Михаил Михеев - Крепость
На самом деле японцы поступили несколько иначе. Воспользовавшись паузой в бою, они перетащили остатки боезапаса из кормовой башни в носовую, чтобы иметь на сближении возможность хотя бы несколько минут вести максимально интенсивный огонь. Командир японского крейсера прекрасно понимал, что избиваемый снарядами и не имеющий возможности ответить, его корабль не сможет дотянуться до противника. А так – хоть какой-то шанс, именно поэтому он и приказал прекратить огонь, сберегая остатки боезапаса. Впрочем, шанс в любом случае оказался призрачен. «Рюрик» величественно развернулся и обрушил на «Токиву» град восьмидюймовых снарядов из башен левого борта и все, что оставалось в носовой башне, не обойдя своим благосклонным вниманием и легкие крейсера. Пусть их артиллерия и выглядела несерьезно, однако, если подпустить эту парочку слишком близко, появлялся реальный шанс поймать выпущенную японцами мину.
Они и впрямь отстрелялись, но издали, и выглядело это неубедительно. Из четырех выпущенных японцами мин с «Рюрика» заметили лишь одну, и прошла она настолько далеко, что какие-либо маневры для уклонения не потребовались в принципе. Дело решило одно-единственное попадание десятидюймового снаряда в «Наниву», разом превратившее носовую часть крейсера в объятый пламенем металлолом. Оба японских крейсера, до того стойко выдерживающие плотный огонь противоминной артиллерии «Рюрика», тут же решили больше не испытывать судьбу и отвернули. Если град стодвадцатимиллиметровых снарядов они еще могли вытерпеть, это для кораблей таких размеров неприятно, но не смертельно, то главный калибр русского крейсера для них был по-настоящему страшен. «Токиву» же на сближении порвали буквально в клочья, и, когда японский крейсер проходил за кормой «Рюрика», он уже горел, быстро садился носом и не управлялся. Напоследок отметилась кормовая десятидюймовая башня. Развернуть ее было невозможно, но механизмы вертикальной наводки действовали, и, как только японский крейсер, пройдя мимо «Рюрика», оказался у него в прицеле, она успела дать четыре залпа, попав как минимум пятью снарядами и вдребезги разворотив левый борт японца, и без того уже пострадавший. Сразу же вслед за этим «Токива» начал медленно заваливаться на борт и вскоре перевернулся. «Рюрик» в этом последнем эпизоде боя получил еще четыре попадания, одно из восьми– и три из шестидюймовых орудий. Результатом стала неопасная пробоина в небронированной части надстройки, попятнанная осколками труба и довольно сильный пожар, с которым боролись больше часа.
Оставив несколько шлюпок подбирать раненых, «Рюрик» немедленно развернулся к поврежденным японским крейсерам. Впрочем, на добивание и без того уже искалеченных крейсеров не потребовалось много времени. «Адзума» начал быстро тонуть еще до того, как русские корабли приблизились к нему, выбросив в небо густое облако пара. Очевидно, взорвались котлы. Еще недавно могучий корабль тонул на ровном киле, и вода шипела, соприкасаясь с раскаленными бортами. С него не спаслось ни одного человека.
«Идзумо» добили торпедами, правда, вначале пришлось расстрелять значительную часть снарядов, подавляя отчаянное сопротивление «Ивате». Тот открыл огонь, едва «Рюрик» вошел в зону поражения его орудий, и пришлось опять немного разорвать дистанцию – пускай японский корабль и был вдвое меньше русского и уже серьезно поврежден, но получить еще один восьмидюймовый гостинец никто не желал. «Ивате» оказался на удивление крепким орешком, и, несмотря на множество попаданий, продержался на плаву почти час, после чего перевернулся кверху килем. К тому времени на его палубе не осталось ничего, надстройки были разбиты в клочья, и лишь из носового каземата упорно стреляло какое-то орудие. Впрочем, стреляло оно «в сторону противника», и ни один снаряд не упал ближе кабельтова от «Рюрика». Ну а когда «Ивате» перевернулся, наступил черед и флагмана японской эскадры. После двух мин под корму он через несколько минут задрал нос и почти вертикально ушел под воду. К тому моменту легкие крейсера уже скрылись за горизонтом. Их не преследовали.
Из воды удалось извлечь больше трехсот человек, среди которых оказалось свыше сорока русских моряков с потопленного накануне крейсера. К своей чести, японцы не пытались их запирать или мешать им спасаться, и в результате все оказались подняты на палубу «Рюрика», где им спешно оказали первую помощь. Теперь еще надо думать, что с ними делать, с неудовольствием подумал Эссен, наблюдая за заполнившей палубу толпой. А то ведь они сейчас, после купания, дисциплинированные, даже тот факт, что корабль, устроивший побоище их эскадре, носит то же имя, что потопленный вчера. А может, и не поняли – вряд ли японские матросы отличаются широким знанием иностранных языков, а офицеров среди спасшихся мало, и те в основном раненые, выловленные в полубессознательном состоянии, то есть им не до любопытства. Здоровые предпочли отправиться на дно вместе со своими кораблями. Однако пока что пленные спокойные, подавленные, а потом, когда придут в себя да сообразят, что их много, и бузить начать могут, хлопот не оберешься. Высадить куда-нибудь их надо, причем срочно! От этих мыслей его отвлек разговор на баке, где небольшая группа молодых офицеров азартно обсуждала только что закончившийся бой.
– …И все же, я считаю, это бесчестье – добивать тех, кто не может защищаться, – горячился мичман, фамилию которого Эссен не помнил.
– А что вы предлагаете, молодой человек? – Главный артиллерист «Рюрика», на протяжении всего боя руководивший огнем главного калибра, замедленными движениями набил трубку и неспешно ее раскурил. – Мы ведь предлагали им сдаться, а они, соответственно, не захотели. В такой ситуации надо топить, и никак иначе.
– Но нельзя же так!
– Послушайте, что вам не нравится? – Артиллерист с высоты своего возраста и опыта подавлял оппонента спокойным цинизмом. Остальные собравшиеся с интересом внимали спорщикам, не торопясь, впрочем, присоединяться к той или другой стороне. – Если бы мы их не потопили, то они живо отремонтировали бы свои корыта, и что тогда? Начинать все сначала? Нет уж, увольте.
– И все равно…
– Молодой человек. – Артиллерист выдохнул облачко ароматного дыма, полюбовался на него и вздохнул. – Что вы предлагаете? Прежде чем критиковать, предложите что-нибудь свое, обсудим. Пока же я вижу пустое сотрясание воздуха. А раз по молодости у вас нет своих мыслей, причем грамотных, обоснованных и не ставящих под вопрос успех операции, то выполняйте распоряжения старших по званию и набирайтесь опыта.
Мичман, которого только что при всех так изящно назвали сопляком, возмущенно побагровел, но артиллерист, обернувшись, внезапно крикнул:
