Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
Спрашивать проводницу Лизу о возможной блиц-операции в поезде смысла не было. Зато наклюнулся совсем простой вопросик:
— Ну, как пассажиры? Все спокойно или тревожно?
— Все спокойно, — ответила Лиза, садясь на полку. — Никто ничего не слышал. Никто ни о чем не знает. Тихо кругом. Пассажиры — как дети малые. Их не пугают, они и не пугаются, а что явно бандюки в поезде, так это никого, кроме вас и самих бандюков, пока не колышет. Пока они сами по себе и тихие.
— А вас колышет? — спросил Пастух.
И чтоб спросить, спросил, и чтоб ответ услыхать.
— Мне все это очень не нравится, — сердито сказала она. — Едем, как на бочке с почти сухим порохом… — Помолчала чуток, объяснила, что сказать хотела: — Вроде бы и не взорвется, так навоняет — дышать нечем станет.
Судя по всему, Лизе пришла пора выговориться. Накопилось. Или накипело. Действовать ей очень хотелось, а как, чем, зачем действовать — ну не знала она точно, а чуйка чуяла и жить спокойно не позволяла. Явно активной женщинкой была Лиза, куда более активной, чем положено простой проводнице: подай, принеси, постели, убери, да вот еще — сбегай, красивая, в вагон-ресторан и притарань нам коньяка бутылочку. Ну, стрелок ведь она. С маленькой в отличие от Стрелка буквы. Или стрельчиха.
Смех смехом, а Пастуху как-то неловко стало — ну хоть на минуточку. Сам гонял девчонок за «выпить» и «закусить», сам денежку за то платил. А что такого? Обслуга она и есть…
— Я многого здесь в поезде не умею, — сказала Лиза, ни к кому конкретно не обращаясь. Хотя Пастух теперь все себе на счет списывал. — Мое дело — белье поменять, купе, коридор убрать, сбегать в вагон-ресторан и бутылочку клиенту притаранить, — буквально повторила надуманное Пастухом. — Это работа моя, штатная и внештатная. Я знаю, вы там все собираетесь в купе у бабули хорошей, чего-то прикидываете, складываете-вычитаете, а что в остатке?.. У Зинки вон в вагоне шесть человек с оружием. В открытую! И не с пукалками какими-то, а с серьезным огнестрелом. Бандюки, честное слово! Они чего такого задумали? Переворот вершить? Так и свершат, пока вы водку пьете и ля-ля точите. Теперь вместе с начпоезда… — замолкла.
— Все-таки шестеро? — жестко, уже не думая о бонтоне, спросил Пастух. Посмотрел на Стрелка. — Плодятся они там, что ли?
Стрелок ответить не успел. Лиза встряла:
— Четверо сели сразу в Омске. Все как положено: билеты плацкартные в одно купе. А двое чуть позже подошли, минут через двадцать — тридцать. Откуда-то с хвоста. В то же купе пошли. А сами вроде без мест, потому что вообще из купе не выходят. Их шестеро там. В сумме. Не продохнуться. И не просят ничего: ни выпивки, ни даже чаю.
— Говорят на каком языке? Слышали или нет? — спросил Пастух.
— На русском. С акцентом каким-то восточным.
— Билеты у этих двоих проверяли?
— Девчонки говорят — проверяли. Нормальные билеты, только в другой вагон. В следующий. А что? Что-то не так? Надо сообщить начпоезда, вызвать милицию на следующей стоянке, оборудовать в купе проводниц стальную клетку для всяких подозрительных? Еще что-то добавить?..
Пастух улыбнулся. Пожалуй, первый раз за минувшие минуты улыбнулся от души. Ему нравилась Лиза. Просто нравилась — и все. Ну, как человек, который и впрямь хороший — толковый, спокойный, надежный, разве что эмоций — перебор, но она эти эмоции очень аккуратненько прятать умеет.
— Полчасика свободные найдутся у тебя, красивая да еще и умная? — спросил у Лизы.
— Найдутся, — ответила ровнехонько, эмоций — ноль. — Полчасика на то, чтоб стол вам в купе хорошей бабушки сервировать, или просто на поговорить?
— Просто на поговорить. И как раз в купе той самой бабушки. Вставай, Лиза, прогуляемся до нашего купе, там со всеми и познакомишься.
Про начальника поезда, который оставался в купе Марины, когда Пастух уходил по составу, говорить и пугать не стал. Хотя вряд ли Лиза своего начальника боится — не в ее это формате.
Глава двенадцатая
В купе имели место все фигуранты последних событий, включая и перемещение в пространстве-времени с помощью Марининой черной коробочки. Видимо, параллельные пространства нечаянно или чаянно сближают тех, кто испытал на себе эту редкую параллельность, и они, сближенные навовсе, уж и даже пить перестали крепкие и не очень алкогольные напитки, однако ж перешли на незамысловатую натуральную водичку под названием «Перье», которая, имея французские корни, легко пилась и на перегоне Омск-Пассажирский — Ишим. Откуда она взялась в вагоне — даже Бог не знает. В Москве, что ли, по ошибке загрузили — вместо какого-нибудь пищевого министерства да в поезд. И почетным гостям есть чем красивым иностранным крепкое запить.
