Эми Тинтера - Перезагрузка
– Не ори, – сказала я. – Вот это возьму и уйду.
Я прижала хлеб к груди.
Она вскинула руки:
– Я не ору. Но…
Я подала ей знак замолчать, так как снаружи донеслись крики и топот ног. Офицеры отдавали друг другу команды, и я стиснула пистолет, выискивая в лице женщины повод схватить ее за горло и задушить вопль.
Она лишь смотрела на меня.
Голоса стихли, я выглянула за дверь и увидела, что преследователи разбежались в разные стороны. Я повернулась к женщине и спросила:
– Ты сможешь промолчать несколько минут?
– А ты оставишь полбуханки? Ребенок придет из школы голодный. Больше ничего нет – ты, наверно, заметила.
Я опустила ствол, чувствуя себя неуютно под ее взглядом. Люди всегда избегали смотреть мне прямо в лицо, а ее светлые глаза не отпускали меня ни на секунду.
Угрызения совести были худшим из чувств, какие я знала. Вздохнув, я положила буханку на стойку. Я была бы сама не своя, если бы вернулась из школы и не нашла хлеб. Впрочем, в детстве я сходила с ума по любой пище.
Женщина вынула из буфета нож и задержала над хлебом, пока я не помотала головой.
– Ладно, проехали, – сказала я, распахивая дверь. – Замок почини, я его сломала.
Она снова уставилась на меня, лицо было непроницаемо. Ни страха, ни враждебности – вообще ничего. Она просто смотрела.
Я повернулась, чтобы уйти, и сунула пистолет за пояс.
– Постой, малая, – сказала женщина.
Отрезав изрядный ломоть, она завернула его в тряпку и протянула мне.
Я медленно взяла его и подержала, давая ей возможность передумать, но этого не случилось.
– Спасибо, – сказала я.
– На здоровье.
Глава двадцать вторая
Каллум взглянул на меня из ямы, лицо светилось от радости. Он сидел, одной рукой обхватив колени; шлем лежал рядом. Я так обрадовалась, увидев его, что даже не сделала выволочку: надо было надеть.
– Достала все-таки! – сказал он с искренним удивлением, кивая на шлем у меня под мышкой.
– Да. – Я спрыгнула в яму и вручила ему трофеи. – Рубашку тоже забрала. Надеюсь, она не сильно провоняла человеком.
Он поднес рубашку к носу:
– Не, класс!
Я протянула ему хлеб:
– Это тоже тебе.
Он развернул тряпицу и потрясенно посмотрел на меня:
– Серьезно? Ты иногда обалдеть какая добрая.
– Ешь всё, я не хочу, – соврала я.
Каллум нахмурился и положил хлеб на землю:
– Не валяй дурака! Мы ничего не ели с прошлой ночи. – Он просунул руки в рукава, застегиваться не стал, разломил краюху и протянул половину мне.
– Забирай себе, я не голодна, – отказалась я, соскальзывая на землю.
– Рен! Ешь, тебе сказано! Я, знаешь ли, бываю и крут. Не надо со мной нянчиться.
Резкость, проступившая в его тоне, заставила меня помедлить.
– Я не хотела…
Он закрыл мне рот поцелуем, и я ответила, испытав облегчение оттого, что можно не договаривать. Потом он чуть отодвинулся и вложил хлеб мне в руку; я улыбнулась и взяла.
– Откуда такая роскошь? – спросил Каллум, откусывая.
– Зашла в чей-то дом, – отозвалась я с набитым ртом. – Хочешь поспать? Я покараулю.
– Не, я не устал, – возразил он, приканчивая хлеб.
– Но ты же ночью не спал совсем!
– А я вообще не сплю. Просто не могу.
– Эвер тоже мало спала, – сказала я, чертя пальцами по земле. – Унтер-шестидесятые все такие?
– Ну да, я про это слышал. Неделю назад я спал больше, но теперь ни в одном глазу.
– А чувствуешь себя хорошо?
– Отлично. Они делали Эвер уколы? Те, что сводят с ума?
Я кивнула, упорно глядя в землю.
– А вдруг…
Я подняла голову и увидела его встревоженное лицо.
– Вдруг и тебе сделали? – подсказала я.
– Ну да.
– То есть ты не знаешь?
– Нет. Но мы с соседом мало разговаривали. Он вряд ли сказал бы.
– Но самочувствие у тебя хорошее?
– Да, разве что… – Он посмотрел на свои дрожавшие руки.
– Возможно, ты просто проголодался. Ты всегда мало ел. И устал. Тебе надо поспать.
– Пожалуй. А если дело не только в этом? Тогда в чем?
– Ты убрался оттуда, – ответила я с уверенностью, которой не чувствовала. – Много уколов они не успели тебе сделать. А если что и ввели, то оно просто выветрится.
Он кивнул и откинулся на стену ямы.
– Ага. Я уверен, что все нормально. Я ведь недолго там пробыл.
Он старался убедить скорее себя, чем меня, но я улыбнулась и кивнула:
– Точно.
