Сергей Шкенёв - Красный властелин
Понуро молчавший Михась не выдержал:
– Не дворец, а драконий питомник! На дворец другие звенья шли! – обернулся за подтверждением к профессору, но, вспомнив, тяжело вздохнул. – Но я на самом деле там летал. Может быть, всё засекретили?
– Ага, и открыли тайну только тебе, неизвестно каким образом оказавшемуся в тылу противника. Ты себе льстишь, молодой человек.
– Но проверить… – растерянно пробормотал Михась.
– Как только получу кристалл связи непосредственно с Владыкой или одним из адептов Триады, так непременно это сделаю, – рассмеялся сотник. – Или попросить, чтоб его сделали прямо тут? Профессор, вы же преподавали в университете кристалловедение?
Баргузин беспомощно развёл руками, а вместо него ответил Матвей:
– Он говорил, что какую-то словесность и древний шаманизм. Или шаманство, кажется.
– А сам ответить не в состоянии?
– Но я же рассказывал – Еремей потерял память и онемел.
– Совсем?
– Надеюсь, не навсегда.
– Я тоже надеюсь.
Старший десятник мысленно грубо нарушил дисциплину и субординацию, обозвав про себя Елизара Мартина выкидышем от противоестественной связи лишайного гэльского варра с дохлым винторогим кагулом. Ну не объяснять же, что Еремей в разговорах часто начал переходить на неизвестный язык, одна часть слов в котором похожа на боевые заклинания, а другие звучат великолепными в своей красоте и сочности ругательствами. Нет уж, лучше объявить свихнувшегося профессора немым. Бережёного Триада бережёт…
Помолчать ему всяко лучше, ибо если даже Баргузина не примут за пиктийского лазутчика, что маловероятно, то отправят в столицу, дабы всласть покопаться в мозгах в поисках новых знаний. Не руками, конечно… есть более действенные способы у товарищей со значком Недрёманного Ока на накидках. Оно кому надо?
– Не получается, значит, у нас разговора, – огорчился сотник. – Тогда другое подскажите… Что это такое и где вы его взяли?
Елизар сдёрнул лежавшую на раскладном столике холстину, открывая прихваченную из эрлиховой пещеры странную огнеплюйку. И что же её Михась с собой таскал, аблизьян неумытый? Да и сам хорош – мог бы приказать закопать найденный артефакт куда поглубже. Нет же, пожалел добычу!
– Не хотите говорить, – командир заградотряда сделал правильный вывод и хлопнул в ладоши. Коротко бросил заглянувшему в палатку десятнику: – Увести.
В землянке, приспособленной под тюремную камеру, тепло и сухо. Походная печка в углу раскалилась до малинового свечения, рядом ящик с древесным углём, у выхода бадья для прочих удобств … живи и не тужи. Единственный вопрос – сколько той жизни осталось? Вроде бы не принято в Родении отправлять людей на встречу с Триадой лишь по подозрению без всякого суда и следствия, но нужно же когда-нибудь попробовать? Почему не начать с них?
– Что с нами будет? – Михась лежал на укрытых старым сеном нарах, закинув руки за голову, и вроде ни к кому не обращался. Мысли вслух.
– Ясное дело, – живо откликнулся мающийся от безделья старший десятник. – Завтра нас расстреляют перед строем, а послезавтра отправят на шахты. Кристаллы добывать будем.
– Мёртвые на шахтах не работают.
– Ты откуда знаешь?
– У меня родной дядя до войны медным рудником заведовал.
– Вот! Медным! А кристаллы только мертвяками! Ерёма, подтверди.
Бывший профессор вздохнул и повернулся лицом к забранной горбылём стенке, но старший десятник использовал его молчание как знак согласия.
– Вот видишь, Михась, если Еремей про это забыл, значит, было о чём забывать.
Лётчик плюнул, попав в низкий потолок, и тоже отвернулся. В то, что сотник не разберётся в их невиновности и честности, как-то не верилось. Не хотелось бы умирать глупо. В бою – ещё куда ни шло, а лучше, конечно, при совершении подвига. Так не страшно. Умирать вообще не страшно, иначе бы не вызвался добровольцем в лётный отряд, но хочется сделать это с чувством и толком. Но без расстановки. Да.
– Профессор, вы спите?
– Чего тебе?
– А как вы думаете…
– Обычно я думаю молча, – недовольно пробурчал Баргузин и попросил: – Ты тоже помолчи, а?
В палатке командира тоже происходил разговор, но куда как более оживлённый и содержательный – фляжка с золотистым легойским способствует откровенному развязыванию языков. Здесь можно. Здесь не учебный лагерь с его возведённой в абсолют дисциплиной.
– Не предатели они, командир, точно тебе говорю, – десятник сделал осторожный глоток. – Немного темнят, не без этого, но не предатели.
