Андрей Щупов - Тост за Палача
Так или иначе, но это не было иллюзией, — Иван Трофимович действительно ощущал себя богом, способным распоряжаться чужими судьбами и чужими жизнями. Он и распоряжался — как хотел и как умел. Перестроечный российский хмель оказался опасным зельем, вскружившим головы очень и очень многим. Тем не менее, до поры до времени у него все получалось. Капиталы множились, число улыбчивых помощников месяц от месяца увеличивалось, росли и собственные аппетиты. Банк на то и банк, чтобы пускать средства в оборот, — вот они и пускали, успев хорошенько погреть руки на акциях Газпрома и Лукойла, по дешевке отхватив немало приватизированных предприятий, запродав иностранцам не один эшелон с медью, чугуном и аллюминием. В это тогда не играл только ленивый. По слухам, европейские склады ломились уже от российских металлов, а к ним продолжали везти и везти.
Словом, жил в те годы Иван Трофимович сытно и сладко, обрастая жирком, как панцирем, не вспоминая о прошлом, не думая о будущем. И даже когда на горизонте замаячил первый экономический кирдык, он не спешил нервничать, продолжая оставаться в своем директорском кресле, безбоязненно разъезжая по городу на полюбившемся «Лексусе». Разумеется, гладко получалось далеко не всегда, но конфликты с общественностью только впрыскивали в кровь адреналиновые дозы. Беспокоиться в самом деле не было причин, поскольку дырявый закон защищал именно таких, как он, и та же милиция вынуждена была охранять все подходы к банку «Возвышение», пресекая любые попытки пикетчиков разбить стекла или написать на стене что-нибудь непотребное. Однажды из толпы в автомобиль банкира швырнули чернильницей, но и это Ивана Трофимовича не слишком расстроило. Пуленепробиваемое стекло стойко приняло удар, чернила скоренько отмыли, а хулигана без проблем разыскали, осудив на пару лет общего режима. Жизнь Ивана Трофимовича все более уподоблялась теннисному турниру, где ему приходилось играть не с равноценным партнером, а с большой безмолвной стеной. Все удары легко просчитывались, а силу и угол очередной атаки он волен был менять, согласуясь с собственным настроением.
Конечно, когда по стране прокатилась волна судебных разбирательств и даже самые наивные старушонки наконец сообразили, что вложенных рублишек им больше никогда не видать, залихорадило и его банк. Одна за другой хлынули проверяющие комиссии, осмелевшая пресса в голос стала требовать общенародного суда. Но было уже поздно. Большая часть активов «Возвышения» благополучно переправилась за рубеж, а того, что осталось, с лихвой хватило на отмазку и цивилизованное отступление. Куда? Да все туда же — на теплые зарубежные взморья, где в те далекие годы от новоиспеченных российских купцов и татуированной братии было не протолкнуться. Три года жизни в Италии, на Кипре и Канарах пролетели, как один день, а далее нужным людям были сделаны красивые подарки, после чего последовало спокойное возвращение на родину. И снова все было просчитано верно. Родина приняла его без объятий, но вполне радушно. Прошлое оказалось безвозвратно забыто. То есть так ему чудилось еще совсем недавно. А потом…
Потом его навестили первые призраки. Призраки его врагов и всех тех, кого по его приказу калечили и убирали. Увы, таких оказалось немало. Обиженные вкладчики и бомжеватые хозяева приглянувшихся квартир, строители и фермеры, наказанные за долги, кокуренты, в разное время пытавшиеся переманить клиентуру и опрометчиво насылавшие на «Возвышение» столичных аудиторов — все эти люди, давно уже почившие в бозе, лишенные физических тел, неожиданно вспомнили об Иване Трофимовиче, явившись из загробного мира в виде теней и жутковатых масок…
— Я ведь говорил тебе, что прятаться от меня бессмысленно.
Голос прозвучал откуда-то из-за спины, чужое дыхание чуть шевельнуло волосы на затылке. Дернувшись всем телом, Иван Трофимович выскочил из угла, испуганно обернулся. Там, где он только что находился, теперь стоял ОН. Тот самый человек, что в первый же визит назвал себя Палачом. Не подлежало сомнению, что всех этих призраков приводил к банкиру именно он, и именно этого человека Иван Трофимович боялся по-настоящему. Призраки были бесплотны и беззвучны. Они могли пугать и лишать сна, но ничем серьезным Ивану Трофимовичу они не угрожали. Другое дело — этот человек, хотя… Человеком его можно было именовать с большой натяжкой. Ни глаз, ни даже лица его банкир никогда не видел. Некая расплывчатая пустота под широкополой шляпой и пакостное ощущение собственной незащищенности. Даже не имея глаз, Палач видел его насквозь, но самое страшное таилось в той обморочной жути, что пульсирующими волнами исходила от этого человека. Вот и сейчас банкир ощутил спазм пищевода, а подломившиеся ноги сами собой опустили его на пол.