Пастух представил Лизу начальнику поезда, тот, весьма уже поддатый, но удивительно величественный, представлению не удивился, даже руку ей чмокнул. Но узнал. Потому что спросил:
— А твоя-то напарница сама справится? Мы здесь, может, и надолго…
— Справится, — сказала Лиза.
Она, отметил Пастух, внимательно и даже как-то напряженно смотрела, всматривалась в лицо Марины, а та и не замечала, вела себя как гостеприимная, но независимая хозяйка, хотя на приоконном столе оставалась лишь бутылка коньяка армянского, пять звездочек, и вазочка с яблоками, на кои никто из гостей не посягал. Хороши уже все были, вот ведь что.
Новые, хотя и прежние люди были компанией замечены и привечены. Пастуху тут же налили означенного коньяку, заставили выпить почему-то штрафную, а начпоезда стал допытываться, зачем Пастух привел, не спросясь, лучшую проводницу, мать-одиночку и мастера спорта по стрельбе. Все так могло быть, поэтому Пастух не стал проверять у Лизы правдивость ее регалий, а просто представил всем:
— Лиза. Хороший человек. Не вру.
И всем этой рекомендации было достаточно.
Только Марина у Лизы на ходу поинтересовалась:
— А трудно ли быть хорошим человеком, а, Лиза?
— Трудно, — ответила Лиза. Помолчала. Добавила: — Потому что дураков и гадов куда больше.
И все с этой нехитрой мыслишкой легко согласились — после такой долгой и приятной, скрашенной хорошим алкоголем душевной беседы.
А Стрелок поманил Пастуха пальцем, вышел в коридор.
— Что у вас тут? — спросил Пастух. — Вечная радость и непроходимое счастье?
— Вроде того, — согласился Стрелок. — Но есть еще невечное и куда-то проходимое. Я о том, что людей у Слима в поезде точно шесть… э-э… штук. И все штуки абсолютно безбашенные. Я знаю троих, точнее, сталкивался. Но очень шапочно. Полагаю, эта бандочка еще умножится…
— Клонируются они, что ли?
— Может, и так. Я не знаю. Я только вижу и подсчитываю. По-моему, по-простому, они там все как один мутанты.
— Мутанты — фигура речи?
— Мутанты — это человекоподобные машины. Я двоих видел в деле, давно, в девяносто третьем, в Ботсване, под Мауном. Я там прикомандированным был. К штабу. Как снайпер. Но ходил в недалекие тягуны, позволялось мне, хотя тряслись надо мной, как над бабочкой. И там-то под Мауном эти двое белых — двое! — буквально посекли ангольский отряд: через семь минут из двадцати девяти здоровых черных киллеров остался один. Но без рук и без ног. Зато живой. Как они жутко орали, мать твою, Пастух, на*censored* ты меня заставил все это говно вспоминать!..
— Я не заставлял, — сказал Пастух тихонько. Он хорошо знал, что чувствовал сейчас Стрелок. — Ты сказал, я услышал. Проехали, Стрелок. Ты мне покажи наших здешних мутантов. Честно говоря, я о таких впервые слышу. И не очень верю в их всемогущество. Откуда они взялись — эти люди или нелюди?
— Люди, Пастух, люди. Не знаю, откуда Слим их выудил, да и сразу почти отделение воинское — по количеству, но это какие-то иные люди. Инопланетные.
— Не гони картину, боец, дай глазу присмотреться. Кто так говорил?
— Майор так говорил, — усмехнулся Стрелок. — Как раз в Ботсване я его в последний раз и видал, в девяносто восьмом. На юге. Он тогда у местного Хозяина большим хреном числился, все пешие у него под рукой ходили. Да и черт бы с ними со всеми! Пастух, я не трус, но я боюсь. Ребята — отморозки те еще. У них на роже смерть наколота…
Пастух засмеялся.
— Друг мой, Стрелок, не говори красиво, — нараспев продекламировал, как строчку из стиха. — Нарисованная на роже смерть — всего лишь царапины неизвестного происхождения. Ну, видел я краем глаза пацанов Слима. И впрямь здоровые обалдуи, сильные, руки как ноги. Но ты же не собираешься с ними драться руками и ногами. И они вряд ли в поезде начнут рукопашную. Никакой кулак никогда не опережал хоть самую медленную пулю. А Слим… Ну что Слим! Он, видать, всегда любил все необычное, непохожее ни на что, уникальное. Дай ему Бог радости, а коли что случится… Ты сам знаешь, что делать… А вот что серьезно, так это необходимость удержать всех Марининых нынешних друзей-гостей в нашем вагоне. Как можно дольше. На всякий пожарный… Поговори с девочками, с пассажирами, с Лизой той же. Пусть на одну ночку… ну на две, если что не так… пусть они в нашем вагоне заночуют. То есть засидятся. Выпивки хватает. Тем для разговора — еще более… Понял вводную? Это наш вагон!
