"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Странное дело! Рокэ готов был поклясться, что ещё десять минут назад там не было ничего, кроме заплесневелых разводов и пятен, оставшихся от какой-то религиозной живописи, но сейчас он ясно различал на фреске женское лицо – прекрасное и юное, с нежной, как лепесток, кожей и огромными синими глазами, устремлёнными прямо на него. Чем внимательнее он смотрел, тем отчётливее проступали на стене контуры фигуры и черты лица, словно женщина шла из глубины каменной стены всё ближе и ближе к её поверхности. Её чёрные волосы, такие же тонкие и густые, как у него самого, свободно ниспадали на плечи; простое лёгкое платье окутывало её почти до ступней; ноги были босы. Она казалась поселянкой, бредущей по росистому лугу в ясное летнее утро: не хватало только букета полевых цветов в руках.

Рокэ попытался вновь разлепить веки, полагая, что задремал и видит сон. Попытка не удалась: то ли его глаза и впрямь уже были открыты, то ли он так и не смог вырваться из липкой паутины подкравшейся дремоты.

Между тем юная женщина стала видна совершенно ясно: Рокэ даже казалось, что он замечает, как развеваются её волосы и колышется подол тонкого платья. Рокэ рассматривал её совершенно спокойно, как глядят на красивую картину; она, в свою очередь, тоже, по-видимому, рассматривала его, слегка склонив голову к левому плечу. Минуту спустя она улыбнулась (так почудилось Рокэ), легко встряхнула волосами и кивком поманила его в глубину Капитулярного зала.

Боясь вспугнуть занятный сон, Рокэ даже не шелохнулся, но продолжал следить за прекрасным видением. Женщина плавно заскользила по стене, исчезая из виду там, где появлялись окна, и снова возникая в простенках между ними. Стёршаяся религиозная мазня при её появлении отступала, словно она заслоняла её собой. Видимо, дело всё же было во фресках, медленно размышлял Рокэ. Наверняка где-то здесь на стенах сохранился выцветший образ святой Октавии. Не узнанный, он бросился ему в глаза, а теперь почему-то вспомнился в этой причудливой полудрёме. Но нет! Рокэ резко опомнился. Это невозможно. Если истинники и почитали святую Октавию, то никак не ту, которая приходилась ему прабабкой. А он несомненно видел сейчас свою прабабку: фамильное сходство было слишком разительным.

«Октавия» тем временем остановилась в конце Капитулярного зала. На сей раз она не ограничилась приглашающим кивком: она подняла руку и поманила Рокэ пальцем, указывая ему на вход в следующую комнату – аудиенц-залу, как было обозначено на плане Ричарда. Не дожидаясь потомка, она проскользнула в дверную щель. На сей раз Рокэ тяжело привстал, опираясь на дубовые подлокотники. Судя по телесным ощущениям, он вовсе не спал. Встряхнувшись, он в несколько шагов пересёк капитул и, открыв дверь комнаты для аудиенций, вошёл внутрь.

Монастырскую аудиенц-залу он осмотрел ещё в первую ночь после освобождения из Багерлее, когда одолжил у Ричарда его литтэна. Тогда это помещение показалось ему на редкость мрачным. Все четыре стены здесь украшали горельефы – такие, какие высекают разве что в камерах усыпальниц. Из-за этого аудиенц-зала сильно смахивала на склеп. Отовсюду на Рокэ таращились каменные фигуры магнусов Ордена Истины, словно выходящие из стен. То на свет выступала рука, поднятая в благословляющем жесте, то нога в древнегальтарском штиблете, занесённая над ставленником Чужого; тут виднелась эспера, перед которой молился монах, там – пюпитр с фолиантом, над которым склонился учёный. В иное время Рокэ высмеял бы эти аллегории, но сейчас ему было не до того. Рисованное лицо его прабабки смотрело на него прямо с противоположной стены аудиенц-залы.

Прежде здесь не было фресок.

Рокэ подошёл. Вытянутая рука женщины указывала на скульптуру, занимающую нишу в углу напротив.

«Святой Тарквиний» – вились над нишей древнегальтарские буквы. С некоторым усилием Рокэ припомнил, что так звался основатель Ордена Истины.

