Земля заката (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Тем временем Данилов решил пока остаться. Самому себе он объяснил так: нужно заработать на новое снаряжение. На самом же деле его просто уболтали, а он, не умея отказать, поддался. А еще хотелось посмотреть мир, то есть моря, куда они в новых рейсах должны были пойти. И посчитал, что Академия – или как там её, все эти таинственные технограды – могут подождать, если уж десятки лет ждали. Водные пространства и их берега тоже хранят много тайн, и он надеялся, что выпадет возможности везде побывать.

И если до этого они ловили рыбу, курсируя вдоль берегов Шведостана и Финки (как называли эти места матросы русской диаспоры), то скоро должны были забраться дальше на север, до Норвегии.

Саша надеялся, что поплывут и еще дальше. Ведь изредка бывало, что, следуя за миграциями рыбных стад, узнавая слухи от других рыболовов, первоначальные планы меняли, и суда забирались очень далеко. Да, это был риск. И дело было не только и даже не столько в разбойниках. На чужих берегах могло не найтись топлива, нужных запчастей или сухого дока. А еще… там могло быть такое, чего здесь они вообще не видели. Младший понял, что в головах у людей живут средневековые страхи перед «аномалиями».

И он во все уши слушал рассказы товарищей о дальних берегах.

В один из дней они работали на палубе и, пользуясь отсутствием начальства, попутно болтали. Скаро заговорил про север Норвегии. Он уверен был, что похолодание ненадолго и скоро всё вернется, как было.

И тогда Младший заговорил о своей идее-фикс. О том, что наступает глобальное оледенение.

Неожиданно товарищи посмотрели на него удивлённо.

– Ого, ты как эта, Грета Трауберг? Знаешь будущее? Я вот не знаю, что будет со мной завтра, – усмехнулся Васян. – А вообще… норги брешут, что быть провидцем – эрги. По-нашему – «западло».

– Почему?

– Потому что это женская магия, – ответил Скаро. – Все бабы так умеют, поэтому их надо опасаться. А правильный мужик, воин – не должен. Так норги считают. И только те кто в море ходит.

Младший вспомнил, что бабушка интересовалась мистикой. Да, он слабо представлял мужчину, который стал бы поклоняться таким силам. Как мог, он попытался объяснить, что его прогноз – научный. Что это – гипотеза, а не шаманство.

– Я ворожбой не занимаюсь. Знание будущего достигается путем анализа и прогнозирования.

– Ну, тады другое дело, – кивнул Борис Николаевич, подловив их за работой спустя рукава. – Давайте ноги в руки, а то без обеда останетесь!

– Это кто здесь пророк? – усмехнулся штурман Свенсон, выходя из рубки. – Ты, что ли? А можешь ты предсказать бурю, мальчик?

– Нет, конечно. Я же не синоптик.

– А вот я сегодня разложил руны. И они говорят, что будет буря.

Откуда-то выглянул Шаман и кивнул:

– Фашист прав. Будет буря. Сильная, – и ушел заниматься сетью. Свенсон только хмыкнул, но не обиделся. Возможно, для него это не звучало обидно.

Младший криво усмехнулся и тоже вернулся к работе.

И забыл бы про это предсказание, если бы к вечеру ветер не начал крепчать, а к ночи не превратился в настоящий шторм, который бушевал трое суток. Они бросили якорь в бухте, которая, похоже, капитану была отлично известна, и ветер кораблю не повредил.

«Шах и мат, материалисты».

*****

Следующие недели они курсировали не очень далеко от шведского и финского побережья. За это время с пароходом пару раз случались мелкие неполадки. Но ничего такого, что заставило бы задержаться, а тем более поспешить к берегу. Весь ремонт проводился своими силами. Рыба ловилась, но не то чтобы очень много.

Несколько раз Саша присутствовал при извлечении трала – огромного мешка из сетей, со специальными распорками, который корабль волочил за собой на приличной глубине.

