КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ) - Войлошникова Ольга

— А вы в храм отправьте, пусть там украсят, — подала голос матушка. — Цветы хорошие, вижу, правильными эликсирами обработаны, недели три, а то четыре простоят. Людей порадуют.

— И то верно! — обрадовался Шальнов. — Глаша, соберите-ка их в вёдра да снесите в Успенский храм, им белое весьма пристало. Да отправляйтесь уж домой, и так задержались сегодня.

— Помочь, мож, с гостями-то? — громким шёпотом спросила Глаша.

— Ничего, мы управимся. Ступайте, покуда храм на ночь не закрылся.

— Ага! — заторопилась кухарка, споро составила букеты в два здоровенных ведра и погремела с ними по лестнице.

— Ну вот, — Александр Иванович деловито потёр руки, — теперь можно и Серафиму пригласить. Одну минуту, господа.

Сердце у меня снова задолбило, прям под горлом. Я потянул воротничок, и тут вошла она. В очень милом домашнем платье и с простой косой вместо причёски. Поздоровалась со всеми тихонечко:

— Добрый вечер! — увидела мою корзину и слегка прикусила губу.

— Это вам, Серафима Александровна, — обратился я подобающим в обществе манером и поставил корзину на стол, чтоб уж руки освободить и не чувствовать себя столь по-дурацки.

Шальнов смотрел на дочку с хитрым прищуром:

— Ну что, эти цветы возьмёшь — или тоже в храм отослать?

Сима стрельнула по сторонам глазками. Ответила совсем уж еле слышно:

— Возьму, — и слегка порозовела.

— Ну, так бери! — отец повёл подбородком, и Сима взяла со стола корзину, обняв её двумя руками. Спряталась за неё, можно сказать.

14. ОТВЕТСТВЕННЫЕ МОМЕНТЫ

ДОЗВОЛЕНИЕ

— Ну что, дети, — Александр Иванович сделался до некоторой степени торжественен, — мы тут узким родительским кругом посидели, побеседовали… — он мастерски выдержал паузу. — Во времена нашей с Алексеем Аркадьевичем и Евдокией Максимовной юности подобной беседы хватило бы, чтобы публично объявить о помолвке, не интересуясь вовсе вашим согласием, — Серафима зарумянилась сильнее. — Но нравы меняются, и молодёжи теперь предоставляются куда более широкие права. Однако не будем забывать и о приличиях. Мы, — он повёл рукой и мои родители согласно закивали, — одобряем ваши встречи. Илья Алексеевич — желанный гость в нашем доме, разумеется, в присутствии меня или моей сестры…

— Это само собой, — проворчал батя, — иначе щас же сплетни поползут!

— Так же мы не будем ограничивать вас в возможности прогулок, в приличных местах и в приличное время. Касательно прочих увеселительных заведений вроде театров, тут, мы думаем, также нужна компания старших родственников. Во всяком случае, пока не решён вопрос с помолвкой, — тут Серафима совсем порозовела, даже шейка… — А сейчас предлагаю угоститься чаем с малиновым пирогом. Я самовар доставлю, а ты, доченька, отнеси цветы и подавай на стол: пирог, приборы…

Дальше мы сидели за столом и очень чинно пили чай, ведя светскую беседу. Понятное дело, что Александр Иванович с моими родителями не даром приватно беседовали битый час. Стороны по шпионской части вполне стоили друг друга. И если для Евдокии Максимовны достаточно было уже того, что девушка недурна лицом, из приличной семьи и готова стать потенциальной матерью, то стряпчего Шальнова, полагаю, интересовало многое.

Об окончании гимназии, предположу, он и сам вызнал, а также о характеристике моей и о том, что сейчас я заканчиваю Харитоновские курсы (тоже плюс в мою пользу в плане служебных перспектив). Шагоходом батя не преминет похвастаться. Да и дирижабль в качестве источника постоянного дохода — тяжёленькая гирька на мою чашку весов.

То что усадьбы у меня личной нет — это, конечно, минус. Но будет же! А покуда мы и с родителями уживёмся — сёстры все разъехались, дом большой, на две трети пустой стоит. Матушка вон как печенюшки барышней Шальновой напечённые нахваливает.

