Алексей Калугин - Кластер Джерба: Второе правило крови
– Говори, – ободряюще улыбнулся Грир. – Я тебя слушаю.
– Вас спас только счастливый случай, – шипя, как змея, выдавил сквозь зубы Турсун.
– Ошибаешься, – качнул головой Грир. – Наш кластер спасли Валтор и Иона. Потому что, в отличие от тебя, они – люди. Если бы они были такими же андроидами, как и ты, то, не задумываясь ни о чем, просто выполнили бы то, что им велел Дунгаев, и передали бы тебе капсулу с вирусом, а не пустышку.
– Они, видно, сами не ведали, что творили. – Губы Турсуна будто сломались посередине, превратившись в нелепую, перевернутую галку. – Когда господин Дунгаев что-то говорит, нужно слушать, очень внимательно слушать, а затем точно и беспрекословно выполнять то, что он сказал.
– Ты хорошо знаешь Дунгаева?
– Да, неплохо.
– Видимо, давно с ним работаешь?
– Время от времени я выполняю некоторые его задания весьма деликатного свойства.
– То есть он тебе доверяет. – Это был уже не вопрос.
Элиш Турсун понял, что сказал лишнее, и моментально захлопнул приоткрывшуюся было раковину.
– Мне ничего не известно о делах господина Дунгаева. Я делаю только то, что мне велят.
– Ну, разумеется, андроидный ты наш, – в язвительной усмешке растянул губы Грир. – Только, имей в виду, нам до Верда ехать неделю.
– И что? – не понял Турсун.
– Да мало ли что, – многозначительно двинул бровями Грир. – В дороге, уно, всякое может случиться. Так что, может, лучше бы тебе не портить со мной отношения? – рамон насмешливо ткнул пленника пальцем в плечо. – Подумай об этом!
Делая вид, что спит, Валтор внимательно прислушивался к разговору на заднем сиденье. Он даже и не сомневался в том, что за семь дней, что им предстояло глотать дорожную пыль, Александр Грир сумеет раскрутить Турсуна. Не уговорами, так с помощью монтировки, ножа или целлофанового пакета. Если уж старик взялся за пленника, вряд ли кому удастся его остановить. Лучше и не пытаться. У Грира сложилось окончательное мнение о Турсуне как о законченном подонке и негодяе, недостойном даже называться человеком. С таким он не станет церемониться.
Рамоны отлично умели налаживать отношения с людьми. А если приходилось, так же умело их портили.
Подчистую.
Глава 20
Группа рамонов во главе с Вииром Хамерхаузеном, отправившаяся по восточному пути, к полудню второго дня достигла первого на их пути Кластера Войвод. Точно в срок и без проблем.
В кластере рамоны остановились ровно на три часа. Только чтобы принять душ, закупить провиант и залить горючее в пустые канистры.
Настроение в группе было не просто приподнятым и бодрым, а восторженно-радостным. Как будто в предвкушении встречи с чем-то давно желанным.
Так чувствует себя ребенок, день за днем проходящий мимо сказочной витрины, за стеклами которой выставлены удивительные игрушки, будто возникшие из сна. Он останавливается, прижимается носом к холодному стеклу и с восторгом рассматривает вещи, которые даже не мечтает хотя бы просто подержать в руках. И вдруг в один из дней, вроде бы ничем не примечательный и не отличающийся от длинной череды предшествующих ему, дверь магазина распахивается и сам хозяин, одетый в дорогой светло-серый костюм-тройку с аккуратно сложенным розовым платком, заправленным в нагрудный кармашек, делает ему приглашающий жест, вызывающий одновременно восторг и непонимание – что бы это могло означать? Почему, с чего вдруг этот уважаемый всеми человек открывает перед ним, именно перед ним двери своего сказочного магазина?
Рамоны понимали, что им выпал уникальный шанс сделать что-то по-настоящему нужное и важное. Значимое не только для них. Что-то, что, быть может, изменит весь мир вокруг. От таких мыслей сердце начинало биться чаще, а к горлу подкатывался восторженный крик, так и рвущийся наружу. Но одновременно это не то чтобы пугало – рамона поди попробуй напугай чем-нибудь! – а, скорее, вселяло некое беспокойство. Опять же, не о том, что, может, вдруг ничего не получится. Получится не получится – какая разница! Главное – ввязаться, а там уж видно будет, что и как покатит! Таков основной жизненный принцип рамона. Беспокойство внушала совсем другая мысль: а что потом?
В смысле, ну вот, сделаем мы то, что задумали, и что дальше?
Мир станет другим?
Каким?
