Макс Острогин - БОГ КАЛИБРА 58
– Это ты лобстер, – тут же ответила мне Алиса. – У вас в Рыбинске все лобстеры, бошки у вас там у всех чугунные. А это Кастро. Они небольшие такие, меньше ладошки. Редко встречаются. К мужчинам ночью подкрадывается, впрыскивает обезболивающее, а потом… Чик-чик – и все.
Алиса злорадно ухмыльнулась.
– Что все?
– Все, невеста тебе больше не понадобится.
Мерзость какая, не пожалел слюны.
– Плюй не плюй, никуда не денешься, – зевнула Алиса. – Можно кольчугу специальную использовать. Или железные гульфики, у нас многие с такими.
Железные гульфики…
Следующий персонаж по виду был гораздо хуже, чем кастро. Чем-то похож на человека, но только укатанного в шар, затошнило меня от этого глазастого шара.
– Такое разве бывает? – спросил я.
Алиса пожала плечами.
– Тут все может быть. А может, и не быть, может, придумано. Я этого тоже не видела, а остальные вроде есть, во всяком случае, встречались. Не мне, так другим. Гадости тут много разной, это да…
Алиса поморщилась.
– Но полезные вещи тоже встречаются. Железные слезы, например.
Сунула руку в свой комбинезон, достала патрон для мазера.
– В Нижнем Метро. На одной стороне туннеля правые слезы, на другой левые. Вместе они не могут находиться – в разные стороны разлетаются. Из правых делают гильзу для мазера, из левых – они тверже, пулю. Специальным прессом объединяют. А когда стреляешь, пуля в одну сторону, гильза в другую. Все прошибить могут, ну, ты видел. Из них, кстати, вечный двигатель можно сделать.
– Чего? – не понял я.
– Вечный двигатель. Тут просто все, надо взять колесо, на него левые слезы крепишь, а на основание правые. Они и отталкиваются. А колесо крутится, электричество вырабатывает, освещает все… Ты хоть знаешь, что такое электричество, Калич?
– Молния это, – ответил я. – Знаю.
– Мо-олния… – передразнила Алиса. – Вы в своем Рыбинске, наверное, до сих пор при лучине сидите.
Я не ответил, разглядывал следующую картину.
Существо, похожее на крота. Здоровенный такой крот, с острыми когтистыми лапами… В каске. И рыло – вроде как бы тоже человеческое, но вытянутое, проросшее толстыми белесыми волосками, нос расчетверенный в пучок розовых отростков. И очки. Примерно такие же, как на противогазе, – черные, плотные, с выпуклыми стеклами. И жилет. Желтый такой жилет, напяленный на черное твердое тело. Мречь поганая. Написано: «Маркшейдер».
– А это кто еще? – спросил я. – Что за маркшейдер? Кто такой?
– Маркшейдер – это… – махнула рукой Алиса. – Считается, что он шахтерами руководит, типа, главный у них. Хотя его никто не видел, он там.
Алиса топнула землю.
Я не сомневался, что там. Этот маркшейдер здорово смахивал на сатану, только без копыт и рогов, впрочем, Гомер всегда говорил, что поганый легко принимает любые обличья.
Двинулись дальше.
Еще там была картина, которая меня даже напугала. Сначала я думал, что картина совершенно обычная, просто красная стена, мало ли красных стен? Но, приглядевшись, я понял, что не все так просто. Потому что из стены торчали пальцы. Самые обычные человеческие пальцы. И ботинок тоже торчит. Но только снизу. А красное – это не краска вовсе, а кровь, она как раз выжимается из того, кто погряз в стене.
– Это затяг, – объяснила Алиса. – У нас не встречается, на Западе, говорят, есть.
– И что он делает? – спросил я осторожно.
– Затягивает, – пояснила Алиса. – Идешь мимо, а оно раз!
– Стена?
– Не стена – затяг. Короче, со стеной что-то происходит, и она как бы больше не стеной делается.
– А чем? – тупо спросил я.
– Не знаю. То ли стена, то ли черт-те что. Никто вырваться не может, так в стену и всасывает. А потом из стены кровь течет.
Алиса кивнула на стену.
– Мерзость редкая, хуже трупера. У вас в Рыбинске нет такого?
– Нет…
– Понятно. Живете там себе спокойно, а все жалуетесь…
– Я не жалуюсь, – перебил я. – И никогда не жаловался.
Я на самом деле не жалуюсь. Чего мне жаловаться, живому жаловаться нечего.
Да, полезная стена, конечно. Всех можно узнать. Жаль только, что не написано, как бороться с ними. Ну, жнеца можно из мазе-
pa, это понятно. А вот как с затягом быть? И вообще, это существо или место?
Захотелось домой. К себе. Только нет вот дома больше, заново надо все налаживать. Ничего. Вернусь, возьмемся за дело. Теперь я много чего знаю, много полезного.
– Слушай, Алис, а это кто вообще нарисовал? – я указал на стену. – Недавно ведь, краски еще выцвести не успели.
