Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны
Эней подчинился. Этой мягкой логике сопротивляться было трудно — да и незачем. Мужик был прав. Кругом прав.
— Меня зовут Роман Викторович, — сказал мужик, принимая обратно стакан. — Можно просто Роман. Вас, я знаю, — Андрей. Антон спит в соседней комнате. Он мой племянник, вы его дальний родственник, везли его ко мне, сами ехали в Польшу, по дороге отравились тухлой сосиской. Хотя и трех дней не пройдет, как все уже будут знать, что к чему. Это деревня. Хотите есть?
Эней прислушался к своим ощущениям и кивнул. Еще один несомненный признак выздоровления. Доктор принес тарелку совершенно разваренного и чуть подогретого рагу из овощей с говядиной и чашку компота — вроде того самого, которым пытался напоить его Антон. Ассорти из всякой всячины на основе вишни, очень вкусное.
— Спасибо, — сказал Андрей, управившись с половиной порции и осушив чашку. — Можно еще компота?
— Сколько угодно. И вообще старайтесь больше пить — у вас сильное обезвоживание. Катетер катетером, а компот компотом.
Эней выпил вторую чашку компота и откинулся на подушку. Теперь мысли текли ровно, не захлебываясь в истерике.
— Вы не просто врач, вы еще и священник, — сказал он уверенно. — Может быть, даже не простой.
— Да. — В голосе Романа Викторовича прозвучало некоторое удивление.
— И Костя — священник… и еще шла речь о каком-то брате Михаиле… Не много ли на квадратный километр?
— У нас тут гнездо. Просто я епископ, ну и, само собой, все священники моей епархии так или иначе приезжают ко мне.
— И вы так просто об этом говорите?
— А к чему тут сложности? Православную церковь никто не запрещал. Вот если бы я был католическим епископом — тогда да, мне пришлось бы прятаться. Но и тут — что бы я сделал, если девать вас некуда, кроме как сюда? Вы мальчик умный, в два счета все бы вычислили сами.
Энея слегка покоробил «мальчик».
— Там, в посадке… я видел странную вещь. Вы все так умеете?
Доктор развел руками, отчего халат разъехался на круглом животе.
— Не знаю. Надо попробовать. А кроме шуток, Андрей, экзорцизм — штука непростая.
— Я хочу научиться. Кем для этого нужно быть? Священником? Сколько времени учиться?
— Ф-фууух. — Роман Викторович потер лоб. — Андрей, я сейчас не готов к лекции по сакраментологии. И вы не готовы. Второй час ночи. Давайте спать, а завтра я вам все объясню. Выздоравливайте.
Он выключил в кабинете свет и унес посуду на кухню.
Наутро лекция по сакраментологии тоже накрылась. Роман Викторович поднял Энея вскоре после того, как отправил в город за лекарством Антона, переменил повязки, наложив свежий вонючий компресс, и сказал, что должен уехать по делам, вверив пациента заботам Богдана — парня лет восемнадцати, чернявого и худого.
— Вы вчера поднимали один вопрос, на который у меня не было времени ответить. Сейчас тоже нет времени. Зато я раздобыл пособие. — Врач улыбнулся довольно и положил на покрывало черную книжку без какого-либо названия на обложке. — Почитаете по свободе. Все равно заняться нечем.
Эней вяло поблагодарил, сунул пособие под подушку и снова заснул.
Проснулся часов в десять — от голода и бьющего в глаза солнца. Богдан за компом азартно резался в «Квадрон».
— Доброго ранку, — сказал ему Эней. — А штанi моi десь е?
Богдан молча встал и принес выстиранные и высохшие за ночь трусы и брюки. Для прикрытия торса доктор предоставил льняную рубашку, которая могла бы сойти при надобности за небольшой парашют.
С помощью Богдана Эней проковылял сначала в туалет, потом в ванную, потом на кухню, где позавтракал сырниками с вареньем и чаем. Процесс восстановления сил отнял довольно много того, что должен был восстановить, — и Эней, опираясь на того же Богдана, вернулся в кровать. За все время Богдан не произнес ни слова, за что мысленно был произведен в идеальные сиделки.
Сунув руку под подушку, Эней наткнулся на «пособие», оставленное доктором, — Евангелие в самодельном переплете. С интересом раскрыл и начал читать.
Эней так и не ушел дальше среднего школьного образования, но, будучи сыном филолога, а после — воспитанником хорошего поэта, он все-таки не мог остаться полным невеждой. Европейская культура одной ногой опиралась на эту книгу, так же как второй — на античную традицию. Эней раньше… не то чтобы читал Евангелие — но, что называется, почитывал. Держал в руках, листал и, даже разбуди его ночью, безошибочно сказал бы, откуда происходят выражения про соринку в чужом глазу и верблюда, проходящего через игольное ушко. А также упомянул бы ошибку переводчика. Кроме того, он любил и знал почти наизусть классическую рок-оперу, не говоря уже о такой совершенно бессмертной штуке, как «Мастер и Маргарита». Словом, он не ожидал найти ничего нового.
