Виктор Глумов - Город смерти
— Не знаю, — кофе утратил аромат, — я ехал с работы на мотоцикле, потом вдруг оказался… здесь. В другой Москве.
— И все? Ощущения при переходе были какие-то?
— Туман был… Я даже не сразу понял, что в другой реальности. И не я один, тут ребята из моего мира, дезертиры, тоже «провалились». Одного убили почти сразу. Другого… — Он посмотрел на невозмутимого Леона и решительно закончил: — Другого убили не сразу, а после допроса.
— А из Москвы-то тебя чего понесло? Да еще в такой компании?
— За нами охотятся лунари… Я так понимаю — высшая каста.
— Интересно… А почему они охотятся?
— Наверное, я им нужен.
Синтезатор цапнул конфету и отправил в рот. Сандра выпала из реальности: она пила кофе и с фанатичным видом поглощала шоколад.
— А ты? Ты откуда провалился? — спросил и понял, что глупость сморозил. Не мог Синтезатор «провалиться» с палаткой, запасом еды…
— Если плясать от твоего мира — из будущего. Только не провалился, а сознательно ушел. Сам посуди, братишка. Наш мир — мир победивших бюрократов. Скука смертная. Население — сытые свиньи, мыслят строем, серят строем, оппозиция лет двести назад загнулась. Освоение космоса, потребительские идеалы… А меня тошнит от этих идеалов.
Леон пришел в движение, сел на диван, ногу на ногу закинул.
— Вот здесь — жизнь! Тебе повезло, что ты провалился, хотя, думаю, наши двойники из других миров тоже в этой реальности. Не встречал?
— Местного встречал. Мой ровесник. Проститут.
— Кто?
— Проститутка гомосексуальная. Я в себе таких склонностей никогда не замечал…
— Конечно, не замечал! — рассмеялся Синтезатор. — Если бы ты хоть чуть-чуть был знаком с теорией развития личности, ты бы знал, что генетика — это ерунда, основы, человек формируется так же, как обучается нейронная сеть. Например, наша с тобой особенность — приспособляемость. Ты же не свихнулся, не сдох в канаве, вот, нашел себе покровителей. А местный дубль — у него была другая жизнь, но он тоже приспособился.
— Откуда ты знаешь? Про дубли, про реальности? Как ты сюда вообще попал?
Синтезатор согнал улыбку-змею.
— Ты не поймешь. У вас уровень развития не тот. И не знал я про дубля… догадывался.
— А ты объяснишь, — подал голос Леон, — не надо нас считать тупыми, пришелец. Это — наш мир, мы — его хозяева. И мне не нравится, что сюда приперлась куча непонятных двойников.
— Ого! — Синтезатор посмотрел на Леона так, будто увидел в первый раз. — Ты — хозяин, значит? Грязный, радиоактивный, больной? Загнанный чуть ли не на границу обитаемой зоны?
— А ты поживи здесь, чистоплюй. Тоже будешь вшивым и радиоактивным, и обратно в твой уютненький мирок тебя никто не пустит!
В голосе Синтезатора была ненависть, самая настоящая, не сочетавшаяся с насмешливым тоном. А Леон оставался внешне спокойным. Ходок и Сандра, по-прежнему увлеченные едой, на спор внимания не обратили. Вадим понимал, что надо бы вмешаться, но чью сторону принять? Если он и дальше пойдет с Леоном, останется зависимым — на сторону местных. Если Синтезатор вдруг сможет чем-то помочь… И все же есть в словах Синтезатора что-то неправильное, в самом его отношении. И он не сказал, зачем явился сюда.
— А мне туда не надо, — снова улыбка-змея, — мне незачем возвращаться. Вот ты — куда ты идешь? Что ты ищешь? Ты ведь хочешь в вероятность Вадима, да? Баш на баш: ты помог ему выжить здесь, братишка поможет тебе там? Посмотри в глаза реальности: там ты кончишь свои дни в психбольнице. Ну, упрямство храбрых — сродни психозу, как говорил древний поэт. Вперед.
— И все-таки, — встрял Вадим, — как ты сюда попал?
— В моем мире давно ведутся исследования, теория коридора вероятностей существует уже лет пять. Провели испытания, я — один из разработчиков. Собрал вещи и свалил. — С ним Синтезатор говорил доброжелательно. — Если бы ты задумался, братишка, ты бы понял, что здесь — настоящая жизнь. Дальше в прошлое отступать не надо, а здесь… Мечта! Здесь интересно.
— Ага, — подал голос Леон, — интересно ему. Через год посмотрим, когда волосы сыпаться начнут, как тебе интересно.
— Тебя не спрашивали. Заткнись вообще и пользуйся моей добротой. Или забирай своего холуя и выметайся. Девочку только оставь.
Леон поджал губы, но промолчал. Зато оживился Ходок. Он говорил быстро, из уголка рта вытекали шоколадные слюни. Вообще Ходок казался обдолбанным, и Вадим решил, что виноват сахар, наверное, никогда в жизни Ходок не ел столько сладкого.
