Макс Острогин - БОГ КАЛИБРА 58
Я задрал голову и увидел черную точку. Точка кувыркалась в воздухе и издавала неприятный пронзительный визг, не сразу догадался. Высоко так шел. По дуге.
Затем кабан врезался в землю, и возмущенное визжание оборвалось. Алиса довольно хлопнула в ладоши.
– Скорее! – крикнула она. – А то ничего не останется.
Мы поспешили в сторону приземления кабана.
Возле туши уже собирались мелкие, похожие на сусликов твари, я шугнул воплем. От кабана, честно говоря, мало что осталось. Перекореженные мясные обломки.
– В котлетку, – с удовлетворением облизнулась Алиса. – Как раз.
Она выхватила нож, сделанный из секиры жнеца, и оттяпала кабанью ногу.
– Вот и обед.
– А остальное?
Такое расточительство мне не очень нравилось, мяса было много, месяц клан средних размеров может питаться.
– Впрок все равно не наесться, – ответил Алиса. – Вялить некогда, а на себе тащить опасно. На мясцо сам знаешь, сколько желающих соберется.
– Бросать жалко, – вздохнул я.
– А, – махнула рукой Алиса. – Это Москва. Привыкай жить на широкую ногу, Калич. Цивилизация, однако.
– Какая уж цивилизация? – возразил я. – Столько много мяса выкидываем…
– Цивилизация – это когда много выкидывают, а не когда мало сберегают, – выдала Алиса. – Учись, Калич. Приедешь в Рыбинск, других научишь. Может, перестанете лягушек лопать. Пойдем, жрать охота.
Мы вернулись к возвышению, Алиса достала из тайника железную жаровню, развела огонь. Вынула те самые спиральные сабли, которыми я приколол того бодучего – как я и думал, это вовсе не оружием было, на них мясо просто нанизывалось для жарки. Шампуры.
Ободрала кабанью ногу, разделала на куски, насадила на шампуры и расположила над прогоревшими дровами. Почти сразу поплыл запах настоящего жареного мяса, Папа очнулся и заскреб когтями, предъявляя хищную свою натуру.
– Смотри-ка, как Мурзик проголодался, – Алиса опять принялась дразнить Папу, тыкала ему в брюхо травиной. – Слушай, Калич, а вот ты бы в случае неотступного голода своего кошака сожрал, а?
– Неотступного голода не бывает, – сказал я. – Еду всегда найти можно.
– Ну да, конечно. Головастики, тритоны, знаем. Но если бы в пустыне. Есть ловушки такие – квадратные ямы бетонные, ты туда провалишься, а вместо еды – кошак Что будешь делать?
Об этом я не думал, зачем о неприятном думать?
– Вот, – Алиса ткнула в меня пальцем. – Вот это я тебе и говорю.
Алиса понюхала мясо, перевернула. Я видел, что мясо уже вполне себе прожарилось, но Алиса продолжала поворачивать шампуры, пока они не начали подгорать.
Поделили по три штуки.
Кабан на вкус оказался вполне изумительным. Сочным, мягким, я не заметил, как сжевал целый шампур и половину второго.
– Ну что? – подмигнула Алиса. – Это тебе не ежатина, это мясо. Ешь, Калич, пока дают. Хорошо ведь?
– Нормально, – согласился я. – Хотя можно было прямо там пристрелить, на лежке. Зачем все эти бега?
– Ага, тащи его потом оттуда. Так умнее. Знаешь, в мире очень мало приятных вещей. Рогатка – одна из них.
– Рогатка?
– Ага. Стреляет как из рогатки, метров на тридцать забрасывает, потом летишь-свистишь. Механизм простой совсем. Первый пробегает – ловушка взводится, второй бежит – срабатывает. А поскольку тут кабаны развелись, то лучше места для охоты не придумаешь. Вкусно ведь?
– Вкусно, – согласился я. – Только спать хочется, мяса много. Слушай, а чего вы здесь станицу не устроите?
– Место открытое, опасное. Под землей гораздо лучше. Зима скоро наступит, зимой холодно. У вас зимы как?
– Зимы как зимы. Холодно, конечно, печку топим…
– В берлоге сидим, да? – усмехнулась Алиса. – Навозом обогреваемся.
– Не все, – возразил я. – Я вот, например, не обогреваюсь…
– Тебе и в берлоге хорошо, это понятно. А ты про шахтеров слышал? Они все время под землей жили…
Алиса замолчала, стала прислушиваться.
– Чувствуешь? – вдруг спросила она.
– Что?
Я сразу поглядел на Папу, Папа спал, обожравшись мясом. Храпел даже.
– Вроде как смотрят… – Алиса принялась исподтишка оглядываться.
Я тоже стал озираться. Ничего подозрительного не было, но я вдруг тоже почувствовал, что за нами подглядывают. Опять… Или мутант. Сидит где-нибудь на ветке, пялится. Я вот, кстати, мутанта еще ни разу не видел, ни живого, ни мертвого. А Ной видел, он однажды вот так в лесу заплутался, запнулся, упал – и прямо на мутанта, да и раздавил в лепешку. Так вот, Ной рассказывал, что мутант небольшой совсем, с ладошку. А глаза здоровущие, желтые, страшные, даже у дохлого. А само тело щуплое, лапки хилые, хвост, чтобы вверх головой провисать. Одним словом, мал мутант, да говнист.
