Дроздов Федорович - Самец причесанный
— Я потерплю! — пообещал я. Лучше уж больно, чем в могилке на берегу. У нас, кстати, и лопаты нет. Чем выкопать?
В подтверждение своих слов я вскрыл кончиком кинжала абсцесс с внутренней стороны бедра. Сделал это довольно быстро, при этом всего два раза выматерившись. Из раны хлынул перемешанный с кровью гной. Я лег на спину и согнул раненую ногу в колене — так легче контролировать процесс. Входное отверстие с наружной стороны бедра мне недоступно, а чистку раны лучше поручить постороннему. У самого духу не хватит.
Сани схватила кинжал и присела сбоку. У-у-у! Твою мать!
— Вам больно, господин!
— Да! — рявкнул я. — Мне больно! Дальше будет еще хуже. Но если ты станешь спрашивать, вместо того, чтобы чистить рану, я брошу тебя в реку и не стану вытаскивать. Давай!
Сани закусила губу и склонилась над ногой. У-у-у! Мать твою через колесо! Сверху и снизу! Вдоль и поперек! По диагонали и вприсядку! Да что же это такое?!
С внутренней стороны бедра из раны выскочил кончик зонда с салфеткой, перепачканной кровью и гноем. Гноя было больше. Я уцепил салфетку ногтями, сорвал и отбросил в сторону.
— Еще раз!.. Твою мать!..
Ругаться, конечно, нехорошо. Но вам когда-нибудь мазали ранку йодом? Помните ощущения? А теперь представьте, что у вас не мелкая ссадина, а огромная раневая поверхность. И вот на это на живое мясо с оголенными нервами льют йод, в нашем случае — уксус. Да еще с нажимом, а рана к тому же воспалена… Представили? Так что не упрекайте меня. Без мата в клиниках и сейчас не обходится.
…Сани постаралась на славу. К концу операции я плавал в собственном поту, охрип от воплей и стер до корней зубы — так, по крайней мере, мне казалось. Одеяло, на котором я лежал, пропиталось кровью. Но главное было сделано: рана прочищена. Трясущимися руками я обмыл ногу кипяченой водой и забинтовал рану. Сани сунулась было с горным воском, но я рявкнул так, что кварту ветром сдуло. Она исчезла и где-то затаилась — надолго. Кашу пришлось варить жене. Естественно, та пригорела и вдобавок оказалась полусырой. Я заставил себя проглотить несколько ложек и повалился на одеяло. Боль в ноге пульсировала, меня бил озноб и одолевала слабость. Виталия присела рядом и положила мою голову себе на колени. От этой ласки мне полегчало.
Сани появилась, когда боль в ноге притихла. Я поманил ее рукой. Она настороженно приблизилась. Я указал место рядом. Она присела.
— Я кричал и ругался на тебя, Сани. Прости!
— Тебе не нужно просить прощения, господин! — поджала она губы. — Я всего лишь кварта.
По лицу Сани было видно, что думает она совсем иначе.
— Ты умница и очень хорошая девочка, Сани. Я кричал на тебя, потому что не мог терпеть боль. Пойми и не обижайся! А просить прощения, если не прав, нужно у всех: треспарт, димидий, кварт, нол, сарм и даже у лошадей.
— Лошади не поймут! — засмеялась Сани.
— Почувствуют и будут благодарны. Ты все сделала правильно, спасибо!
— Ты очень странный, господин! — сказала кварта. — Мы с тобой скоро месяц, а я никак не привыкну. То ты защищаешь диких сарм, которые никому не нужны, даже собственным сородичам. То спасаешь утонувшую Бимжи, а то и вовсе лечишь врагов, которые намеревались тебя убить. Почему?
Я заметил, как обратилась в слух Виталия — заинтересовалась.
— Ты считаешь, я поступил неправильно?
— Нет, господин! — ответила Сани, подумав. — Не защити ты Амагу, она не помогла бы нам в Балгасе. Дандаки, потеряв дочь, отдала бы тебя Маде, а с ее смертью ты попал бы в руки Саруки, как и госпожа Виталия. Не знаю, чем будут полезны сармы, которых ты лечил, но думаю, что пригодятся. Ты мудр и прозорлив, господин, и все предвидишь.
— Это тоже? — я ткнул пальцем в раненую ногу.
— Ты, господин, убил вождей и сумел спастись, — покачала головой Сани. — Этого никто не ожидал, даже Дандаки. Она считала твою затею безнадежной.
— Вот как? — заинтересовался я.
— Я подслушала ее разговор с Маисой. Дандаки велела после твоей гибели не выпускать госпожу Виталию.
— Почему?
— Собиралась забрать ее дочь. Она ведь чистой крови и могла стать Мадой, если Бимжи не сможет родить.
— Вонючая сарма! — выругалась Виталия. — Она ведь клялась!
— Игрру, госпожа! Но не тебе.
— Да я ее!..
— Успокойся, любимая! — поспешил я. — Тебе вредно волноваться. Дандаки ты позже зарежешь.
