Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы
При всей свой покорности и прямо-таки источаемой, как запах пота, трусости проводник вызывал у него все большее подозрение. Слишком он легко освоился, слишком уверенно ориентируется. Кто ему помешает завести в безвыходный тупик и внезапно скрыться за очередной потайной дверью? На всякий случай прижал к его спине ствол автомата.
— Шутить не вздумай, пополам разрежу…
— Что вы, что вы, сеньор!
Однако пока что шли они в общем верно, судя по внутреннему компасу, воображаемому плану дворца и отдаленным звукам продолжающегося боя.
— Стой, — повинуясь интуиции, сказал Шульгин. Они находились сейчас в небольшой круглой комнате, совершенно пустой. Посередине чугунная винтовая лестница, позади дверь, через которую они вошли, слева — еще одна, закрытая на засов. Под потолком узкое окно.
— Дальше не пойдешь. Вот план дворца, — он вытащил из-за голенища несколько крупномасштабных поэтажных распечаток. — Показывай, где резиденция Франко и правительства. И наше место.
В подкрепление угрожающей тональности голоса он снова наставил на лейтенанта автомат. Для окончательного эффекта включил свой фонарь. От стен отразился свет невиданной, особенно после многочасовой темноты, яркости. Испанец невольно прикрыл глаза рукавом.
— Быстро. Место!
Тот дрожащими руками перебрал листы, нашел нужный. Повозил пальцем.
— Вот.
Похоже, совпадало.
— И дальше как?
— Дайте карандаш.
— Не надо. Покажи, я запомню.
— Прямо или опять переходами?
— И так, и так.
Маршрут оказался сложным и извилистым. Но больше половины они уже прошли. Можно бы и напрямик рвануть, если б с ним были его солдаты, но те безнадежно застряли на предыдущих уровнях. Полчаса прошло после начала штурма, не меньше, охрана каудильо пришла в себя и действительно сумела организовать кое-какую оборону на подходящих рубежах. Испанские товарищи, при всей их классовой ненависти, большой помощи не оказали. Великоват оказался дворец, и его защитники не только жить хотят, но и воевать умеют, пусть и по-своему.
Не зря все ж таки полтора года давят и давят республиканцев, планомерно сжимая их территорию и дробя ее на изолированные, рано или поздно сдающиеся эксклавы.
— Сеньор, вы действительно оставите меня в живых?
— Я уже сказал, слово кабальеро. Я тебя свяжу и оставлю здесь. Обманул — вернусь и тогда точно шлепну. Или сам помрешь от жажды. Сюда ведь редко заглядывает обслуга?
— Редко, сеньор. Может, раз в десять лет. Видите, сколько пыли и паутины?
Того и другого было на самом деле в избытке.
— Ну да, таинственные покои древнего замка и прикованные скелеты. Только ты-то откуда так хорошо все здесь знаешь?
— Я сын хранителя музея. Студент Саламанки. Историк.
— Для чего в армию пошел?
— Призвали. Сейчас в армии лучше, чем на гражданке. Особенно когда служишь дома, а не на фронте.
— Иногда так и есть. Иногда — наоборот. Слушай меня. Я человек чести. Останусь живым — приду и отпущу тебя. Историки Испании еще понадобятся. Но чтобы я смог вернуться — расскажи мне все, что может пригодиться…
— Хорошо, сеньор, я расскажу все, что знаю сам.
Шульгин старательно, гарантированной надежности узлами, связал лейтенанту руки и ноги, усадил поудобнее, дал напоследок напиться сухого вина из его же фляжки.
— Все, парень. Или я вернусь через час-два, или — как знаешь.
— Удачи вам, дон… — Прозвучало это совершенно искренне. Еще бы нет.
Теперь Сашке оставалось только забыть все бывшее и снова перевоплотиться в ниндзя. Иных вариантов не оставалось. О людях, которые ему доверились и пошли на это дело, он помнил, сочувствовал тем, кто уже наверняка погиб или погибнет в ближайшее время. Но ведь все они добровольцы, абсолютно все, ни одного солдата-срочника или призванного из запаса отца семейства.
И это, еще раз повторяясь, их война. Для него почти любой умер или погиб задолго до его рождения. Но если план удастся, судьба миллионов людей изменится в лучшую сторону. В том числе и тех, что сегодня доживут до рассвета.