– Да я сам понял, – сотник принял фляжку и с отвращением посмотрел на полоску вяленого мяса на столе – оскорбительная закуска для столь благородного вина.
– И что же?
– Хочу знать, что там на самом деле случилось с профессором.
– Зачем?
– Нужно, – Елизар всё-таки отгрыз кусок мяса, вкусом и твёрдостью напоминающего подошву очень долго ношенного сапога. – Дело в том, что я закончил университет восемь лет назад и прекрасно помню заведующего кафедрой навийской словесности и древнебиармийского шаманизма Еремея Баргузина. Забавный такой толстячок с рассеянным взглядом, наплевавший на всё, что не касается науки. Ещё зануда страшный.
– Значит, там другой профессор был. Этот не на зануду похож, а на пиктийского дракона. Жилистый живорез со взглядом через прицел.
– Не был Баргузин бойцом. Вообще никем не был. Учёный же…
– Угу, – согласился десятник. – А чего сам дёргаешься, когда его видишь?
– Дёргаюсь?
– А разве нет? Внутреннюю чуйку не обманешь, командир.
– Может быть, – неохотно согласился Елизар. – Но всё равно это тот самый профессор. Тот самый, но совсем другой.
– Нам какое до этого дело? Тухлости мыслей в них нет, а о прочем… Засовывай троицу в первую же формирующуюся манипулу да и забудь.
– Ага, служи по Наставлению – получишь прославление…
– Да, как-то так.
Сотник Елизар Мартин привык доверять мнению и советам опытного десятника. А почему бы не доверять отставному начальнику Разыскного Стола при столичном Разбойном Управлении? Ну и пусть ушедший в армию добровольцем пенсионер играет роль добросовестного и туповатого служаки. Зато как играет! И мозги никуда не делись, и способность определять внутренние качества человека по одному ему известным признакам. Быстро и безошибочно. Кстати, при желании Ферапонт Ницше вполне мог командовать чем-то большим, чем манипула в заградотряде. Но не хочет.
– А что с тем артефактом делать будем?
Десятник опять изобразил восхищение великолепным вкусом легойского вина и пожал плечами:
– Отправь по команде.
– Хочется разобраться самому.
– Зачем? Это же оружие. Неизвестного происхождения, но оружие. Жалко, конечно, что зарядов к нему нет… Оставшиеся не трогай!
– Скучный ты человек, Ферапонт.
– Зато ты, командир, излишне весёлый. Пусть высоколобые мудрилы разбираются – глядишь, через полгодика у нас новые огнеплюйки появятся.
– Может быть, – кивнул сотник. – Но этот Барабаш всё равно темнит.
– Тебе-то скрывать нечего, ага.
– Я во вражеском тылу не был!
– А они были, и что из этого? Дурак ты, Елизар, уж прости за откровенность. А ещё слишком молод и соплив, чтобы в людях разбираться.
– Молод, да. Но кто недавно признался, что с профессором боится взглядом встречаться?
– Я, – подтвердил Ницше и решительно забрал у командира фляжку. – Вино, кстати, дерьмовое, с привкусом синского горного хвоща. Обязательно купцу в морду дай. Так вот… о чём мы?
– О профессоре Баргузине.
– Да? Или о его взгляде? Как хочешь, Елизар, но пусть этот кагулий выпердыш на пиктийцев смотрит, а у нас ему делать нечего.
– Предлагаешь закрыть дело?
– А оно было вообще?
Затопали тяжёлые шаги по хлипким деревянным ступенькам, и в землянку вошёл всё тот же молчаливый десятник, что водил на допросы к командиру отряда и обратно. На пол упал внушительный тюк.
– Одевайтесь.
Барабаш соскочил с нар, наклонился, развязывая стягивающий горловину мешка шнурок, и спросил:
– Бывшее в употреблении, восьмая с половиной категория?
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Действительно, глупый вопрос. Чистое, и ладно, а что это обмундирование носит следы аккуратной штопки, так то не беда. Но с размером угадали, однако.
– О, а это что такое? – Матвей вытащил короткую простёганную куртку чёрного цвета. Новую. Без воротника почему-то. – Слушай, а куда здесь знаки различия пришивать?
– У тебя их нет.
Старший десятник, теперь уже бывший старший десятник, сплюнул на пол. Разжаловали, значит? Ну и кагул с вами, охрами двухвостыми, воевать и рядовым можно.
– Куда нас?
– На войну, куда же ещё.
– Понятно, что не к бабушке вареники со сметаной есть.
– Тебе не всё ли равно?
– И то верно, – согласился Матвей. – Старое шмотьё куда девать?
– Тут прямо и бросишь. И не засиживайтесь, построение по сигналу колокола. Да сам знаешь, чего объяснять.