Тот, что есть сейчас, быть может, и не лучший образец, но другого ведь никто и вовсе не видел. Это все равно что смотреть на то, как бульдозер ломает дом, в котором ты прожил всю жизнь. Вот, уперся совком в угол, рычит, отплевывается вонючими выхлопами. Из-под гусениц летит трава, сорванная с газона. Кажется, что у него ничего не получится, не хватит сил… Но стены дома начинают понемногу крениться. Крыша медленно ползет в сторону… И ведь самое главное, из него даже вещи вынести не успели! Ну да, обещали, что новый дом будет лучше прежнего. Ну так это ведь только на словах. А что будет на деле, то пока что никому неведомо.
Прежде настоящее спокойно катило себе вперед. Расстилаясь само собой, точно скатанная в рулон ковровая дорожка. Плавно переплавляя прошлое в будущее. И, что интересно, посмотри назад, потом глянь вперед – никакой разницы! И это большой плюс. Тяжелый, как крест, который раньше, когда еще покойников в земле хоронили, ставили на могиле. Чтобы мертвец из нее выбраться не сумел. И это называется стабильность. Реализуемая только в условиях полного и неукоснительного соответствия основополагающим принципам сепаратизма.
А сейчас настоящее стягивалось, собиралось в складки, наползало на будущее, подминало его под себя. Делая его совсем непохожим на то, что осталось позади. Будущее становилось новым. Неведомым, а потому кажущимся немного опасным. И от этого, естественно, становилось несколько не по себе. Жутковато даже. Но в этом тоже присутствовал свой особый кайф.
В Кластере Войвод, разумеется, были немало удивлены явлением отряда рамонов из Джербы. Когда, скажите, прежде такое случалось, чтобы рамоны раскатывали по пампе большими компаниями, сразу на нескольких машинах? Будто на праздник какой собрались. Да уж, мир определенно становился другим. И не заметить это было возможно, только если приложить максимум усилий. То есть стать похожим на трех обезьян разом – закрыть глаза, уши, а на всякий случай еще и рот заткнуть.
Но, как бы там ни было, а отказать рамону в приюте было нельзя. Таковы правила Треугольника. И то, что рамонов было две дюжины, ничего не меняло. Просто прежде такого не случалось.
Разумеется, местные скафлеры так и вились вокруг рамонов, подслушивая и подглядывая, в надежде понять, что же означает сие явление. Но на скафлеров грех было обижаться – такая уж у них работа. Им постоянно приходится делать вид, что им известно все, что происходит в кластере. И не сегодня, так завтра им придется докладывать представителям Гильдии Кластера, что означает прибытие рамонов из Джербы? Какова его причина? И что за этим может последовать? Ну, а поскольку скафлеры понятия не имели, что сие означает, им придется проявить фантазию, чтобы, с одной стороны, не вызывать беспокойства у высокочтимых членов Гильдии, с другой же, тонехонько намекнуть, что за этим все-таки что-то кроется. Тревожиться, разумеется, не о чем. Но все же…
Все же должно быть понятно, что скафлеры не зазря едят свой хлеб с маслом и мармеладом. В общем, работка та еще! Не позавидуешь. Хотя, конечно, каждый сам выбирает то, что ему по душе. Человек ведь не рождается скафлером или рамоном. И не принуждает его никто к тому, кем становиться. Есть, видно, внутри каждого из нас что-то такое, что и определяет наш выбор. И никуда от этого не деться.
Рамоны Кластера Войвод, те, что были не в пампе, конечно, тоже проявили интерес к столь необычному событию. В отличие от скафлеров, им не нужно было таиться и скрывать свои намерения. Рамон Эдвард Хоэм, известный всем под прозвищем Доберман, неизвестно, как и когда к нему прилипшем, явился в ангар и отловил Хамерхаузена, когда тот голый выходил из душа.
– Здорово, Виир! – громыхнул на всю душевую Доберман. – Рад тебя видеть!
Был он высокий, худой и жилистый. И нос у него торчал вперед, как у самого настоящего добермана. Может, отсюда и пошла кликуха? Вот только, глядя на него, ни за что не подумаешь, что глотка у него трижды луженая. Хоэм не то что не умел, а просто физически не мог говорить тихо. Ну, или хотя бы вполголоса.
Хамерхаузен сдернул с крючка полотенце и обмотал его вокруг чресел.
– Ты чего? – Худое, вытянутое лицо Хоэма должно было расплыться в усмешке, но вместо этого щеки, и без того впалые, будто провалились, превратив физиономию Добермана в подобие обтянутого кожей черепа. – Это ж я! Доберман!
Хамерхаузен коснулся середины лба сложенными вместе двумя пальцами и вскинул руку в приветственном салюте.
