Михаил Михеев - Крепость
Четвертый японский броненосный крейсер, «Токива», выглядел наименее пострадавшим. Ну да, «Рюрик» обстреливал его не более десяти минут, а это значит, всего несколько попаданий, причем отнюдь не фатальных. Эскадренную скорость держит, тонуть не собирается, пожаров не наблюдается, вернее, они были, но небольшие, и японцы ухитрились их быстро погасить. Правда, и орудия молчат – очевидно, расстреляли остатки боезапаса. Но не уходит, упорно держится в кильватере «Ивате», хотя пока что шансы оторваться от русских у него есть. Вряд ли машины повреждены, во всяком случае, никаких признаков этого не заметно, но все равно готов умереть, но не отступить. Упорный народ японцы… И храбрый. Эссен в очередной раз почувствовал уважение к противнику.
Пожалуй, грамотнее всего поступили командиры «Нанивы» и «Такачихо». Эти два старых однотипных корабля держались весь бой чуть в стороне и дисциплинированно не лезли в пекло без приказа. Все же с их не слишком мощным вооружением и практически отсутствующей защитой вступать в бой с противником, избивающим броненосные крейсера, было не только бесполезно, но и смерти подобно. Они и сейчас не лезли на рожон, вполне справедливо опасаясь получить в борт крупнокалиберный «гостинец».
«Рюрик» за время боя получил восемь попаданий, причем одно – из шестидюймового орудия, непонятно как вообще добросившего снаряд на пятьдесят кабельтовых, разделяющих в тот момент их корабли. Для столь дальней, по меркам Русско-японской войны, дистанции процент попаданий весьма приличный, для восьмидюймовых орудий порядка четырех процентов, а то и более. Можно сказать, повезло, что у японцев еще до начала боя оказался практически расстрелян боекомплект, иначе пришлось бы драться, держась еще дальше, и, соответственно, с более низким процентом собственных попаданий. Расстреляли бы весь боезапас без решительного результата, и только.
Повреждения русского крейсера, судя по докладам, оказались невелики. По сути, лишь два снаряда из восьми смогли причинить серьезный вред – один проломил броню и вывел из строя два стодвадцатимиллиметровых орудия. Пока непонятно, удастся ли их отремонтировать. Второй броню не пробил, зато смог заклинить кормовую башню главного калибра. Сейчас матросы, весело переругиваясь, с помощью обязательных для русских лома, кувалды и всем известной матери выковыривали осколки, мешающие ее повороту. Хорошо еще, случилось это в самом конце боя, по сути, это было вообще последнее попадание в «Рюрик», и артиллеристы клялись и божились, что смогут все исправить.
Бахирев, как раз открывший настежь дверь боевой рубки и жадно вдыхавший свежий морской воздух с легкой примесью дыма сгоревшей шимозы, обернулся.
– Однако я успел забыть, каково это. – Голос командира «Рюрика» все еще звучал неестественно громко.
Действительно, вид через дверной проем открывался безрадостный. Мостик крейсера превратился в месиво изорванного и перекрученного, да еще вдобавок и обгоревшего металла. Представив, что случилось бы, не укройся они под броней, Эссен непроизвольно вздрогнул. Мало им было одного Эбергарда, все равно бравировали до последнего, едва сами не отправились рыб кормить… Бахирев же тем временем вышел, продолжая принимать доклады своих офицеров. Через пару минут он уже сам отчитывался перед адмиралом:
– Серьезных повреждений нет, заклинившую башню введут в строй через час-полтора. Хуже со снарядами. В носовой башне по десять снарядов на орудие, в кормовой – по шестнадцать. Носовая восьмидюймовая – по три, кормовая – боезапас расстрелян полностью. Чем японцев добивать будем, даже не знаю, разве что минами… А отпускать их нельзя – восстановят, у них ремонтных мощностей в избытке.
– Ничего страшного, Михаил Коронатович. Просто развернемся левым бортом. Там, если вы забыли, у нас еще две башни с восьмидюймовыми орудиями. И боезапас их, что характерно, пока не тронут. Времени у нас пока хватает, развернемся.
Бахирев медленно кивнул. Похоже, в горячке боя он и впрямь упустил этот момент. Эссен еле удержался от того, чтобы недовольно поморщиться – все же недостаток опыта Бахирева в командовании такими кораблями в бою сказывался, что вело к неизбежным промашкам. Впрочем, не такие уж и большие промахи выходили, особенно с учетом только что полученной контузии, он, помнится, и сильнее в свое время ошибался. Однако додумать эту мысль Эссен не успел, услышав удивленный голос Короната:
– Николай Оттович, вы посмотрите, что он творит!
Посмотреть действительно было на что. «Токива», приняв влево и вздымая таранным форштевнем высокий бурун, начал стремительно разгоняться. Столбы дыма из высоких труб рвались вверх и, казалось, пытались достать до неба. Оба легких крейсера встали рядом, и теперь остатки японской эскадры шли строем фронта. Курс «Токивы» должен был пересечься с курсом «Рюрика», и создавалось впечатление, что японский крейсер идет на таран.
На самом деле японцы поступили несколько иначе. Воспользовавшись паузой в бою, они перетащили остатки боезапаса из кормовой башни в носовую, чтобы иметь на сближении возможность хотя бы несколько минут вести максимально интенсивный огонь. Командир японского крейсера прекрасно понимал, что избиваемый снарядами и не имеющий возможности ответить, его корабль не сможет дотянуться до противника. А так – хоть какой-то шанс, именно поэтому он и приказал прекратить огонь, сберегая остатки боезапаса. Впрочем, шанс в любом случае оказался призрачен. «Рюрик» величественно развернулся и обрушил на «Токиву» град восьмидюймовых снарядов из башен левого борта и все, что оставалось в носовой башне, не обойдя своим благосклонным вниманием и легкие крейсера. Пусть их артиллерия и выглядела несерьезно, однако, если подпустить эту парочку слишком близко, появлялся реальный шанс поймать выпущенную японцами мину.
Они и впрямь отстрелялись, но издали, и выглядело это неубедительно. Из четырех выпущенных японцами мин с «Рюрика» заметили лишь одну, и прошла она настолько далеко, что какие-либо маневры для уклонения не потребовались в принципе. Дело решило одно-единственное попадание десятидюймового снаряда в «Наниву», разом превратившее носовую часть крейсера в объятый пламенем металлолом. Оба японских крейсера, до того стойко выдерживающие плотный огонь противоминной артиллерии «Рюрика», тут же решили больше не испытывать судьбу и отвернули. Если град стодвадцатимиллиметровых снарядов они еще могли вытерпеть, это для кораблей таких размеров неприятно, но не смертельно, то главный калибр русского крейсера для них был по-настоящему страшен. «Токиву» же на сближении порвали буквально в клочья, и, когда японский крейсер проходил за кормой «Рюрика», он уже горел, быстро садился носом и не управлялся. Напоследок отметилась кормовая десятидюймовая башня. Развернуть ее было невозможно, но механизмы вертикальной наводки действовали, и, как только японский крейсер, пройдя мимо «Рюрика», оказался у него в прицеле, она успела дать четыре залпа, попав как минимум пятью снарядами и вдребезги разворотив левый борт японца, и без того уже пострадавший. Сразу же вслед за этим «Токива» начал медленно заваливаться на борт и вскоре перевернулся. «Рюрик» в этом последнем эпизоде боя получил еще четыре попадания, одно из восьми– и три из шестидюймовых орудий. Результатом стала неопасная пробоина в небронированной части надстройки, попятнанная осколками труба и довольно сильный пожар, с которым боролись больше часа.