Сторона эта была самая населенная из северных, но даже здесь чаще всего рядом были только «дикие берега». Туда можно было сплавать на лодке, чтобы набрать пресной воды, подстрелить пару волкособов или – если сильно повезет – дикого кабана. Норвежских лесных котов, которые тут тоже встречались, на воротник не стреляли – тотем!

Оказывается, Рыжик-Локи был как раз из таких. Понятно теперь, почему огромный, не только от ворованной рыбы. Его вырастили с котенка, и людей он терпел... с трудом. А если погладишь взрослого «дикаря» – останешься без рук. Они по характеру как пушистые шары ярости – манулы, Саша читал о них в книжках про природу, которых у него в детстве был целый шкаф.

Как-то раз Младшему показалось, что Локи ведет себя странно. Забрался на самую верхнюю площадку, ходит по рейлингу туда-сюда. И хвост трубой.

Тут матрос на наблюдательном пункте в бинокль увидел прытких существ в руинах. Сородичи. Неужели ветер принес запах, для людей неразличимый? Или какие-то биотоки. Жизнь полна непонятного.

– Skogkatt, – равнодушно произнес дозорный норг.

Лесные норвежские коты. До Норвегии тут далековато, но они, видимо, решили эмигрировать.

– Как они выжили? Они изначально были дикие или одичали после Войны?

– Пес их знает. Может, всегда рыбов ловили во фьордах. А может, своих хозяев скушали. Смотри, мех какой! Львы! У меня шапка была из такого, серая, говорил всем, что волк. Не, я её в карты выиграл у чухонца. Сам их не стрелял и не буду, – усмехнулся Скаро. – Плохая примета. А ведь ещё в прошлом году их тут не видно было. Значит, всё у них хорошо. Плодятся.

Младший продолжал практиковаться в норвежском языке, Оказалось, он бывает двух видов – букмол и нюношк. Но говорили только на втором. В общем-то, язык не самый сложный, но Младший находился не в том состоянии, чтобы «садиться за парту». Его голова и так забита информацией, а тело слишком измождено тяжёлой работой. К тому же он видел, что чем старше человек становится, тем хуже даются языки.

Но какой-то минимум слов выучил.

Хотя, когда говорили быстро, понятен во фразах был только суффикс «-sk», который почему-то был одинаковым с русским. Norsk, dansk, russisk. Кто у кого его украл? Борис Николаич с Васяном говорили, что норги у славян. А все остальные слова… – черт ногу сломит, хоть и похоже чем-то на немецкий... но только если его не знаешь.

Хорошо, что на борту почти все знали английский и технические команды часто звучали на нем. Ведь команда интернациональная.

Как и всё побережье. На берегах Балтики уйма поселений разного размера. В основном – небольшие посёлки, которые часто располагались рядом с довоенными городами. Но было и несколько десятков городов размером с Заринск, и пара размером не меньше Питера.

Тут говорили на финском, эстонском, норвежском, немецком, польском. Последние лет десять крупных войн не было, но конфликты на национальной почве вспыхивали часто. Например, поляки и прибалты (русские последних звали чухонцами, те почему-то злились на это) не очень любили немцев. Хотя русских – еще меньше. При этом и друг друга не всегда переваривали. И даже между народами, которых русские вообще не различали и путали (как в одном кино: «да какая разница?»), типа шведов, норгов и данов, или латышей и литовцев, было множество мелких свар.

Но в целом на этих побережьях соблюдались какие-то правила и неписаные законы. Бессмысленной резни и геноцида давно не было. Даже налёты и грабежи были по-соседски корректными, а заложника или раба (траллса) на следующий день могли выкупить за телегу селедки.

В один из дней недалеко от устья реки Калайоки и заброшенного одноименного города впередсмотрящий увидел, как на берегу что-то горит.

– Что там пылает?

– Это? – Скаро и Юхо переглянулись, как почудилось Саше, с хищными усмешками. На тревогу, во всяком случае, это не было похоже. – Там новая деревня. На карте ее нет. Похоже, целая улица горит. Да это точно оно…

– Что?

– Скандинавская ходьба. Спорт такой древний.

– Спорим, это люди Черного Эриксона, – пробормотал Юхо.