– Айваз-Бомбила. Он вообще много чего тут разрисовал, рисовальщик известный.
Я решил, что этот Айваз скорее всего какой-нибудь сатанист или монстролог – нарисовано было с тщанием и даже с любовью, будто все эти чудища художнику близкой родней приходились, вместе за грибами ходили. Одни чудища, а людей вообще никаких, такая адская длинная картина. Не, по-моему, надо по- другому рисовать. Пусть монстры будут, ладно. Но нужно, чтобы там и люди присутствовали, чтобы они с этими монстрами всячески расправлялись, очищая сердце мира от всякой наползшей на него пакости.
– Айваз хотел даже Вышку покрасить – чтобы полосатой была, разноцветной такой, веселой, но тамошние лешие не позволили. Сейчас он опять за Третье Кольцо отправился, – сказала Алиса. – Вдохновения искать. Тут ему уже не страшно, он хочет увидеть самого…
Алиса замолчала.
– Кого он хочет увидеть?
Воображение принялось подсказывать мне чудищ совершенно ужасающих, с многими головами, с паучьими глазками, с щупальцами, гноящиеся желтые глаза там тоже были, вонь тухлого мяса, прах. А может, даже сам…
– Короче, на Запад двинул, на Западе там жестко, не то, что тут…
– В Центре? – спросил я.
– В каком еще Центре?
– Ты говорила про Центр. Цао. Что там?
Алиса не ответила.
Я стал представлять, что может находиться в середке зла, в самом его сердце.
А потом я увидел Алису.
Самую натуральную, какая рядом со мной стояла. Тот же костюм, те же волосы, лицо. Красивая, только оскал какой-то неприятный, зубы острые. А в руке голова.
Человеческая.
– Это что? – спросил я.
– Я, – ответила Алиса. – Похожа ведь, правда?
Она встала рядом с забором и сделала такое же свирепое лицо, прорычала что-то.
– Ну да, похоже… – кивнул я. – А почему… Почему ты здесь?
– Почему-почему – потому. Из-за Айвазика. Видишь ли, Ай- вазик хотел, чтобы я с ним жила. Он сам на Мосту теперь живет, там у него виды. Два года приставал – давай со мной на Мосту жить, давай со мной на Мосту жить, так надоел, что я ему нос переломала. Он рассердился, ну и это…
Алиса кивнула на свое изображение.
– И нарисовал. Сволочь…
Алиса пнула стену.
– Сволочь. Ничего, я ему еще припомню…
Забор продолжался далеко, и наверняка там рисовалось много еще чего интересного, но, к счастью, плиты не выдержали изображенной на них мерзости и обрушились. Мы свернули за них и оказались на улице…
Алиса продолжала ругать этого Айвазика, Айвазик раньше был гораздо лучше, рисовал город. Старый, само собой. Потом испортился и стал чудищ рисовать, да так хорошо, что все пугались, а дети спать не могли, и всем это так не нравилось, что его изгнали, и он стал свободным художником и живет теперь на Мосту.
Я шагал за ней. Шея у меня болела. Распухла и растерлась о жесткий воротник, не знаю с чего, укусил, может, кто. Алиса заметила. Глазастая, хорошее качество. И предчувственность развита, опасность предвосхищает. Пропустила немного вперед, я обернулся, она вскинула мазер, мне в глаз нацелила.
– Что опять?
– Раздевайся!
– Зачем?
– Раздевайся! Что это ты шеей дергаешь? Не болит?
– Натер, кажется…
– Все равно раздевайся. И пуляло в сторону отложи. А если за топор или за ножик возьмешься… Не рекомендую.
Я пожал плечами. Прислонил карабин к машине, стал раздеваться, без резких движений, чтобы Алиса не испугалась. Сначала комбез расстегнул, затем куртку, достал блохоловку, блох почти не было.
– А это? – кивнула Алиса
– Блохоловка, – объяснил я. – А это власяница.
– Вшей, что ли, ей умерщвляешь? – с презрением спросила Алиса.
– Не вшей, а блох, вшей у меня не водится. А умерщвляю плоть.
Алиса покивала.
– Ну да, я забыла, ты же из Рыбинска. Умерщвляешь плоть, чтобы возвысить дух, все понятно. Это убожество тоже снимай.
Я снял власяницу.
– Мать-тьма, а это-то что?!
На всякий случай Алиса даже назад шагнула.
– Вериги. Две на ребрах, одна в плече. Это для…
– Психи вы там, в Рыбинске! Это оттого, что рыбой все время питаетесь. В рыбе черви живут мелкие, они в голову по крови заползают и мозг точат. Вот от этого вы такие и дураки… Шею покажи.
Я показал шею.
– Не, вроде бы ничего… – сощурилась Алиса. – Шейкер не так начинается, действительно натер. Одевайся давай, рыбоед.
Торопиться я не стал, достал из рюкзака пороховую настойку, протер шею.
