Смертник (СИ) - Булгакова Ирина Е.
– Неразбавленный?
– Обижаешь.
– Это дело. Давай.
Грек не стал вдаваться в это короткое "давай". Не стал напоминать, что за каждым "давай" в Зоне стояла своя цена. Не тот случай. Иными словами, на чужой территории свои порядки. Хай пьет, не подавится.
Он полез во внутренний нагрудный карман куртки и выудил плоскую серебряную флягу.
– За встречу, – и первым сделал глоток.
Перец не стал жадничать. Глотнул, шумно выпустил воздух. Прижал рукав к носу и отдал флягу хозяину.
– Забирает, – спустя пару минут сказал он. В тесном помещении с низким потолком и близкими стенами, голос звучал сдавленно. – Точно неразбавленный. А то некоторые прут в Зону коньяк. Я это не приветствую. Тут или спирт или водка – первый помощник. Коньяк – напиток для праздника. А чему тут радоваться?
– Не скажи. Я коньяк люблю. Расслабляет.
– Во-во. Я и говорю: нашел, где расслабляться. Самое тут место в Зоне расслабляться. Это с девочкой хорошей в постели надо расслабляться, а сюда ходят наоборот – напрягаться. Все жилы, все нервы в кулак собрал – и вперед.
Помолчали. Грек терпеливо ждал продолжения. И дождался.
– Слышь, Грек, патриотовцы обнаглели совсем.
– Ну, ты даешь, Перец. Удивил, какую новость сказал. Они наглыми были всегда.
– Маркса убили.
– Маркса? Это высокий такой, худой мужик? На Жучару из "Сталкера" работал?
– Точно.
– За что убили?
– Мутант, говорят.
– Так мутант, или говорят?
– А тебе есть разница? – набычился Перец. – Он, прежде всего, человеком был – вот что главное. А сколько там у него костей было, кому какое дело?
– Ты-то откуда про кости знаешь?
– Знаю… знал, – Перец надолго замолчал.
– Понятно, – задумчиво протянул Грек. – Так было всегда, Перец. Патриотовцы охотятся за мутантами и убивают. Ты же знаешь, у них сдвиг по этой фазе.
Перец зло выругался.
– Плевать я хотел на их сдвиги. Хозяевами Зоны себя возомнили. Свои законы уставить хотят. Маркса не просто убили, а еще и пытали перед смертью. Маркс настоящим мужиком был. Ему просто не повезло. Под выброс попал… Да, я знал, что у него начались мутации. Знал, – он вдруг повернулся и уставился на Грека. – Можешь этим сукам так и сказать, когда встретишь: Перец знал, что Маркс мутант. Пусть приходят сюда, ко мне. Я найду, чем встретить дорогих гостей.
– Слышь, ты, Перец, – нахмурился проводник. – Ты говори, да не заговаривайся. Какого… мне с ними беседы разводить? Я тоже ненавижу их. Согласен, слишком много на себя взвалили, как бы ни надорваться. Зона не любит ничьих законов, кроме своих собственных. Но что прикажешь делать? Войной на них не попрешь.
– Почему? – тихо спросил сталкер. – Почему не попрешь? Жучара у "Сталкера" мутантов собирает. Там у него катакомбы почище этих. Слыхал?
Грек утвердительно кивнул.
– Патриотовцы на "Сталкере" тоже завязаны. Надо кому-то и на Зоне базу перевалочную держать. А кто еще, кроме Жучары способен сидеть тут безвылазно? У долговцев кишка тонка, они Зоны боятся.
– Будет война. Попомни мои слова. Эти хреновы чистоплюи не лезут пока на Жучару вовсе не потому, что зуба на него не имеют – он им тоже как кость попрек горла. Силы копят, крутые ребята. Уверены, что сомнут его в два счета.
– Думаешь? – засомневался Грек. – Быть войне?
– Куда деться, Грек? Сегодня они с мутантами покончат, а завтра? Завтра за сталкеров возьмутся. Все мы, и ты, и я – потенциальные мутанты. Все по краю пропасти ходим. Один шаг – и возврата нет. Это сейчас пока Зона выбросами людей перестраивает. Подожди, окрепнет, и без выбросов мутантов будет, хоть отбавляй. Тогда поздно будет с этими гитлерюгендами счеты сводить. Останется от вольных сталкеров всего нечего. Такую силу ногтем как клопа раздавить можно.
– Ты скажешь, – засомневался Грек. – До нас вряд ли доберутся. Это уже беспредел какой-то.
