосился на руку с браслетом.
– Зачем тебе Гхош?
– Что? – удивился Стас. – Почему Гхош? Это Эскулап.
– Эскулап?! – в свою очередь, удивился Матвей. – Здесь прятали «переводчик»…
– Не знаю, откуда у вас эти сведения, но это Эскулап.
Дива замычала.
Стас посмотрел на неё:
– Освободите девушке рот.
Громила с чёлочкой отнял руку.
– Скоты! – сдавленным голосом проговорила Дива.
– И мы вас уважаем, – иронически заметил Стас. – Отдайте Эскулап, и вы свободны.
Матвей прислушался к своим ощущениям: по жилам побежали потоки энергии, подключаясь к общему резонансу от позвоночника к ногам и голове, тело обрело невиданную прежде гибкость и силу, сердце превратилось в реактор, координирующий объединение органов чувств, голову продул пронзительный морозный ветер, превращая её в компьютер, способный мгновенно рассчитать любое движение. Стало ясно, что Великая Вещь Мирмеков и в самом деле не является «переводчиком необъяснимого», зато подстраивает биополе жизни, корректирует соответствие желаний и возможностей, доводит тело до максимально возможной активности. Отдавать Эскулап в чужие руки было нельзя!
– Отпусти… её!
Слова шатнули пространство, и даже дубоголовые амбалы с пистолетами ощутили их мощь, повернули головы к Стасу.
Тот опустил подбородок на грудь, оценивающе разглядывая брата.
– Не делай глупости, если ценишь её жизнь. Даже инфарх не смог бы выдернуть твою милую из-под пули. Я знаю, ты человек слова, я тоже… Сборище иерархов Комитета 300 надо остановить, иначе всему человечеству пиндык. Согласен?
– Не заговаривай мне…
– Я не заговариваю, преамбула нужна не мне, а эмиссару инфарха. – Стас посмотрел на Диву, державшуюся без особого волнения. – Я вас правильно называю, сударыня? Или вас лучше называть Ангелом Света?
– Трепло! – коротко ответила девушка.
Стас укоризненно покачал головой:
– Вы меня огорчаете таким отношением. Буду говорить короче. Вы знаете, что произойдёт, если Комитет инициирует сорок Великих Вещей. Последствия будут в самом деле непредсказуемы. Я хочу помешать Сходу.
– Как? – не выдержал Матвей.
– Очень просто: прибыть в Киев раньше делегаций Комитета, спуститься в МИР Акарин и первым активировать Великие Вещи на реализацию Закона Возмездия.
– Какого закона? – поинтересовалась Дива.
– Чтобы каждый подонок получал справедливое наказание за свершённое преступление сразу после него. Мгновенно! И на планете наступит вечный мир и благоденствие.
– Это глубокое заблуждение.
– Что именно?
– Что на Земле наступит мир и благоденствие. Слуги Тьмы никуда не денутся, только станут изворотливее и хитрее.
– Ну, это ваше личное мнение, а я уверен, мир изменится. Что скажешь, братишка?
– Я не отдам Гх… – Матвей поправился: – Эскулап… или что он там собой представляет.
– Тогда тебе придётся чем-то поступиться. Готов за идею убить любимую женщину?
– Ты… не посмеешь…
– Кто знает, на что я пойду ради своей идеи, – пожал плечами Стас. – Я даже готов за неё отдать жизнь.