Святой оказался благообразным старцем с несколько лукавым выражением лица. Левая рука его была приложена к губам то ли в молитвенном жесте, то ли в призыве к молчанию. На его правом плече сидела каменная мышь, ставшая эмблемой Ордена.

Рокэ протянул к ней руку. Теперь ему ясно вспомнился план Ричарда, где за аудиенц-залой была обозначена ещё одна комната: потайной кабинет-молельня. На чертеже даже имелось забавное указание, сделанное мелким почерком его оруженосца: «Следует тянуть мышь на себя». Усмехнувшись, Рокэ крепко ухватился за каменное тельце и со всей силы дёрнул его. В стене что-то щёлкнуло, и в то же мгновение мышь словно выпрыгнула вперёд прямо под нос ошеломлённому Рокэ. Сразу же вслед за этим скульптура святого Тарквиния со скрипом вышла из поддельного горельефа и медленно отъехала вправо.

Проход в потайной кабинет был открыт.

Рокэ оглянулся на изображение святой Октавии. Но фрески на прежнем месте уже не было: белый камень вновь стал девственно чист.

Всё это до того походило на сон, что Рокэ невольно ущипнул себя за руку. Но и тело и мозг сказали ему с полной уверенностью: несмотря на чудовищную усталость последних дней он бодрствует, и всё происходящее совершается наяву.

Пригнувшись, Рокэ сунул голову в открывшийся проём, на редкость узкий и низкий.

— Кошки закатные, — процедил он сквозь зубы. — Похоже, эти треклятые магнусы действительно постились денно и нощно. Сюда пролезет только мышь.

В потайном кабинете было темно как в погребе.

Не раздумывая, Рокэ вернулся в Капитулярный зал, нашёл на каминной полке огниво, зажёг свечи, загодя вставленные Хуаном в канделябры, и вернулся в аудиенц-залу. С тихой руганью протиснувшись в потайной кабинет, он огляделся, подняв канделябр повыше.

Всё здесь выглядело так, как он и ожидал. В центре комнаты стоял дубовый стол – массивный и тяжёлый, как и мебель в Капитулярном зале; у противоположной стены виднелось нечто вроде небольшого алтаря и аналоя для приватной молитвы и богослужения. Сзади, по обеим сторонам от входа, высилось два книжных шкапа: когда-то они, видимо, были битком забиты фолиантами, но бо́льшую их часть истинники унесли с собой, когда убегали от Франциска. Стены по левую и правую руку от Рокэ испещряли какие-то странные символы и обозначения, которые он первоначально принял за магические круги и формулы.

Однако вглядевшись, он понял, что ошибся. Круги и таблицы справа больше походили на календари того типа, по которым можно вычислить, на какой день недели приходится какая-нибудь произвольно выбранная дата. Слева, вероятно, тоже находился календарь, но не лунный и не солнечный. Алва подошёл ближе, чтобы лучше его рассмотреть.

Рисунок представлял собою четыре эсперы, поставленные в один ряд. Первая эспера была золотого цвета, но три правых её луча почему-то наливались густой чернотой. Вторая и третья были уже полностью чёрными. Четвёртая, как и первая, чёрной являлась лишь частично: дальние её лучи вновь обретали первоначальное золотое сияние.

Над первой эсперой не было никаких надписей, но над второй красовалась цифра «три», над третьей – «ноль» и над четвёртой – семёрка.

— Отсчёт по семилетиям, сначала в обратном порядке, а затем в прямом, — сказал самому себе Алва, всматриваясь в рисунок. Ноль, нарисованный крупнее, чем остальные цифры, привлёк его особое внимание. — Нулевой год?

— Верно, — ответил негромкий женский голос, и Алва резко обернулся.

«Октавия», до того двигавшаяся как фреска по стенам, теперь стояла прямо рядом с ним во плоти!

Алва был смелым человеком, но даже он невольно отшатнулся.

«Неужели это настоящая женщина?» — спросил он про себя.

Во всяком случае, она казалась таковой: тонкая, почти бесплотная, теперь она, однако, была вполне осязаемой. Рокэ ощутил её дыхание на своей шее, а её босые ноги оставляли следы на грязном и пыльном полу.

— Это календарь Изломов, — сказала женщина, не обращая внимание на его потрясение. — Истинники составили его благодаря сотням лет наблюдений. Они были воистину учёными мужами, Рокэ.

— Кто вы? — резко спросил Алва.