Виктор Глумов - Город смерти
— Я буду терпеть что угодно, если это поможет делу. Хоть «братишку», хоть «милашку». Я хочу домой. Мне казалось, наши цели совпадают.
— Нам по пути. — Леон подошел к экрану, на котором буря гнула деревья, ломала сучья, гоняла рой оторванных листьев.
Здесь, в «палатке», ветра даже слышно не было.
— Катастрофа, — заметил Вадим, кивнув на экран, — просто конец света.
— Моя бабушка видела войну. И рассказывала много. Это — не конец света, Дизайнер, а просто гроза.
Вадим приготовился слушать долгий рассказ, но его не последовало. Леон смотрел на грозу. И молчал, пока Сандра не вышла из душа и объявила, что следующий может мыться.
Июльский снег
Доковыляв до бельевых веревок, Ника наконец поставила таз и вытерла пот. До чего жаркий выдался июль! Асфальт плавился на дорогах, накалялся и вонял так, что дышать невозможно. Где битумом подмазали — битум вытекал. Но, с другой стороны, жара — хорошо: белье сохнет моментально. Правда, Леночка капризничает, вот с трудом уснула.
Перебросив простыню через веревку, Ника потянулась, чтобы прицепить прищепки… И вдруг земля вырвалась из-под ног. Задребезжали стекла, взвыли собаки, а потом стало неестественно тихо. Землетрясение? Это первый толчок, следом должен идти второй… Второй толчок всегда сильнее, она помнила это с тех пор, когда жила с Витей на Камчатке.
Леночка!!!
Она же там одна! А вдруг штукатурка отвалится, вдруг… Да мало ли что может случиться! Пулей взлетев на третий этаж, Ника дрожащими пальцами вставила ключ в замочную скважину.
Дверь распахнулась. Леночка стояла, держась за перекладину кроватки, и кривилась, собираясь разреветься. Схватив ее, Ника вылетела на улицу. Дул горячий ветер. Выли собаки. Три соседские бабки встали со скамейки и уставились назад, за спину Ники.
Ника боялась обернуться: они побледнели, осунулись, как будто там, позади, — их смерть. Чуя неладное, разревелась девчушка в песочнице, перелезла через бордюр и побежала к бабушке. Та прижала ее так, словно хотела раздавить. Девочка завопила сильнее. Ее поддержала Леночка.
На угловом балконе пятиэтажки столпились подростки.
— Смотрите! — то ли с восторгом, то ли с ужасом кричал черноволосый мальчишка. — Оно… Оно растет!
И на юных лицах — не то радость, не то испуг. Ника чувствовала себя мухой, увязшей в меду. Набралась смелости, медленно-медленно повернулась, и мороз продрал по спине: над крышей пятиэтажки, клубясь, поднималось белое облако. Что это? Все выше, выше… Маленькое облако на тонкой ножке начало разворачивать шапку. Ника закричала. Ее крик подхватили десятки, сотни, тысячи голосов. Вопль ужаса прокатился по городу.
Что делать? Чему учил Витя? Ожоги, потом радиация… Ника метнулась к тазу с бельем, укрыла себя и ревущую Леночку влажным пододеяльником и поспешила спрятаться, но ее чуть не смели граждане, бросившиеся на улицу.
— Бомбоубежище… бомбоубежище… — доносилось отовсюду.
Бомбоубежище находилось в соседней сталинке. Не понимая, зачем она это делает, Ника побежала за всеми в подвал. Как будто стремление, умноженное на сто, могло предотвратить беду.
Но дверь с железной обивкой была закрыта, а ключа ни у кого не оказалось. Худющая женщина упала на колени и заголосила. Выходить из подвала никто не решался. Леночка захлебывалась криком. Ника наконец сняла мокрую простыню и привалилась к стене.
— Товарищи, — на улице проснулся громкоговоритель. — Сохраняйте спокойствие. Непосредственной угрозы жизни нет. Сохраняйте спокойствие, ждите указаний по громкой связи или следуйте советам военных и специалистов по гражданской обороне.
Но никто не спешил на улицу. Первым к двери направился мужчина при галстуке, в сером костюме. Наверное, шел домой обедать. Друг за другом люди покинули подвал, Ника была последней, приоткрыла дверь, посмотрела, не темнеет ли кожа, и, снова укрывшись простынею, рванула домой.