Вот и сейчас, может, он тут на нас пялится. Двоих не замутить, а он старается, напрягает мозг. А нам от этого и чудится, что следят за нами. Вообще, судя по катку, мутанты тут есть.
– Тебе ничего не чувствуется? – спросила Алиса. – Нет?
– Немного… Точно нельзя сказать. И кто это может быть, по- твоему?
– Да мало ли… – Алиса поковырялась в зубах. – Ладно, пускай пялятся.
– Пускай.
– Нет, пойдем отсюда, – Алиса поежилась. – Тут совсем уже недалеко. Южный порт. Там красотища, тебе понравится.
– Ага, – сказал я.
Глава 11
Мы шагали вдоль длинного забора, исписанного непонятными кривобуквенными надписями и разноцветными знаками, большинство из которых было явно сатанинской природы. Так что даже слюны не хватало в них плевать, но я старался.
Алиса надо мной посмеивалась, у нее вообще было загадочное лицо, точно она собиралась меня чем-то удивить. Погаными надписями меня удивить нельзя – недалеко от нашей станицы проходила жэдэ, и там тоже стояли заборы, и на них много чего сохранилось с древних времен.
Но потом я, конечно, удивился.
Надписи на заборе кончились, и вместо них начались картины. Настоящие такие. Кто-то постарался изобразить на щербатых бетонных плитах всю погань, обитавшую в округе, и внутри Кольца, и за его пределами. Да еще с названиями изобразил, чтобы сомнений не возникало, где какая именно мречь, вот жнец, вот волкер, вот шейкер – шея в кольцо завернута, как живые все, даже неприятно, вот-вот кажется, спрыгнут. И на каждом рисунке отпечаток черной краской, видимо, по образцу сделанный, одинаковый.
Moscow Inferno
– Это что значит? – спросил я.
– Не знаю, – пожала плечами Алиса. – Это английский, а англичан сейчас совсем не осталось, вымерли от сплину. Что-то про Москву, кажется. Московская жопа, вот что.
Алиса хихикнула.
– Это культура называется, – сказала она. – Музей, типа – выставка достижений художественного хозяйства, как в допотопные времена. У вас в Рыбинске вот культура есть?
Я не ответил. У нас был один, Трофим, язвы его с детства мучили. Хорошо фигурки из дерева вырезал, целое собрание у него имелось. Тоже вот погань всякая, но не страшная, как здесь, а смехотворная. Вот типа так – два мреца сидят за пнем и в кости играют, а у одного башки вовсе нет. Или волкер, допустим, лежит со своими волчерятами, а они смешные такие, ушастые. Или строка, но не обычная, мелкая, а большая, со сливу. А в самой строке жилища устроены, по бокам пещерки, а сверху домики, козы пасутся, ребятишки мелкие, тщательная, короче, работа.
Гомер с неодобрением вроде как относился, хмурился, и мы однажды взяли, все эти поганки у Трофима отобрали и спалили в бочке. Расстроился он, плакал два дня, наверное, а мы смеялись над ним, бестолковые. А потом Гомер взял да и подарил этому Трофиму новую фигурку, сам вырезал шипигу – ее легко можно изобразить, подарил и сказал, что все мы, да и сам он, ошибались, греха в его поделках никакого, пусть дальше искусство развивает.
Трофим после этого много чего вырезал, целая полка, да сыть вот пожаловала, пришлось все сжечь, такая вот культура.
– Понятно, что нету у вас никакой культуры, – сказала Алиса пренебрежительно. – Вы же там тритонами одними питаетесь, какая культура от тритонов?
Я немного разозлился на нее за это, она мне своим задавачест- вом уже надоедать начала, но сделать все равно ничего нельзя пока было, и я промолчал, продолжил разглядывать эту настенную живопись.
Хорошо нарисовано, что и говорить. Все узнаваемые. На жнеце каждую секиру можно разглядеть, каждую зазубринку на лезвии. На мрецах червяки, желтые, жирные, и кажется, что даже и шевелятся. Остальная погань тоже, натурально так, похоже выглядела.
Бодун. Гласила подпись. Кого-кого, а бодуна я узнал прекрасно. Слово отличное, здешние умели придумывать названия, лучше, чем бодяга. Тогда меня чуть совсем не забодал, еле жив остался. Запомнил, ребра до сих пор иногда побаливают, особенно ночью.
Или Кастро вот. На лобстера вообще-то похож, у нас в Синем Ручье такие примерно. Точно лобстер, а написано «кастро».
– Почему кастро? – поинтересовался я. – Это же лобстер!
– Это ты лобстер, – тут же ответила мне Алиса. – У вас в Рыбинске все лобстеры, бошки у вас там у всех чугунные. А это Кастро. Они небольшие такие, меньше ладошки. Редко встречаются. К мужчинам ночью подкрадывается, впрыскивает обезболивающее, а потом… Чик-чик – и все.