Да, мысли мои уже вовсю неслись в ту сторону, где мы с Серафимой обустраиваем собственное гнёздышко и живём долго и счастливо, как в сестриных женских романах. Главное, чтоб не получилось, как батя иногда иронически добавляет: «И померли в один день, потравившись грибами…»

Воспользовавшись подходящей паузой, я спросил:

— Так я завтра после экзамена зайду тогда? — а чего, коли сами говорят, что в гостях видеть рады? Поди, после приглашений от ворот поворот не пропишут?

Серафима круглыми глазами посмотрела на отца.

— Это же ближе часам к пяти будет? — деликатно уточнил Александр Иванович.

— Примерно так.

— В таком случае с удовольствием ожидаем вас на чай.

— Всенепременно буду.

Посидели мы ещё и откланялись. Я немного прошёлся с родителями, через две улицы до дома Витали с Лизаветой их проводил. У ворот я притормозил:

— Уж заходить не буду. Застряну опять на два часа, а завтра с утра экзамен, в себя ещё прийти надо бы.

— М-гм, — согласилась матушка и тут же уточнила: — У тебя эликсиры-то мои ещё остались?

Прозвучало странно. Раньше она иначе как снадобьями свои порошки и настойки не называла.

— Куда там! Усиленные в Польше все изъяли, а простых давно и следа нет.

— Ой, Ильюшка, что б ты без матери делал? Подержи-ка, Алёш, — маман водрузила саквояжик бате на руки и начала в нём что-то перебирать, стеклянно побрякивая. — Вот!

Склянок было две, разного цвета: зеленоватая и чайная.

— Смотри. Зелёную сегодня на ночь выпей, даст хороший сон, организм весь успокоится, восстановится. И не гляди на меня бешено! После беготни туда-сюда да разговоров этих на тебе лица нет! А коричневую — завтра, перед завтраком, для бодрости и ясности разумения, — я молча кивал, и матушка, видать, решила, что слишком я витаю в облаках, переспросила строго: — Запомнил ли? Повтори!

— Да запомнил, мамань! — не будешь же спорить с ней? — Зелёную на ночь, коричневую с утра. Чё тут запоминать?

— Ну, ладно, иди с Богом!

Мы с батей пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Маман уже чуть не вприпрыжку взбегала по Лизаветиному крыльцу — сто пудов сейчас хвастаться начнёт, как она здорово всё устроила!

Да и ладно, я не гордый. Лишь бы срослось, как я хочу.

Дотопал до дома, счастливо представляя, как завтра в гости на чай пойду. Может, Серафимушка для приятного времяпрепровождения какую-нито песенку споёт? Что-то не припомню я — кажись, не видал в гостиной-то фортепьяны? Да и Бог с ними, с песнями. Можно о чём другом поговорить.

Честно говоря, думал, пришагаю домой, да сразу спать завалюсь. В калитку вошёл — Марфушка двери избы отворяет: караулила меня в окно! И тут вдруг напал на меня такой страшный жор…

— Ужинать? — спрашивает Марта.

— Срочно! — говорю. — Всё, что есть в печи, на стол мечи!

— Жареный картошка и жареный маленький колбас, — по-военному отрапортовала Марта и брякнула на стол горячую сковороду. — Приятный аппетит!

— Сама-то садись.

— Нет, я уже успевайт поест.

Так, чую, с глаголами нам ещё работать и работать…

Посмотрел я на сковороду, вздохнул самобичевательно и половину сразу ложкой отодвинул. Обожраться перед экзаменом — дело дурацкое. Уж лучше я после. А к завтрему мне надо лёгким и подвижным быть. Так что поужинал умеренно, жор двумя большими кружками чая залил, сверху опрокинул зелёный бутылёк — успокоиться, и впрямь, надо было, а то так и тянуло по двору ровно заводной паровозик кругами бегать — да и спать завалился, организьму восстанавливать.

ТОРЖЕСТВЕННОЕ УТРО

Утром проснулся — голова ясная, отдохнувший и уже спокойный, а не как дергунчик на ниточках. Опять же, излишне едой перегружаться не стал, пару жареных колбасок с куском хлеба, чаем запил — готов, боец! На коричневый бутылёк посмотрел да в шкафчик его спрятал. Не буду пить. Иначе что выйдет? Не по-честному. Все, значит, просто так, а я на экзамен на усилителях приду? Нахрен! Всю жизнь потом думать, что обманом вперёд пролез. Зря ли полгода на тренировках на андреевский флаг рвались? Сколько наработал — столько пусть и будет.