— Надеюсь, ты вспомнил о деньгах?
— Каких деньгах? — голос едва слушался Ивана Трофимовича.
— Тех, которые ты присвоил, сбежав из страны.
— Но я их заработал! Честно заработал!
— Не лукавь, ты их украл. Самым подлым образом.
— Но я… Я ничего тебе не сделал!
— Ты и не можешь мне ничего сделать. Я — Палач и всего лишь выполняю чужую волю. На этот раз — волю обманутых людей. — Серая фигура чуть пошевелилась. — Еще раз подумай о деньгах. Крепко подумай. И не строй иллюзий. Больше тратить на тебя время я не намерен.
— Я могу поделиться! — взвизгнул банкир. — Сколько ты хочешь?
— Все. Все, что ты украл.
— Но это невозможно! Я просто не могу…
И тотчас его ударило. Безжалостно и точно. Словно две молнии вылетели из пустоты, скрывающейся под широкополой шляпой. Банкиру опалило веки и брови, а видимый мир раскрасился в болезненно розовые тона. На секунду Иван Трофимович позабыл обо всем — о Палаче, об уснувшем попугае, о проявившемся из небытия абрисе убитого вкладчика.
Его крутило и вертело, засасывая в чудовищную океаническую воронку. Руки вслепую шарили, пытаясь отыскать несуществующую опору и, разумеется, ничего не находили. Глубина затянула его, из одной стихии переправив в другую — более страшную и безжизненную. Теперь Ивана Трофимовича окружала уже не вода, а языки пламени. Тело шло пузырями, от немыслимого жара на голове скручивались и вспыхивали волосы, было совершенно нечем дышать. Тем не менее, даже эта внешняя боль не шла ни в какое сравнение с тем ужасом, которое испытывало сознание бывшего финансиста.
Что может быть страшнее страшного? Кто и когда считал разновидности шоковых состояний? Хорошо, если можно попросту отключиться — точь-в-точь как роботу. Повернул рубильник, щелкнул тумблером — и нырнул в спасительную тьму. А если нет ни тумблеров, ни темноты?…
По то сторону бушующего огня вновь выросли стены комнаты, и плотными рядами сквозь крапчатые обои проступили маски людей — молодых и пожилых, убитых и запуганных, изувеченных и выпотрошенных до нитки. Все они глядели сейчас на его нелепые трепыхания, безучастно вслушивались в крики банкира.
Он пребывал в самом настоящем Аду, а они заглядывали в гигантскую топку извне, то ли наслаждаясь его муками, то ли лишний раз напоминая о себе и о том, что случилось с ними в недавнем прошлом…
Внезапный грохот вырвал его из кипящего кошмара. Он даже не понял, что стреляет из «Ерихона». Девятимиллиметровые пули вгрызались в стены, плющили зыбкие лица призраков.
— Я отдам! Все отдам! — кричал Иван Трофимович. — Только убирайтесь! Оставьте меня в покое!..
Словно по мановению волшебной палочки пламя исчезло. Банкир рухнул на пол, продолжая сжимать дымящийся пистолет. Он уже не смотрел вокруг, но удаляющийся голос все же расслышал совершенно отчетливо.
— Ты сказал, я запомнил. Следующая наша встреча будет последней…
И снова что-то загрохотало. На этот раз кто-то ломился в дверь с той стороны. Живые, понятные звуки… Иван Трофимович поднял голову и увидел врывающихся в квартиру омоновцев. Двое крепышей в черных масках подняли его с пола, отобрав оружие, заломили за спину руки.
— Я сам… — лепетал Иван Трофимович. — Отдам все сам.
— А то как же! — один из омоновцев с усмешкой подтолкнул его в спину. — На выход, родной!
— Сначала заберите деньги. Там под столешницей резерв.
— Большой резерв?
— Тут немного. Около ста тысяч. Зато на зарубежных счетах более семидесяти миллионов.
— Еще скажи — не рублей!
— Да, да, конечно, долларов.
— Ого!..
— Я все расскажу. — Продолжал лепетать Иван Трофимович. — И все деньги вам… Добровольно…
* * *Звонок мобильника застал Аксана в домашней сауне. Лежа на деревянной полочке, он кряхтел и ежился от ласковых прикосновений пальчиков массажистки. Время от времени пальчики сменял пихтовый веничек, а температуру волнообразно поднимали и опускали, подбирая условия, при которых можно было безболезненно вкушать все банные радости.