Но нашел. Оружие, которое может превращать варков обратно в людей. Оружие, которое нельзя ни обнаружить при обыске, ни отнять, ни уничтожить — только вместе с носителем. У Матфея в семнадцатой главе.
«Если вы будете иметь веру с горчичное зерно…»
Он закрыл книжку и отложил ее на время, сомкнул веки. Значит, вот что имел в виду Роман Викторович: вера. Да, правильно. Существует ли Бог и Бог ли он на самом деле — большой вопрос. Но вера существует — в умах и сердцах людей. Она реальна. Благодаря своей вере Костя смог изгнать из Игоря… Эней не то чтобы боялся слова «бес», просто находил его каким-то… сказочным. «Глупый, глупый ты бес — и куда ж ты за нами полез…» Скажем так: чуждый разум. Чуждое сознание, которое знало то, чего Игорь знать не мог: что Костя священник. Если бы не это, Эней бы принял происходящее за случай массового психоза. Тем более что разговор в поезде их всех троих прямо подталкивал в эту сторону. Но тут скепсис пришлось… даже не отбросить, а… он просто не мешал. Есть же необъяснимые случаи исцеления от мышечной дистрофии и прочей мерзости. Есть свидетельства о людях, остававшихся невредимыми в очагах орора и продолжавших самоотверженно оказывать помощь больным. Возможности мозга, да вообще организма в целом — до сих пор темный лес. На чем работает эмпатия, разобрались едва наполовину, а механизм проскопии до сих пор неизвестен. Да что там эмпаты и проскопы — сто лет назад существование варков считалось фантастикой!
Факт за фактом приходил в голову — и ложился точно в нужную ячейку концепции. Конечно, они запретили католиков. Именно католиков, ведь литература, фильмы, игры до Полуночи тиражировали образ именно католического священника с серебряным крестом в одной руке и арбалетом, заряженным осиновыми кольями, — в другой. Да, мусор, чушь — но когда у человека отнимают всякую разумную надежду, он готов поверить во что угодно, даже в мусор и чушь, а вера… она и в самом деле иногда движет горами.
И Райнер был не чудак, он был просто прав, когда стал собирать в кучу все доповоротные свидетельства о варках, даже фантастическую литературу, а потом начал настаивать на контакте с христианами. А идиоты из штаба потешались над ним — производство святой воды…
Да нет, не идиоты, вспомнил Эней. Предатели. Если провал Ростбифа еще мог оказаться случайностью — брали группу на квартире, значит, провал мог быть местным, и леший знает, как способны напортачить эти новички! — то поляков сдали. Поляков, которых Ростбиф зашифровал даже от Энея. Наверняка зашифровал и от штаба, но кто-то там оказался хитрее… кто?
Ах, болван. Осел. Козел и косолапый мишка. Письмо, Ростбиф оставил ему письмо и посоветовал не пороть горячку! Наверняка в письме было о поляках. Он мог бы успеть… Ублюдок. Дебил. Эней застонал от досады, и этот стон тут же привлек Богдана.
— Все гаразд? — отверзла уста идеальная сиделка.
— Так,[60] — выдохнул Андрей.
Теперь уже ничего нельзя было изменить. Оставалось дождаться Антона, выйти в Сеть и прочесть письмо.
Интермедия
POISON OF CHOICE[61]
Очнулся он в медпункте, на койке. Узнал помещение скорее по запаху — перед глазами все плыло. Кажется, цел. На запястье — браслет капельницы, в горле — злючка-колючка еж со своей приятельницей черепахой (уже после того, как ей распустили шнурки на панцире). Различались визитеры по форме и длительности боли — вот здесь иголки, а тут — вставшая дыбом чешуя. В голове же наблюдалась неприличная каша. Вчера… Вчера? Да, определенно как минимум вчера у него должен был быть зачет по медикаментозному допросу. Но зачета он не помнил. И допроса не помнил. А аллергии на сыворотку правды у него пока не было.
Он оторвал голову от подушки, заставил глаза смотреть в одну сторону — и немедленно увидел, что дверь в его отсек открыта, а на пороге стоит Виталий Семенович Гефтер, который и должен был у него вчера — или позавчера? — принимать зачет.
Поздороваться вышло со второго раза. Еж размножился. Встать не получилось бы вообще, поэтому Габриэлян и не пробовал.