Вита выпустила сквозь зубы воздух и рассмеялась.
— Замечательный у меня муж, правда, Сани? — сказала, погладив меня по голове. — Веселый, умный и к тому же муштарим!
— Что это значит, кстати? — спросил я. — Сармы кричали.
— Муштарим — воин-мужчина. Давным-давно они были в Паксе. Отважно сражались, сея среди врагов страх. Их имена вошли в легенды. Немало нол и сарм ведут свои родословные от муштаримов.
— Почему их нет сейчас?
— Мужчин мало. Подвергать их опасности неразумно. Мужчин не учат сражаться, поэтому сармы не вдали подвоха.
— А он случился, — довольно заключил я.
— Ты удачливый, — согласилась Вита. — Тебя любит богиня. Поэтому нам нужно тебя беречь. Давай отведем нашего муштарима в постель, Сани! Укроем его и согреем!
С помощью спутниц я доковылял до палатки, где повалился на войлоки. Вита и Сани устроились по бокам, и, согретый их телами, я уснул.
Виталия, будущая мама. Расстроенная
Сармы ждали нас у второго порога. Первый мы миновали легко. В правой, самой спокойной протоке течение подхватило лодку и в одно мгновение вынесло на спокойную воду. Сани, орудуя веслом, отвела ее к левому берегу. Все дни мы держались возле него. Левый берег Арно пустынен: много камней и плохие выпасы. Сармы здесь не живут. Мы находили заводь с более или менее пологим спуском к воде, вытаскивали лодку на берег (унесет течением — потом пропадай!), ставили палатку и разводили костер. Кустов на берегу хватало, с дровами затруднений не было. Игрр, как некогда по прибытию в Пакс, кашеварил. Лечение помогло — нога заживала, но чувствовал он себя неважно. Ковылял, опираясь на палочку, а на стоянках большей частью лежал. Гайя в моем животе буйствовала, и я, опасаясь вызвать роды, составляла ему компанию. Из нас троих только Сани работала. Она успевала все, управлять лодкой, ловить неводом рыбу (и где только научилась?), ставить палатку, стелить постель и мыть посуду. Без нее нам пришлось бы совсем худо.
Игрр пек рыбу на углях и варил из нее странную похлебку под названием «uha». В первый раз я боялась ее пробовать. Игрр отобрал из улова мелкую рыбешку, которую кварта намеревалась выбросить, выпотрошил, отрезал головы («Жабры могут горчить!» — объяснил мне) и партиями бросал в кипящую воду. Сварившуюся рыбу доставал ложкой и складывал в миски. Я опасалась, что это и есть наш ужин, поэтому заранее морщилась — терпеть не могу вареную рыбу! — но он засыпал в котелок пряностей и выставил его перед нами. После чего испек на сковороде лепешки.
— Прошу! — предложил, выкладывая их на скатерть.
Я оторвала кусок лепешки и с сомнением глянула на котелок. Игрр с Сани хлебали из него, чуть не давясь, и я осторожно зачерпнула ложкой. Гм-м! Клейкая горячая жидкость скользнула в желудок, наполнив рот необыкновенным вкусом и ароматом. Я зачерпнула еще и скоро работала ложкой наравне со спутниками. Котелок быстро опустел.
— Кто не наелся, берите рыбу! — предложил Игрр.
Я отказалась, а Сани последовала приглашению.
Она сжевала почти всю мелочь, причмокивая и выплевывая косточки, затем, схватив котелок, сбегала к реке, где помыла его, умылась сама и принесла воды нам. Поливая на руки, она жалась к Игрру, и я заметила в ее глазах характерный блеск. Поймав мой взгляд, кварта потупилась. Все ясно: Дни.
— Проводи мужа в постель, Сани! — велела я.
Игрр глянул на меня, я подмигнула, и он, вздохнув, тяжело приподнялся. Сани обняла его за талию и отвела к палатке. Оттуда вскоре послышалась возня, и затем — полный страсти стон.
Гайя в моем животе трепыхнулась, но я успокоила ее. Отец не покинул нас, девочка! Ему нужно выполнить обещание, я это разрешила. Нам с тобой неприятно, но мы потерпим. Ведь так?
Стоны утихли, Игрр выполз из палатки и, ковыляя, пошел ко мне. Прилег рядом и положил мне голову на колени. Я стала гладить и перебирать его волосы. Он взял мою руку и коснулся ее губами. Я наклонилась и поцеловала его в губы.
— Я люблю тебя, sole! — шепнул он.
— И я тебя! — ответила я и поправилась: — Мы с Гайей тебя любим!..
Первой сарм увидела кварта. После того вечера Сани прямо лучилась от счастья. Игрра она ограждала от забот. Кончилось тем, что мужу это надоело.
Он попросился к рулю, и Сани, оставшись без дела, глазела по сторонам. Поэтому заметила мелькнувшие над обрывом наконечники.
— Красная орда! — крикнула, указав пальцем.
Мы пригляделись и различили черточки копий.