Настоящие японские ниндзя, одно из их подразделений, если так можно выразиться, а то и кланов, специализировались на работе во дворцах сегунов, князей, прочих феодалов. Сам Шульгин в молодые годы отрабатывал иные методики: действие на открытой местности, рукопашные поединки и фехтование на длинноклинковом холодном оружии, использование метательных инструментов, специализированных, вроде сюрикенов, или подручных, от кирпичей, пепельниц до любимых шариков больших подшипников. Если кто помнит, в цирке на Цветном бульваре два сезона он приводил народ в изумление метанием ножей. Подобных штук не проделывал никто. В несоветское время его с распростертыми объятиями приняли бы в подходящее шоу на Бродвее, а так…
Но о приемах «комнатных ниндзя» он тоже кое-что знал. И общефизической подготовки хватало. Одна беда — не своим телом он сейчас распоряжался, а чужим, килограммов на двадцать тяжелее и на восемь лет старше. Однако предыдущие московские забавы и стимулирующее действие гомеостата плюс внедренной в мозг матрицы сообщили мышцам бывшего наркома удельную мощность пантеры и физическую силу гориллы, а реакцию — паука вида… (вот, черт, забыл), который свободно уворачивается от выпущенной с пяти шагов револьверной пули.
Пришлось подсобраться, конечно. Шульгин, выйдя в коридор, проделал несколько дыхательных упражнений, размялся, приводя в аллертное состояние чужой опорно-двигательный аппарат, и пошел.
Каудильо Франсиско Франко, в отличие от Гитлера, собственным, неприступным в принципе Берхтесгаденом, бункерами рейхсканцелярии или походным штабом Вольфшанце не обладал. Попроще он был, хотя и генерал, но не успевший стать всесильным и убежденным в своей непогрешимости диктатором. Или личный характер не тот, или национальный. Скорее он напоминал нашего Корнилова или Колчака.
Но все равно его личные и штабные помещения размещались в донжоне, башне, возвышающейся посередине самого верхнего и самого изолированного двора. А перед входом в него стояли два итальянских пушечных броневика. Ни за что не удастся Гришину и прочим интернационалистам туда пробиться вовремя. Дворец Хафизуллы Амина был попроще, да еще и охранялся людьми, которые вовремя сообразили сдать шефа и хозяина.
Значит, остался один Шульгин, чтобы сделать все и за всех.
Спасибо лейтенанту, по его чертежу Сашка стремительно перемещался где тайными проходами, где широкими коридорами. Со стен на него смотрели персонажи гобеленов пятнадцатого века, или вдруг выбегали солдаты двадцатого. Иногда он прятался, услышав шаги и голоса слишком многих людей, взбегая по опорному столбу к потолку. Иногда, если требовалось, просто бил ножом. Есть в человеческом организме такие места, что жертва и вскрикнуть не успеет.
Очень удобны были потолочные балки. Широкие и массивные, сорок на сорок сантиметров минимум. И стропила над ними, и подкосы. Можно полежать, послушать, о чем внизу говорят. Услышать удавалось много интересного. Насчет текущей обстановки, психологического состояния противника и куда более личных моментов.
Очередной раз, соскользнув вниз совершенно бесшумно, нащупывая кончиками пальцев швы между каменными блоками, он очутился в зале, превращенном в казарму. Плохую, к слову сказать. Тощие матрасы, разбросанные по полу, длинный стол, на котором, кроме большого чайника, десятка жестяных кружек и тарелки с кусками лепешек, ничего не было.
Значит, и гарнизон здесь обитал такой же, численно.
Но все давно разбежались по позициям. А для Шульгина как раз эта была хорошая. Фланкирующая подходы к донжону. Он тихонько закрыл входную дверь, повесил на ручку гранату «Ф-1», разжав усики предохранителя.
Вряд ли он сейчас был человеком тех прекрасных, московских, солнечных, безмятежных семидесятых годов. Слишком много пролегло между ними страшного, фронтового, ни с каким гуманизмом несовместимого.
Найдя обходной путь, он опять выбрался сквозь дверку полуподвала в непосредственно примыкающий к цоколю донжона дворик. Из-за поперечно стоящего корпуса взахлеб били пулеметы и автоматы. Жаль, не было у него больше рации. Подбодрил бы, в меру сил, своего Гришина и друзей-интернационалистов. Пока же им остается только надежда на командира. Пожалуй, тающая с каждой минутой. Генералы и наркомы лейтенантов бросают только так. По обстановке или просто по настроению, если не погибают раньше их, что тоже случается.
Он решил сделать то, что никакой настоящий «большой» начальник себе не позволил бы. Но Шульгин, пока жив, и пока живы люди, которых он втянул в эту историю, не мог поступить иначе.
Взбежал, как обезьяна, по внешней лесенке, типа пожарной, под самую крышу донжона и выпустил ракету в ту сторону, где стрельба была особенно сильна. «Зеленая цепочка». Если Гришин или любой из десантников увидят (не могут не увидеть) — поймут. Все идет по плану. Командир жив, и задание остается в силе.