Громкоговоритель затрещал и разродился речью:
— Товарищи, непосредственной угрозы жизни нет. Сохраняйте спокойствие. Во избежание последствий удара не выходите на открытые пространства, по возможности оставайтесь дома. Если вы на улице — спуститесь в подвал или метро, ждите указаний по громкой связи. Если вы почувствовали себя плохо — обратитесь в пункты оказания неотложной помощи, находящиеся по адресам… Следуйте инструкциям, переданным по громкой связи, или инструкциям специалистов по гражданской обороне. Всем военнообязанным гражданам предписывается обратиться в ближайший мобилизационный пункт. Товарищи, непосредственной угрозы для жизни нет…
Кто-то отступил обратно в подвал, кто-то запричитал. Ника, задыхаясь, слыша только шум крови в ушах, бежала домой. Дома посадила Леночку в манеж, включила телевизор: сигнала нет. Покрутила радио — захрипело, защелкало, и полился голос: «В эту трудную минуту, когда враг нанес подлый удар, мы равны перед лицом беды. Все мы — граждане великой страны, все мы скорбим. Но мы выстоим! Наше социалистическое общество мобилизует все свои ресурсы и даст отпор!
Удар нанесен из ФРГ. Снова. И, как в годы Великой Отечественной, мы станем только сильней. Враг — НАТО — тоже понес потери. Затоплен штат Калифорния, уничтожены крупнейшие города. Мы не верим, что удар был нанесен диверсантом! Европа лжет, уверяя нас в этом!
Но мы скорбим. И скорбь наша железным кулаком ударит по врагу! Мы помним и будем помнить вечно имена погибших городов. Почтим же их минутой молчания.
Севастополь. Николаев. Харьков. Киев. Свердловск. Новосибирск. Ташкент. Новороссийск. Хабаровск. Они погибли от ядерного удара. Смыт огромной волной Дальний Восток. Скорбит вместе с нами подвергшаяся удару КНДР.
Но мы отомстим. Мы — вместе. В эту трудную минуту мы — вместе».
Вместе?!
Память нарисовала Севастополь… Приморский бульвар, концерты на набережной и строгие белокаменные дома. Голубей и чаек, которые едят с рук. Корабли, выстроившиеся по обе стороны бухты… Севастополь… Там сейчас Светка… «Погибли от ядерного удара». И Владик, и племянницы, двойняшки…
…Подернутые сизой дымкой сопки. Стальная поверхность моря, такое же стальное небо. Спичечные коробки домов, припорошенные снегом. Вдалеке — белоснежная вершина вулкана, который время от времени просыпается, и рокочет, и ворочается… А однажды приплыли касатки. Самец, самка и детеныш…
Месяц назад они с Витей приехали с Камчатки — он получил старлея и был переведен в Москву. Светка… как же так? Ника укусила себя за руку и разрыдалась. Леночка, напротив, успокоилась и колошматила лохматую немецкую куклу.
Где сейчас Витя? Что с ним?
Темнело. Вот уже девять, а его все нет. И не позвонить: из трубки доносился хрип и скрежет. Обняв телефонную трубку, Ника села на пол возле тумбочки и уперлась лбом в стену. По потолку, вскидывая суставчатые лапы, бежал паук-«косиножка». Прямая трещина… а вот этой, ветвистой, раньше не было… А ведь это не квартира — гроб. Намертво заколоченный гроб, где остается только лечь и ждать смерти, и, как ни старайся, не увидишь, что вовне. Ждать… А вдруг Витя больше не придет? Вдруг его тоже «больше не существует». Как тогда жить?
— Ма. Ма-ма, — позвала Леночка. — Ма ам, ам!
Встрепенувшись, Ника схватила дочь, дала грудь.
— Мы живые, — бормотала она, глядя, как девочка ест. — Мы будем жить дальше. И папа тоже. У меня есть ты, у тебя есть я. Все наладится. Вот увидишь.
Но почему-то ей казалось, что мир, как огромный корабль, дал брешь и понемногу набирает воду.
Ближе к полуночи щелкнул замок, и в комнату, как смерч, ворвался Виктор. Сгреб Нику в объятия, уткнулся в волнистые волосы и все никак не мог отпустить.
— Пришел… Живой… — давясь слезами, бормотала она.
— Мне нужно бежать, — проговорил Витя, отстраняясь.
— Уже?
— Я и так нарушил приказ, но с тобой никак не связаться. Ника! Ты не представляешь, что происходит! Рук не хватает. Люди как взбесились! Слушай… я не смогу этого сделать… на все деньги, что есть, купи еды. Только той, что не портится. И лекарств. И еще… если что вдруг… найди подполковника Смолина, он обещал помочь.
— Что ты такое говоришь…
Виктор закрыл ее рот поцелуем, его губы были непривычно сухими и горячими.
— Все ведь будет хорошо? — спросила она с надеждой.
— Нет. — Виктор качнул головой, только сейчас Ника заметила седину на его висках. — Будет… тяжело. Очень тяжело. Малыш, извини, мне нужно бежать.
Ника ухватила его за рукав:
— Витя, пожалуйста… не ходи. Я чувствую… как будто это — в последний раз. — Она рухнула на колени. — Умоляю. Ради меня. Ради Леночки…
— Ради вас я должен быть там. Пока я там, вы под защитой, поняла? — Он поднял ее за плечи. — Может, пару дней меня не будет. Иди к маме. Договорились?