– Вот тебе и беспредел, – продолжительно вздохнул Перец. – Патриотовцы жену Маркса убили. Тоже. Как понимаю, в назидание. За то, что знала и не доложила.
– Врешь, – не поверил Грек. – Жену? Она ж не в Зоне, за кордоном. С какой стати они нормальных людей стали убивать? Да еще и бабу.
– Стали, значит. Она добрая была и Маркса любила. Когда у него мутации начались, она сильно страдала. Все глаза выплакала. У нас с ней нормальные отношения были. Я как за кордон выбирался, у них останавливался. Вот она мне и плакалась. Знаешь, Перец, говорит, я очень люблю Маркса, очень. И без него не могу. Но как доходит дело до койки, даже если он и прикрылся чем-нибудь – с души воротит. Уйду, говорит, от него, с неделю одна поживу, и опять к нему тянет. Измучилась, говорит, а выхода не вижу. Обычная женщина. Добрая, не стерва какая-нибудь. Мы с Марксом когда разговоры за жизнь вели, Ленка и бутылку поставит, и закуски наготовит… Убили ее… убили.
– Может, не они? Мало зверья за кордоном живет?
– Патриотовцы убили, – упрямо сказал Перец. – Можешь мне поверить, Грек. Не бывает таких совпадений. Сначала Маркс, а потом Ленка… Наши рассказывали… Рыжий и рассказывал. Издевались над Марксом, пытали. Все кишки наружу и глаз выкололи. Еще спасибо им, сукам, надо сказать, – сквозь зубы процедил Перец, – что застрелили напоследок, а не оставили гнить, подвешенным на крюке… Мутанты – народ живучий.
– Жену тоже пытали?
– Жене меньше досталось. Но тоже по-своему. Избили до неузнаваемости и задушили… сволочи. В лесополосе выбросили… Будет война, Грек, будет. Вот я тебя и спрашиваю, – он посмотрел проводнику в глаза, – ты с кем будешь, Грек? С нами? Или… с ними? А другого не дано, в стороне никто не останется.
Грек молчал. Ему не хотелось разочаровывать Перца, но на такой вопрос или на подобный, он давно нашел ответ. Он – одиночка. Сам по себе. И его дело – сторона. Его с первой ходки интересовал только один вопрос: его взаимоотношения, если можно так выразиться, с Зоной. Вот и все. Сегодня патриотовцы, завтра ребята из "Монолита", послезавтра свободовцы… На всех Грека не хватит. Сегодня спросят одни, завтра другие. А Зона как была, так и будет. Ей дела нет до разборок. А будет Зона, будут и сталкеры. Вот и весь ответ.
Однако сообщать Перцу о своем решении, Грек не спешил. Перец ждал, прожигая проводника взглядом. Грек молчал.
Вот ведь парадокс. Скажешь сейчас " я с вами" – и не слова это обычные, а своего рода подпись под договором. Кровью собственной, между прочим. За базар отвечать придется, отсидеться негде будет. И еще как отвечать. С чувством и с толком.
– Интересно, Перец, откуда ты столько знаешь? Под землей сидишь, а больше моего в курсе, – чтобы потянуть время сказал Грек.
– Сижу, да. Но и выхожу на поверхность тоже. Ты себе не представляешь, сколько выходов отсюда и куда выводят. Будет подлецам подарочек. На память… Ты давай, Грек, от ответа не увиливай. Решай.
Проводник ломал голову над тем, как бы помягче обозначить свою позицию.
Однако ответить ему не пришлось. Долгий, отчаянный крик добрался до тесной комнаты. Вдогонку ему понеслась короткая автоматная очередь. Реакция у Перца, только что расслабленно сидевшего на импровизированной лавке, оказалась будь здоров. Пока Грек поднимался, пока перешагивал через сбитую на пол решетку, Перец был уже за дверью. В два прыжка проводник одолел расстояние, отделяющее его от дверного проема, и бросился следом.
Не добежав еще до двери, ведущей в лабораторию, Грек с досадой убедился, что дело дрянь.
Истошно орал, конечно, Краб. Он стоял, прислонившись к стене. Автомат в его руках ходил ходуном. Парень давил и давил на спусковой крючок, тогда как в магазине закончились патроны.
Краб волновал Грека в последнюю очередь.
Из дверного проема, перебираясь на четырех конечностях, под ноги Очкарику выкатился снорк. Еще один лежал на полу у стены с пробитым черепом.
Гулкое, злобное рычание наполнило комнату.