– Попытаюсь заснуть, – объявил он, закрывая глаза. Потом приоткрыл один и выставил руку. – Не хочешь ко мне?
– Не могу. Кто-то должен остаться на вахте.
– Обнимашки! Один разок. Может, два. Максимум пятнадцать.
– Каллум! – рассмеялась я. – Спи!
– Ладно. – Он нарочито вздохнул, не прекращая кривиться в улыбке.
Когда через несколько часов я высунулась из ямы, ночь казалась обманчиво мирной. По округе задувал ласковый ветерок, тревоживший последнюю листву. Было так хорошо, что меня на миг посетила дикая мысль взять и улечься с Каллумом под деревьями.
Неожиданно он сел рядом, озираясь по сторонам. Он долго пытался заснуть – или притворялся, будто пытался, пока наконец не сдался и не уставился в земляную стену. Это так напомнило Эвер, что у меня перехватило дыхание, как будто кто-то сел мне на грудь.
Я развернула карту и ткнула в указанное Лебом место будущего побега.
– Проскочим здесь, – провела я пальцем маршрут. – Надеюсь, мы подберемся поближе к забору, прежде чем нас засекут. Отсюда – в рощу и на север, пока люди не отстанут. Затем повернем и пойдем на юг.
– Понял, – кивнул Каллум.
Я выбралась из ямы первой, он последовал за мной. Трущобы были ярко освещены – нас продолжали искать офицеры КРВЧ, но над полем висела темнота.
Когда я двинулась по направлению к городской черте, Каллум взял меня за руку и сплел наши пальцы. Мы шли чуть медленнее, чем обычно. Ноги у меня налились свинцом, а желудок требовал пищи. Я чуть не поддалась соблазну сделать остановку и поискать съестного, но побоялась снова привлечь внимание преследователей. Необходимо было как можно скорее подобраться к границе города, пока нас не обнаружили.
Каллум выглядел получше, чем раньше. На голод не жаловался, казался спокойным и уравновешенным.
– Ты знаешь, кто застрелил тебя и твоих родителей? – спросил он.
– Нет. Это все равно не важно.
Он выдержал паузу и покосился на меня:
– А ты скучаешь по маме и папе?
– Не знаю. – Это был единственный правдивый ответ на такой вопрос.
– Как это ты не знаешь?
– Вот так. Я плохо их помню, а в том, что всплывает в памяти, хорошего мало. Но иногда я чувствую… что-то странное.
– Вроде грусти?
– Пожалуй.
– Ты хотела бы их увидеть, будь они живы?
– Каллум, ты никогда не убедишь меня в том, что это здравая мысль. И – ответ «нет». Я не хотела бы их видеть.
На несколько минут он умолк. Мы шли через жилой район, выбирая путь за домами по мере приближения к городской черте.
– Чем ты занималась? – снова заговорил он. – Когда была человеком?
– Мне было двенадцать. Ходила в школу и работала.
– Работала? Где?
– В пабе. Мыла посуду. Туда рвалось много малышни, но им понравился мой рост. Я занимала мало места.
– А что, в трущобах нет возрастных ограничений при найме?
– Нет. Можешь работать – проси, чтобы взяли. А в рико есть такие ограничения?
– До шестнадцати лет. Работать можно по окончании школы. Богатые идут в ремесленное училище, остальные начинают трудиться.
Я удивленно посмотрела на него:
– Мне казалось, что у вас все поступают в училище.
– Не, слишком дорого.
– Ну а ты в таком случае чем занимался? – спросила я.
– Работал в поле. – Он рассмеялся при виде моего изумления. – А что? Кто-то же должен.
– Ну да, но… я не думала, что этим занимаются люди из рико.
– А кто же еще? – пожал он плечами. – В трущобах рабочих не набирают из-за риска заразиться. Рибутам не позволяют прикасаться к продуктам. КРВЧ пробовала их возвращать, но люди возмутились. Мы приводим их в ужас.
– Еще бы.
Показались огни границы города, и я остановилась и вынула карту. Домов стало меньше, потом они и вовсе кончились. На южной стороне Розы царило запустение. КРВЧ находилась западнее, худшие районы трущоб – восточнее. Деревьев тоже почти не было, и перед нами простирался пустырь с редкими вкраплениями травы. Корпорация постаралась расчистить местность, чтобы никто не выскользнул из города. Здесь было светлее, чем в солнечный день.
– Леб послал нас в местечко, где не особенно спрячешься, – заметила я, юркнув за дерево и поманив Каллума.
– Вряд ли где-то лучше, – отозвался Каллум. Он придвигался ко мне, пока мы оба не скрылись за стволом.
Увы, он был прав – скорее всего. Леб нарисовал звездочку аккурат между двумя высокими металлическими вышками и счел этот маршрут наиболее безопасным. Между вышками было несколько сотен ярдов. Я выглянула из-за дерева и увидела офицера, который прохаживался перед забором. На поясе у него виднелся внушительный пистолет.