— Ну и пойдем, Леон, давай, только дождик пересидим — и пойдем, хорошо, баба с возу, Дизайнера этого чокнутого с рук сбудем — а-акеюшки? Пойдем, а, у нас же там пацаны, житуха, девки дают, а от этой не дождешься, только с Дизайнером трахается…
Вадим никогда не бил человека. Он не дрался в школе (повезло), не попадался гопникам, не защищал честь женщин, в боях стенка на стенку не участвовал, даже после футбольных матчей не сталкивался с агрессией! Всегда можно было обойти, обхитрить, унизить словами. И всем видам спорта, кроме преферанса и бабсклея, он предпочитал фитнесс и плаванье. Он, конечно, представлял, как бьется с врагом, но этим дело и ограничивалось.
Ходок все говорил, Вадим обогнул стол, приблизился к нему. Тронул за плечо. Не затыкаясь, Ходок обернулся. «Надо», — подумал Вадим. Костяшки отозвались болью — Ходок упал на стол спиной, держась за лицо. Стало тихо. На них смотрели: Сандра — с восхищением, Леон — с интересом, Синтезатор — с одобрением. Ходок встал, пошатываясь. Из носа у него шла кровь.
— Т-ты… Да я тебя… Да я…
Рука болела. Сейчас Ходок ему покажет, как нужно драться. Вадим отступил на шаг, вытащил из-за пояса пистолет. Он действовал как во сне: снял с предохранителя и направил на Ходока. Миша ощерился.
— Ссыкло! Давай, как мужик! Давай!
— Прекратить. — Синтезатор говорил негромко, но его услышали. — В моем доме никто драться и стрелять не будет. Братишка, опусти игрушку. И сядь. Сядь! А ты, убожище, иди со мной, лечиться будем.
У Ходока от ярости побелели губы.
— Дерись! Дерись давай! Ты! Дизайнер! — Он кинулся к Вадиму, но Синтезатор сбил Ходока с ног уверенным и точным движением.
Встал над поверженным врагом. Ходок никак не успокаивался, порывался встать…
— Добавить? Ты чего нервный такой? Успокоить тебя?
— Н-не… н-не-е-е-е… не убивай!
Вадим отвернулся. Сандра пододвинулась к нему, взяла больную руку, шепнула: «Дай, посмотрю».
— Н-не-е-е-е!!! — дикий крик.
Синтезатор держал пистолет непривычной модели, с очень длинным стволом. Ходок заходился плачем, отползал по полу. Леон поднялся.
— Хватит. Слышишь, Синтезатор, хватит. Не сходи с ума.
— Не-е-е-е-е-е-е!
Пистолет хлопнул совсем негромко. Сандра закричала и кинулась к Синтезатору, Вадим успел поймать ее за талию, удержать.
Из плеча Ходока торчала стрелка с желтым оперением — похожие используют, когда хотят усыпить дикого зверя.
— Вот таким он мне нравится. Пусть поспит. Помогите перетащить в медотсек, ему надо посмотреть нос. И голову. Он всегда такой нервный?
Леон все еще слепо обшаривал пояс — всех, кроме Вадима, Синтезатор заставил сдать оружие. Сандра всхлипывала.
— Тебе самому нужно голову обследовать, — буркнул Вадим.
— Я бы не был столь категоричен. Если я больной, то и ты больной. А ты не больной, ты просто нервный, братишка. Ну, что стоим? Я об него пачкаться не собираюсь.
Вадим с Леоном подняли Ходока: Леон ухватил под мышки, а Вадим взялся за ноги. Голова Михи болталась, он всхрапывал. Синтезатор открыл «дверь» в медблок: кушетка, какие-то приборы, бело, чисто, пахнет озоном.
— На кушетку кладите. Ага. Свободны, я им займусь. Идите, и так после вас дезинфицировать. Кстати, санузел и душевая… Сейчас покажу.
В санузел можно было попасть из тамбура. Синтезатор отправился врачевать Ходока, Сандра — мыться.
— Ты останешься здесь? — спросил Леон. — Или уйдешь со мной? Сандра сделает так, как ты захочешь. Решай. Я здесь долго торчать не намерен.
Решать прямо сейчас? Не зная, что предложит двойник, понятия не имея, куда идти, не разобравшись с Ходоком? А ведь можно отдохнуть. Если никто не гонит, почему бы не остаться на пару дней?
— Давай отдохнем, — Леон презрительно усмехнулся, — Леон, мы все устали. Посмотри правде в глаза: у нас нет ничего, мы даже не знаем, куда идти. Может, мой двойник в курсе? Мы устали и больны…
— Я не устал.
«Грязный и больной», — вспомнил Вадим слова двойника. Почему он так сказал? Просто так? Нет, вряд ли. Счел их всех лучевиками? Тоже вряд ли, волосы у Леона на месте.
— Хреново выглядишь, — заметил Вадим. — Совсем хреново.
— И ты будешь терпеть вот это «брати-и-и-ишка»?
— Я буду терпеть что угодно, если это поможет делу. Хоть «братишку», хоть «милашку». Я хочу домой. Мне казалось, наши цели совпадают.
